Придя на стенд, Татьяна поняла, что, поглощённая расследованием «дела ключей», чуть было не пропустила важный момент в жизни отдела. Вся компания, за исключением Валентины, ожесточенно делила машинное время работы на персоналке.

Татьяна с ходу вклинилась в спор и потребовала новой честной делёжки с учётом освободившегося времени, закреплённого раньше за Женей. Это было очень кстати с учётом её планов по исследованию ключей и кое-чего ещё!

Всё сложилось. Никто не хотел работать в конце дня, а Татьяне только это и надо было. Для вида поломалась, конечно, но согласилась взять время с трёх часов.

– Сегодня же короткий день, мне мало этого времени, что такое час с небольшим? Только запустишь, и уже надо завершать, – недовольно сказала она.

– Давай я служебку на вахту напишу, что ещё час после окончания рабочего дня задержишься, а в понедельник с обеда выходи, – предложил Алексей.

Татьяна как бы неохотно согласилась, но на самом деле была очень довольна. Накануне она провернула дома целую операцию по выманиванию у мужа фонарика-жужжалки, которым он очень дорожил.

Пришлось сказать ему почти что правду про обследование очень тёмных закутков на стенде на предмет оценки, нельзя ли что-нибудь полезное с работы вынести. Этот план Андрей полностью одобрил и согласился терпеливо ждать её прихода с работы, даже вызвался почистить и сварить картошку.

– А к картошке-то что будет? Может, тушёнку откроем? – спросил Андрюха с надеждой.

– Давай поэкономим её пока, достанем из кладовки банку «цыплёнка с овощами» или «завтрак туриста», – остановила его порыв хозяйственная Татьяна.

До сих пор ей удавалось кое-как готовить вполне съедобные обеды, но что будет завтра – никто не знает.

Недавно они с Ниной, проболтавшись час в ближайшем к институту универсаме, схватили целую коробку какого-то никому не известного детского питания. Эти коробки, набитые двухсотграммовыми пачками непонятно чего, продавцы неожиданно вынесли прямо в торговый зал и быстро скрылись в подсобке, чтобы не затоптали покупатели.

Добычу притащили в институт и поделили на весь отдел. Каждому досталось по четыре пачки. Это оказалась сухая протёртая рисовая каша, редкостная гадость, при варке из неё получался полупрозрачный вонючий клейстер. Есть эту субстанцию возможно было только в случае наступления настоящего голода. Оставили в кладовке про запас.

Впрочем, «цыплёнок с овощами», полученный Татьяной когда-то в качестве «нагрузки» в продуктовом наборе и произведённый то ли в Болгарии, то ли в Румынии, был ненамного лучше. Иногда радовала очень вкусная китайская тушёнка «Великая стена», но она появлялась крайне редко и только в наборах с чем-нибудь совершенно несъедобным.

Итак, всё подготовлено к расследованию. До трёх часов Татьяне на стенде особо делать было нечего, и она вернулась в отдел. К ней присоединилась Валентина, которой в последнее время вообще уж нечем было заняться.

Она числилась в отделе лаборанткой, и раньше, когда ещё была работа, занималась оформлением отчётов. Это нудноватое дело у аккуратной терпеливой Валюшки получалось очень даже хорошо.

Время для Татьяны тянулось медленно. Она навела порядок на рабочем столе, почитала еженедельник, который был куплен ещё до гибели Жени – в последний раз была Татьянина очередь покупать прессу. Стало совсем тоскливо на душе, вспомнились все их совместные походы и мероприятия. Женьки нет, ей уже никакие газеты не нужны.

Чтобы как-то отвлечься от этих мыслей, поболтала немного с Валентиной.

Сначала обсудили поведение её наглого рыжего кота. Котяра после изгнания сожителя в буквальном смысле занял его опустевшее место – место главного в доме, которое как бы даётся ему по праву его принадлежности к мужскому полу. Это при том, что Барс кастрирован, мышей ловить не умеет, ласками Валентину не балует. Зато хулиганит с фантазией: то на диване нагадит, то всю одежду из шкафа на пол выкинет, то занавеску оборвёт.

По поводу занавески Татьяна припомнила случай с её кошкой в период, когда та была ещё подростком месяцев шести.

– Наша Муська обожала лазать по занавескам, забиралась до самого карниза и следила оттуда за всеми. Затаится, глазёнки блестят, хвостом бьёт, думает, как она ловко от всех спряталась. Дырки от когтей на всех занавесках были, отучить никак не могли, – рассказывала Татьяна.

Но котёночек рос, тяжелел, и наступил час расплаты за хулиганство.

– Однажды прихожу с работы, смотрю – по комнате ползает огромная куча из скомканной занавески и жалобно пищит. Муська полезла, как обычно, по занавеске, а та под её тяжестью сорвалась и накрыла преступницу. Уж не знаю, сколько времени она провела в плену, могла ведь и задохнуться. Но зато с этого момента она на занавески даже не смотрела, а не то что на них залезать.

Потом Валентина начала вспоминать, как она из прекрасной солнечной Москвы попала в «ваш гнилой Ленинград» и оказалась в жуткой коммуналке. Этот рассказ она повторяла периодически, разным составам слушателей, поэтому всем в отделе эти трагические события Валюшкиной жизни были хорошо знакомы.

Чаще всего приступ воспоминаний вызывался какой-нибудь уж совершенно отвратительной ленинградской погодой (типа: ледяной дождь, плюс снег, плюс ветер, плюс наводнение, плюс дома ещё нет отопления, плюс темнота даже в два часа дня при температуре воздуха около нуля).

Иногда поводом служили какие-нибудь проступки мужчин, дающие повод сказать: «все мужики сволочи!»

Но выслушивали её всегда с большим сочувствием. Миниатюрную пухленькую блондинку Валюшку все любили, да и хроническим нытиком она отнюдь не была, так что иногда вполне можно было потерпеть и дать человеку выговориться.

На этот раз пришла очередь Татьяны выслушать историю появления Валентины в их отделе. Поводом послужило обсуждение безобразного поведения Василия, лишний раз подтвердившее аксиому: «все мужики – сволочи!»

Так вот, из рассказов Вали следовало, что однажды, лет пятнадцать назад, в недобрый день, какой-то чёрт понёс их с подружкой на танцы в военное училище. Дело было ещё в Москве, где она жила с матерью и училась в техникуме.

На этом вечере их быстро подхватили два выпускника, мгновенно окрутили молоденьких симпатичных дурочек, и, не успела Валентина оглянуться, как в качестве жены военного очутилась в закрытом городке где-то на севере Ленинградской области.

Потом родился ребёнок, потом муж уволился из армии и они приехали жить в Ленинград к свекрови, у которой было там целых три комнаты в коммуналке. Муж Валентину вроде как очень любил («представляешь, ногти на ногах стриг и пальчики целовал»), всё было хорошо, сын рос. На работу она всё никак не могла устроиться, вроде и ни к чему было: муж работал в какой-то закрытой конторе посменно, зарабатывал неплохо.

Как вдруг грянул гром, причём настолько неожиданно, что Валя сам этот драматический момент до сих пор помнит как в тумане. Просто однажды, когда она, как обычно, крутила мужу бутерброды перед его уходом на ночную смену, он вдруг сказал:

– Больше я домой не вернусь, подам на развод завтра. Жилплощадь разменяем.

И ушёл.

Бутерброды, которые жена сделала, с собой прихватил.

Валентина ничего не поняла. Сын смотрел большими глазами, свекровь разговаривать не стала, заперлась в своей комнате.

– И ведь представляешь, сделал как сказал, – вспоминала Валентина, – на следующий день подал заявление на развод, причина – «невозможность совместного проживания».

С этого момента ни разу, представляешь— ни разу! – не пришёл домой, не объяснил ничего ни мне, ни сыну. Как будто нет нас на свете для него. Свекровь с этой минуты со мной разговаривать перестала, ребёнку еле «здравствуй» сквозь зубы цедила.

– Потом суд прошёл, я не возражала развестись, – помолчав и ещё раз пережив этот ужасный момент, продолжала Валя, – присудили бывшему мужу платить на ребёнка алименты, а три смежные комнаты разменяли на две в коммуналках. Мы с сыном в 14 метрах оказались, свекровь с бывшим мужем попросторнее устроились.