Впрочем, самым ошеломляющим чувством, поразившим Хеннесси, стало не разочарование, а захлестнувшая ее с новой силой волна скорби. Она скучала по Джордан и ее неиссякаемому оптимизму. В последние месяцы их совместной жизни Хеннесси думала лишь о том, как выжить и повеселиться в процессе. Джордан же прогуливалась по галереям, мысленно представляя свои работы на их стенах.

– Мой хорек. Он для моего хорька, – сказала Хеннесси. – Я чертовски привязана к этому созданию. Ты когда-нибудь смотрела на свои носки с мыслью: вот бы они любили меня в ответ? Так что для меня это не просто хорек, она…

– Неважно, – перебила ее Джо. – Давай продолжим.

Не успела дискуссия перейти в более продуктивное русло, как внимание Хеннесси привлекла знакомая фигура, застывшая в потоке незнакомцев, шагающих по тротуару за окном. Девушка тоже заметила Хеннесси и не сводила с нее глаз.

Это была Джордан. Настоящая Джордан.

– У вашего предложения есть срок? – спросила Хеннесси.

Джо Фишер скривила лицо, словно ей в глаз и в нос одновременно попала соринка. Она тяжко вздохнула.

– Две минуты.

– Ха-ха, – ответила Хеннесси. – Но, если серьезно, сколько у меня времени?

– Я не собираюсь сотрясать воздух, пытаясь тебя уговорить. Если решишься сделать шаг, приходи на Волшебный базар на следующей неделе в Нью-Йорке. К тому времени выбор будет невелик, поскольку магниты разлетаются как горячие пирожки. Я не собираюсь повторять наше предложение, но думаю, что ты ведешь себя глупо и недели вполне достаточно, чтобы ты это осознала.

Джордан провела ребром ладони поперек своего горла, без слов говоря Хеннесси: «Завязывай!»

– Придержи эту мысль, – сказала Хеннесси. – Мне нужно пообщаться с моей половиной.

Джордан вспомнила, как Хеннесси впервые сбежала из дома.

В то время они жили в уютном пригороде Пенсильвании, в двухэтажном доме, принадлежавшем отцу Хеннесси. Незадолго до этого Билл Дауэр завершил гоночную карьеру и теперь преподавал спортивное вождение в Поконо, в часе езды от их жилища. Скромная жизнь, маленький дом и тихий пригород, в котором без труда укрылись четыре одинаковые девочки: Хеннесси, Джордан, Джун и Мэддокс.

Тюрьма, созданная Хеннесси.

После смерти Джей Билл Дауэр еще какое-то время жил в Лондоне… точнее, он позволил Хеннесси еще какое-то время пожить в их лондонском доме. Как и до смерти жены, он садился в машину и исчезал, отсутствуя большую часть года. Домработницы, на попечение которых он оставлял Хеннесси, сбегали, как только за его спиной захлопывалась дверь. Конец этому настал, когда количество арестов Хеннесси достигло пугающей цифры. Осознав, что город, где родилась его покойная супруга, не сулит ничего, кроме бесконечных проблем, Билл Дауэр прихватил проблемную дочь и перебрался в дом своего детства в Пенсильвании. Что стало настоящим испытанием для Хеннесси и ее девочек, поскольку план включал в себя разные гостиничные номера и паспорт, несколько раз отправленный по почте через Атлантику. Причем сама Хеннесси отправилась первой, а Джордан – последней. Ведь Хеннесси могла на нее положиться – для того чтобы их секрет и дальше оставался секретом, всегда требовалась масса бумажной волокиты.

Пенсильвания! Джордан и Джун были не настолько похожи на Хеннесси, как Мэддокс, но в одном девочки оказались единодушны: они ненавидели Пенсильванию.

И поэтому использовали ситуацию по максимуму. Прогуливали занятия в школе. Катались на машинах Билла Дауэра. Сбегали на несколько часов в клуб, где танцевали по двое, а иногда и втроем, но только если третьей была Джун. Поскольку она выпрямляла волосы, отчего в полумраке клуба превращалась в совершенно другого человека. Они творили. В частности, Джордан и Хеннесси. Созданные ими работы приносили деньги, а их общее имя обрело вес в определенных кругах.

Хеннесси продолжала грезить. Она приснила Альбу, некоторое время спустя разбившуюся на машине. Приснила Фарру, просуществовавшую ненамного дольше своей предшественницы.

– Отличный способ отвертеться от работы над наброском Лейтона, – прокомментировала Хеннесси самоубийство Фарры. Она намеренно вела себя грубо, поскольку Джун, снедаемая чувством вины, не переставала плакать. Ведь именно она первой познакомилась с женатым мужчиной, впоследствии разбившим сердце Фарре.

– Ты сволочь, – заявила Джун Хеннесси, без стеснения используя слово на букву «с». – Пойди, присни себе гребаное сердце.

– Да, крошка, – начала Джордан. – Прояви немного…

– Давай, закончи предложение, – парировала Хеннесси. – Кстати, а где же твои слезы, Джордан? Ни одной не заметила. Сперва смылась Альба. Теперь мы должны носить траур по Фарре? Собираешься делать это каждый раз, когда кто-то умирает? Тогда запасайся черным. А вообще, я бы предпочла, чтобы вы все уже на хрен сдохли. Скорее бы вы все умерли, чтобы мне не приходилось постоянно пялиться на свое гребаное лицо. Как же меня бесит, что природа-матушка позволила всем вам выбраться из моей головы.

Джун уставилась на нее. Наконец, придя в себя, девушка произнесла:

– Ты нас не достойна.

Джордан промолчала, не согласившись с ее словами, но и не возразив. На этом все и закончилось.

В ту ночь Хеннесси сбежала.

Она не отвечала на звонки и не перезванивала. Однако никто из девочек не заснул, поэтому они были уверены, что Хеннесси жива. Джун и Мэдокс опасались, что она уже никогда не вернется, но Джордан знала ее гораздо лучше. Угнав машину, она отправилась в ночной рейд по всем местам, где они любили тусоваться с Хеннесси. Железнодорожный вагон, когда-то переоборудованный в дом на колесах, а затем окончательно пришедший в негодность. Железный мост, на который они любили взбираться просто потому, что он не был предназначен для того, чтобы на него кто-то взбирался. Узкий проулок между зданием средней школы и спортзалом; обладая достаточной сноровкой, можно было упереться ногами в одну стену, спиной в другую, и забраться на самый верх, чтобы курить прямо над головами учителей, не понимающих, откуда пахнет сигаретным дымом.

В конце концов, она обнаружила Хеннесси под мостом, где они периодически занимались настенной живописью и вели беспорядочную войну с граффитчиками. На этот раз мерзавцы с баллончиками закрасили почти половину скрупулезно воссозданной Хеннесси «Тайной Вечери» (каждое лицо на картине художница заменила своим). Однако вместо того, чтобы в очередной раз восстановить изображение, девушка выводила на стене обстоятельный ответ.

– Желтый или синий? – как ни в чем не бывало спросила Хеннесси.

Джордан неторопливой походкой подошла ближе.

– Синий, – как ни в чем не бывало ответила она.

Позже девочки спросят Джордан, как она смогла ее найти. Правда лежала на поверхности: Хеннесси хотела, чтобы ее нашли.

Джордан провела с Хеннесси больше времени, чем остальные девочки, просто потому, что появилась на свет задолго до них, и поэтому наблюдала подобное поведение не впервые. Хеннесси сбежала, потому что завидовала. Она завидовала Фарре, что та умерла. Завидовала, что Джун оплакивала ее смерть. Завидовала, что Джордан попыталась за нее вступиться. Так что Хеннесси наговорила гадостей и сбежала. Не слишком далеко, но достаточно, чтобы снова выйти победителем в этой игре. Цель заключалась в том, чтобы как можно дольше удерживать внимание Джордан.

Вскоре после инцидента девочки покинули их, все вместе. Джордан не сомневалась, что этим все и закончится. Все Хеннесси были связаны друг с другом незримыми нитями. Сны не могли покинуть сновидицу, ведь чтобы не заснуть, они должны быть уверены, что она в порядке. Сновидица тоже не могла расстаться со своими грезами, поскольку, не видя их перед собой, как ей быть уверенной, что она еще жива?

Итак, они встретились снова.

С тех пор как Джордан поселилась в Бостоне, они виделись всего лишь раз, и его хватило, чтобы Хеннесси вновь наговорила гадостей и сбежала. Как обычно. На самом деле она не имела в виду ничего из сказанного. Просто ей нужно было уйти, чтобы потом снова вернуться. Чем сильнее оттянешь резинку, тем быстрее она вернется обратно.