— Ты не понимаешь, кто он такой, иначе ты бы так не говорила.

— Это ему неизвестно, кто я такая. — Ответила она. На лице Пьеретты проступили все те столетия, в течение которых она была самым жутким ассасином в мире. Она и другие члены Арлекина были настолько пугающими, что даже упоминать одно название их организации было опасно для жизни маленьких непослушных вампирчиков. Теперь Арлекин был в составе наших телохранителей, и если они и шпионили, то делали это для Жан-Клода или Мики. Как низко пали сильные и все такое, но обнаженное высокомерие в глазах Пьеретты доказало, что по крайней мере ее эго никуда не падало.

— Я не утверждаю, что ты не способна внушать страх, Петра, но ты не понимаешь, кто он есть, в противном случае ты бы не предлагала себя так спокойно в качестве наживки.

— Я прекрасно осознаю, что он из себя представляет, и тот факт, что мы позволяем ему жить, хотя он — настолько серьезная угроза для тебя, непростителен.

— Я сама буду решать, что простительно, а что — нет. — Возразила я.

— Это твое право королевы, но любого, кто угрожал нашей прежней королеве подобным образом, не потерпели бы.

— Ну, теперь-то королева у вас я, и я не одобряю такого отношения к Олафу. Господи, он — мой коллега-маршал. Нельзя просто взять и убить его.

— Ему не будет причинен вред до тех самых пор, пока он не попытается похитить меня или изнасиловать.

— Но если вы вынудите его это сделать, используя приманку, это будет подстава.

— Я не причиню ему зла, пока он не причинит его первым — только в таком случае я стану защищаться. У меня есть право защищать свою жизнь.

— Конечно, оно у тебя есть.

— Если он сдержит себя и проигнорирует приманку, его не поймают и не убьют. — Пьеретта все еще была чертовски спокойной.

Мне хотелось схватить ее за плечи и трясти до тех пор, пока она не покажет на своем лице тот страх, который позволила увидеть Олафу. Это была игра? Она притворяется лучше Эдуарда? Если да, то я не могу верить ни единому ее слову или действию. Блядь, она вообще понимает, что это заставило меня в ней усомниться?

— Она понимает. — Заметил Никки.

— Ты прочел мои мысли. — Сказала я.

Он кивнул.

— Эйнжел и Пьеретта обе понимают, насколько опасен Олаф, и что весь этот план может разрушить их отношения с тобой.

— Мы все решили, что это того стоит. — Произнес Итан.

Я посмотрела в его мягкие серые глаза.

— Это неправильно.

— Почему, моя королева? — Спросила Пьеретта.

— Да, почему? — Поинтересовалась Эйнжел.

Я задумалась над тем, как выразить свои мысли, и, наконец, ответила:

— Это кажется мне… бесчестным. Если я должна буду убить Олафа, то я хочу, чтобы он знал, что я за ним иду, и почему я это делаю.

— Если он похитит одну из твоих девушек, он будет знать, почему мы его убиваем. — Заметил Никки. В этом, конечно, был смысл, но это все еще казалось мне неправильным.

— У меня нет времени спорить на эту тему. Сейчас мы все пойдем в офис шерифа, и вы мне докажете, что хоть какую-то пользу способны принести в рамках этого дела, иначе, клянусь богом, я отправлю вас домой.

— Как пожелаешь, моя королева. — Сказала Пьеретта.

Она даже немного поклонилась, чуть-чуть склонив голову. Только так я разрешала ей кланяться мне на публике. В приватной обстановке она опускала лицо к полу так, будто падала ниц перед какой-то святыней. Это чертовски напрягает, когда люди падают перед тобой на колени. Я никогда не знала, как на такое реагировать. Велеть прекратить и встать на ноги, или просто поднять их силой? Проигнорировать? Помочь встать? Не знаю и знать не хочу. Мне просто надо, чтобы они избавились от этой идиотской привычки.

— Не кланяйся мне там, где тебя могут спалить копы.

— Как пожелаешь, моя королева.

— И хватит звать меня по титулу. Единственный мой титул здесь и сейчас — это «маршал».

— Конечно… маршал.

— Мы с тобой делим постель. Думаю, ты можешь звать меня Анитой.

— Благодарю тебя, моя королева.

Я начала поправлять ее, но забила и просто направилась к офису шерифа. Надо закрыть дело и спасти жизнь. Ни Олафу, ни моим телохранителям, ни любовникам, ни друзьям с привилегиями я не позволю мешать мне в этом. Если они продолжат ставить палки мне в колеса, я просто отправлю их домой — даже двух барышень, готовых подставить себя под нож Олафу. Я прекрасно с ним справлялась напару с Эдуардом. Я смогу разобраться с ним еще раз, если потребуется. Какая-то очень маленькая часть меня была не слишком в этом уверена, но большая часть знала: когда-нибудь мне придется убить Олафа, либо он убьет меня. Так почему меня так парило, что мы собирались подставить его, используя его же собственные предпочтения? Я понятия не имела, и не хотела в этом разбираться. Потом. Подумаю об этом потом. Сперва дело, а моральные дилеммы потом. Впрочем, погодите… это дело и было моральной дилеммой. Мать его.

Мы все были в офисе Дюка и наслаждались его чудесным кофе, но он никому из моих ребят не позволил подойти к клеткам. Они были совсем рядом — за дверью, но с таким же успехом могли быть сейчас на другой стороне Луны. У нас остались считанные часы до того, как придется казнить Бобби, а мы тут занимались какими-то дипломатическими игрищами. Я была уверена, что у нас с Ледуком уже произошел один из тех моментов единения между парнями, когда отношения налаживаются. К тому же, он простил мне публичное проявление чувств. Но он все еще игнорировал тот факт, что мы привезли в этот город членов Коалиции за Лучшее Понимание Между Людьми и Териантропами. Формально их пригласил Ньюман, так что он мог показать им клетки, но ему ведь здесь жить после того, как мы закроем дело, а он явно искал одобрения Ледука — как отщепенец, который хочет, чтобы папочка любил его больше. Впрочем, может, я просто исчерпала запасы своего терпения, и потому стала ворчливой. Поскольку все, что я говорила, только бесило Ледука, я нашла себе место у стены рядом с дверью, чтобы наблюдать за периметром и всеми, кто был в комнате. Эдуард все еще играл в дипломата, изображая Теда, и пытался помочь Ньюману, Итану и Эйнжел убедить шерифа отнестись к нам снисходительнее. Остальные были не слишком хороши в дипломатии, так что мы просто не мешали работать тем, кто в нее умел.

Олаф занял кресло за маленьким столом, потому что Ледук расхаживал перед своим, активно жестикулируя в перерывах между нашими предложениями. Шериф вел себя как хозяин и разгневанный коп одновременно. Итан держался предельно вежливо, Эйнжел тоже вела себя прилично, но она к тому же была красивой женщиной и знала, как себя подать. Им обоим удалось вытащить из Ледука ту его часть, которая хотела играть в домохозяйку Сюзи (образ типичной домовитой хозяйки — прим. переводчика).

Миллиган и Кастер нашли себе место у стены рядом с Олафом. Он упорно игнорировал их присутствие, пока они ненавязчиво следили за каждым его движением. Это был альфасамцовый вариант поведения женщины, которая явилась на вечеринку при полном параде, и хочет блистать ярче всех, но делает вид, что в этом нет ничего такого. Светлые волосы Миллигана были подстрижены так коротко, что он был почти таким же лысым, как и Олаф. Каштановые волосы Кастера, наконец, доросли до той длины, которую можно было собрать в короткий хвост. Трое других бывших «котиков», которые пережили нападение террориста-ликантропа по какому-то засекреченному делу, постоянно гнобили его за то, что он отращивал волосы. Милли был выше шести футов (больше 182 см. — прим. переводчика). Кастер был чуть пониже, но шире в бедрах и плечах. Почему Кастера прозвали Пудом? Это было сокращение от «Пудинга» — игра слов, потому что «Кастер» звучит как «заварной крем» (custard — прим. переводчика). Говорят, клички, которые появились во время армейской службы, приклеиваются намертво и остаются с тобой на всю жизнь. Милли был сложен довольно изящно. Все ребята в их отряде были сложены одинаково, с поправкой на этнические особенности. Эти двое обычно вибрировали ощущением я-самый-большой-пес-в-этой-комнате, как и большинство парней из спецподразделений, но сейчас это было не так. Если бы Олаф захотел встать, он бы возвысился над всеми и каждым в этой комнате. Тот факт, что он этого не делал, был для них оскорбителен. Ему нечего было доказывать мальчикам, ведь он и так знал, что он круче и лучше любого из них. Впрочем, всем «котикам» пришлось поработать над своим эго, когда они присоединились к нашей охране, потому что у нас в конуре всегда хватало больших песиков.