Я поднялась на вторую ступеньку, чтобы получше рассмотреть отпечатки. Приседать я не стала, потому что мне совершенно не хотелось случайно вляпаться коленями в кровь. В сумке со снаряжением у меня был комбинезон, но я держала его для по-настоящему «мокрых» мест преступлений — когда речь идет о зомби или о заколотых вампирах. После моих убийств почти всегда было грязнее, чем после чужих. Поскольку на мне были перчатки, я спокойно уперлась пальцами для равновесия и присмотрелась к отпечаткам ног на бордовом ковре. Металлические перекладины удерживали его на месте у основания каждой ступеньки. Они не крепились там намертво, так что ковер можно было без проблем снять для чистки или поменять, не отдирая его от дерева. Я взяла себе этот фокус на заметку — на случай, если мы когда-нибудь будем менять ковер на лестнице у меня дома в Сент-Луисе.

Запах крови я почувствовала еще до того, как увидела следы. На ступеньке был отпечаток босой ноги — или по крайней мере ноги в такой обуви, которую трудно определить на первый взгляд. Я достала маленький фонарик, который лежал в одном из многочисленных карманов на моих штанах, и посветила на отпечаток. Свет у фонарика был такой яркий, словно я выискивала в ночи сбежавшего преступника. В полумраке лестницы фонарик явно очертил кровавый след на темном ковре — это был четкий отпечаток ноги, и ступеньки здесь были достаточно широкие, чтобы подниматься по ним таким образом.

— Странно. — Протянула я.

— Что странно? — Поинтересовался Ньюман.

— Давай я осмотрю другие следы и отвечу.

Я спустилась по ступенькам и прошлась по коридору, пока не обнаружила то место, где начинались отпечатки. Ньюман терпеливо ждал меня у лестницы. Мне не нужно было высматривать дорожку следов, чтобы понять, что я подошла к комнате, в которой произошло убийство, потому что в ноздри ударил запах крови и мяса — такой густой, почти говяжий запах, который появляется только в том случае, если на месте преступления истек кровью взрослый человек. В защиту вампиров могу сказать, что их убийства обычно чище — меньше крови и запаха тоже. Я вдруг поняла, что чувствую только запах крови и мяса — никакого сортирного душка, который обычно присутствует, если нападение было совершено верживотным. Это не значит, что тело Рэя Маршана не опорожнилось само собой, как это обычно и бывает, но либо кишки не были пробиты, либо тут воняло бы куда сильнее. Если Бобби настолько утратил над собой контроль, что убил человека, который растил его и был для него как отец, здесь должно быть по-настоящему грязно. Если живот не был разорван и никакие части тела не были съедены, что подтверждали снимки с места преступления, то это нападение было сознательным. И Бобби запомнил бы его.

Я вернулась обратно к Ньюману, освещая себе дорогу фонариком, чтобы не наступить в кровь.

— Отпечатки какие-то странные. Я могу допустить, что леопард, измазанный в крови, поднялся по лестнице, но он бы вспомнил то, что случилось, как только вернулся бы в человеческую форму.

Ньюман осторожно спустился по лестнице в своих бахилах, стараясь не наступать в кровавые следы, как будто хоть кого-то волновала сохранность этих улик, когда преступник должен был быть казнен в течение двух дней.

— Бобби все еще отключается, когда перекидывается обратно. Он должен был отрубиться рядом с телом, а не в своей постели.

— Ага. А ты уверен, что он всегда отключается?

— Ты гадаешь, отключился ли он в этот раз?

— Нет, но я хочу быть уверена. Мне нравится Бобби, но это не значит, что он не способен сделать что-то ужасное.

— Справедливо. Я опрашивал персонал, работающий в доме. На постоянном проживании здесь трое — они видели, как он перекинулся у ограды в саду. Для него это почти как кома, в которой он валяется четыре часа.

— Стал бы персонал врать, чтобы прикрыть Бобби?

— Садовник и его жена, мистер и миссис Шеве, работали на Рэя Маршана еще с тех пор, как Бобби пешком под стол ходил. Они не верят, что он способен на такое, потому что сами выпускали его из дома, когда он перекидывался в животную форму. Они говорили о нем, как о большой домашней кошке. До этого случая они вообще его не боялись.

— Они присутствовали здесь в первые полнолуния Бобби? Или он куда-то уезжал, чтобы научиться себя контролировать? — Спросила я.

— Он уехал и какое-то время провел в стае верлеопадов, которые его всему научили. Так мне сам Бобби рассказывал, да и другие тоже.

— Не в стае, а в парде. Группа верлеопардов называется «пард». Стая — это у вервольфов. — Автоматически поправила я.

— Я запомню.

— Значит, никто из персонала ни разу не видел, чтобы Бобби терял над собой контроль. — Резюмировала я.

— Очевидно, что так.

— Кто-то другой рассказывал, как он бродит по дому в животной форме?

— Об этом все рассказывали. Знаешь, как кошки таскают в дом убитых мышей или птиц?

— Ага.

— Как-то Бобби притащил домой тушу оленя и оставил ее на дереве под окнами своей комнаты. Во всем остальном он был совсем как обычная домашняя кошка, которая периодически гуляет на улице.

— У него была только кошачья форма? Бипедальной не было? — Уточнила я.

Бипедальная форма — это новый политкорректный термин для обозначения человека-волка или человека-леопарда. В нем нет сексизма и звучит он гендерно-нейтрально (в оригинале wolfman и leopardman, где man переводится как «мужчина»; бипедальность — термин из биологии, который обозначает передвижение на двух ногах — прим. переводчика).

— Только кошачья. Он вообще был размером с самого настоящего леопарда.

Я вылупилась на Ньюмана.

— Верживотные всегда крупнее обычных.

— Когда мы переместимся в комнату, где произошло убийство, я покажу тебе фотографии Бобби в животной форме. Он там со своим дядей и двоюродной сестрой. Если он и крупнее обычного леопарда, то ненамного.

— Я понятия не имела, что существуют верживотные такого же размера, как и их дикие сородичи.

— Ну, Бобби подцепил эту штуку в Африке — от кого-то, кто там всю жизнь прожил. Это может быть какой-то другой подвид верлеопарда?

Я задумалась на секунду и пожала плечами.

— Черт его знает. Я даже за пределами страны ни разу не была, не считая поездки в Ирландию, а там я ликантропов в животной форме не видела. Если подумать, то наши верлеопарды в Сент-Луисе происходят из Индии, а не из Африки. Я не думала, что это как-то влияет на размер зверя, но я могу ошибаться. Спрошу у своих, когда вернусь домой, оказывает ли влияние на размер штамм ликантропа, если он родом из другой зоны обитания.

— Если выяснишь, расскажешь потом. Мне интересно.

— Ага, мне тоже. — Ответила я и высветила фонариком кровавые следы. — Отпечатки у подножья лестницы выглядят адекватно, как и самые первые, но те, что там. — Я посветила на пятую ступеньку. — Они странные.

— Ты о том, что это след целой стопы?

— Ага.

— Я тоже обратил на это внимание.

— Во время подъема ты не будешь ставить ногу на ступеньку целиком, чтобы получился такой ровный отпечаток.

— Это верно. — Согласился Ньюман.

Я посветила фонариком выше — туда, где кончались ступеньки.

— А вон там следы выглядят так, будто кто-то делал упор на переднюю часть стопы. Обычно так поднимаются по лестнице.

— Это первое, что меня смутило. — Заметил он.

— Многие маршалы старой школы начинали как охотники за вампирами, и на улики они вообще не обращают внимания. Убил ликантропа и дело с концом.

— Ну, в таком случае хорошо, что я — маршал новой школы.

— Ага, хорошо.

Сама я была из маршалов старой школы. Если бы я получила этот ордер, стала бы я бродить по лестнице, изучая следы? Или просто выполнила бы предписание и вернулась домой? На отпечатки ног я могла бы и не обратить внимание, но следы крови на теле Бобби точно бросились бы мне в глаза. Стал бы Эдуард изучать улики? Я знала, что Олаф в качестве маршала Отто Джеффриса давно бы казнил Бобби и просто уехал бы домой.