Смешок, сорвавшийся с губ Никки, больше напоминал рык, нежели веселую ухмылку.

— Я уже чувствовал этого льва раньше.

— Кто это? — Спросил Олаф. Его голос стал ниже от того, что поднялся его зверь.

— Следуй за запахом. Поймешь.

Олаф вновь вскинул голову, но на этот раз немного приоткрыл губы, как будто мог зачерпнуть запах ртом, как это делают при флемене (движение, при котором некоторые млекопитающие оттопыривают губы для того, чтобы уловить запах — прим. переводчика) настоящие львы: самцы таким образом выискивают самок во время течки. В человеческой форме у Олафа не было необходимого для этого органа — ни за губами, обрамленными усами и бородкой, ни внутри головы. Человеческий мозг не очень-то приспособлен для того, чтобы распознавать запахи. Даже если мы их чувствуем, то не всегда можем понять, что именно мы унюхали. Чертовски многим мы пожертвовали для прокачки мозга в угоду зрению и абстрактному мышлению.

Олаф двинулся вглубь комнаты, все еще принюхиваясь в абсолютно нечеловеческой манере. Я начала отступать к клеткам. Мне нужно, чтобы Ледук вернул Бобби в камеру, тогда остальные из нас смогут уединиться и обсудить проблемы моей львицы. Как только я попыталась отступить, крупный самец внутри меня издал кашляющий рык, который прокатился по мне так, что я пошатнулась. Я попыталась ухватиться за что-нибудь и вцепилась в чужую руку. Энергия скользнула по моей ладони, успокаивая мою львицу. Я знала, чья рука меня успокаивает, еще до того, как увидела Эйнжел.

Они притянула меня к себе, придержав свободной рукой за щеку, чтобы мы смотрели друг другу в глаза. Для остальных это могло выглядеть как прелюдия к поцелую, но таким образом Эйнжел успокаивала моих внутренних зверей. Первым исчез лев, потому что он был не слишком реален. А вот моя львица зарычала в ответ на успокаивающую энергию Эйнжел. Она не хотела, чтобы ее успокаивали. Она хотела воплотить того зверя, которого создала внутри меня, и буквально в шаге от нас как раз стояли два претендента на эту роль. Однако Никки был вне игры, потому что он был моей Невестой. Это компрометировало его в метафизическом плане и означало, что ему никогда не стать львом моего зова в том смысле, в каком был леопардом моего зова Натэниэл, так что в этом помещении оставался всего один лев, который был интересен моей львице.

Эйнжел прижалась своим лбом к моему, потому что контакт кожи с кожей всегда усиливал метафизические способности. Моя львица рыкнула и прыгнула вперед, выпустив когти. Я вздрогнула в руках Эйнжел. Она обняла меня крепче, пока я сопротивлялась ощущению фантомных когтей, которые пытались разорвать меня изнутри. По-настоящему серьезных травм мои внутренние звери ни разу не причиняли, но были те секунды и даже минуты, когда мое тело еще не успевало понять, что его на самом деле никто не ранит.

— Маршал, вы там в порядке? — Поинтересовался Ледук со стороны клеток.

Мне пришлось вдохнуть через боль, чтобы ответить ему:

— Ага, просто… в порядке я.

Брукс двинулась вперед, чтобы отвлечь Ледука. Она достаточно времени проводила среди оборотней, чтобы распознать проблему, когда видела ее. Она начала спорить с шерифом о том, что Бобби должен выйти на свободу сейчас же, под ее ответственность, что было смешно и не имело под собой никаких законных оснований, но она все равно возобновила свою ссору с Ледуком. Это дало мне немного времени на то, чтобы выпрямиться и притвориться, что ничего не произошло.

Эйнжел заговорила, прижав губы к моему лицу, так что ее шепот не услышал бы ни один человек, как, вероятно, и Бобби.

— Нам надо вывести тебя отсюда.

Пьеретта подошла к нам так, будто у нас тут были групповые обнимашки, и тоже шепнула:

— Нам нужно уединение, чтобы обсудить кое-что с большим верльвом.

Я затупила на секунду, а потом поняла, что она говорит об Олафе, а не о Никки. Вслух я сказала:

— Надо оставить хотя бы одного из вас с Бобби.

— Дело закрыто. — Произнес Ледук. — Как только утрясутся вопросы с законностью, Бобби вернется домой. Нам больше не надо, чтобы с ним нянчилась Коалиция, не так ли, Бобби?

— Сомнения заставили меня потерять контроль над своим зверем. — Сказал Бобби. — Больше я в себе не сомневаюсь. Я знаю, что не убивал своего дядю.

— Если бы ты не был териантропом, то мог бы уйти прямо сейчас. — Заметила миз Брукс.

Я кивнула и вошла в помещение с клетками так, словно моя львица не ворочалась внутри меня. Тупая боль от этого была довольно скучной. И болью-то не назовешь.

— Я сожалею, миз Брукс, но Бобби придется остаться на ночь в камере. Надеюсь, завтра он будет дома и все наладится.

— Вам известно, что он невиновен. Зачем ему проводить еще одну ночь в тюрьме? — Спросила она.

— Затем, что он оборотень, которого обвинили в убийстве. Я могу отказаться убивать его даже в том случае, если в ордере указано его имя, но пока он не обелит свою репутацию в глазах общественности, ему, вероятно, будет безопаснее находиться за решеткой.

— Вы хотите сказать, что люди, которые знают меня всю жизнь, могут попытаться навредить мне? — Спросил Бобби, стоя у открытой двери своей клетки.

— Я только хочу сказать, что не стоит испытывать судьбу. Останься тут на ночь и, может, частично на завтра, а мы тем временем разберемся, что делать дальше.

— И меня никто не казнит? — Уточнил он.

— Тебе не стоит переживать о том, что кто-то из нас придет за тобой в этом смысле. Мы здесь не для того, чтобы убивать тебя.

— Мы сделаем все возможное, чтобы тебя выпустили как можно раньше. — Заверила его миз Брукс.

— Вам известно, что у него нет права на адвоката, потому что он сверхъестественный. — Сказал Ледук.

— И, тем не менее, я здесь. — Парировала она.

— Вы здесь, но прав у вас нет, потому что у Бобби их тоже нет. — Возразил Ледук.

— И это чудовищно. — Заметила миз Брукс.

Ледук пожал плечами и развел руками.

— Вы слышали маршала. Он должен сидеть под замком ради своей же безопасности, как и ради безопасности окружающих. — Шериф загнал Бобби обратно в клетку и закрыл за ним дверь с характерным щелчком.

Пальцы Бобби сжали прутья решетки.

— Обещаете, что завтра я выйду отсюда?

Я не очень поняла, к кому именно он обращался, но все же ответила:

— Да, завтра ты отсюда выйдешь.

— Анита, ты не можешь обещать ему этого. Разборки могут занять несколько дней. — Возразил Тед-Эдуард со стороны двери.

— Я буду бороться за то, чтобы тебя выпустили. — Заявила миз Брукс.

— Я тоже останусь здесь, пока ты не выйдешь из тюрьмы. — Сказала я.

Бобби послал мне теплую улыбку.

— Спасибо. Я очень это ценю.

— Она должна оставаться поблизости до тех пор, пока не казнит тебя, либо пока ордер не будет аннулирован. — Заметил Олаф. Он вернулся к нам и теперь заглядывал в комнату с клетками через дверь.

Лицо Бобби исказилось — счастливая улыбка уступила место смятению и страху. Я коснулась его рук, которые все еще держались за прутья решетки. Он снова мне улыбнулся, но глаза у него были испуганные. Я сжала его руки, а он развернул ладони так, чтобы сжать мои в ответ.

— Все будет хорошо, Бобби. — Сказала я. — Мы все работаем над тем, чтобы ты вышел на свободу.

— Спасибо. Всем вам спасибо. — Ответил он, все еще держа меня за руки, но его взгляд обвел всех, кого он мог отсюда увидеть.

Я поборола в себе желание потереться щекой об его пальцы, как кошка, которая оставляет метку. Мой внутренний леопард попытался подняться и успокоить его, как это делала я сама, но меня уже достало, что мои звери постоянно выходят из-под контроля. Я сделала глубокий вдох и отступила, позволив пальцам Бобби скользнуть по моей коже, когда я отстранилась. Он не хотел меня отпускать. Я знала, что дело тут в человеческой потребности в комфорте, но частично это было и потому, что его зверь чувствовал моего. Любой оборотень вам скажет, что без своих сородичей тебе чертовски одиноко, а Бобби был один очень долго.