— Это хорошо, — Федор уважительно кивнул, — Мой отец тоже всегда говорил, что в доме орать нельзя.

— Я не об этом, но да ладно… — встав, Нариман потянулся и указал наверх, — Тебя ждет твоя женщина.

— Ну я не знаю… — посмотрев в указанном направлении, Федор скептически прищурился, — Я в смысле, что «женщина», это скорее во… С грудью, с задницей. А Чума, она скорее «девушка».

— Оттенки слов? Да, видит Небо, ты прав. Она, пока, стройна как её винтовка. Кстати — у неё там стоит оптический прицел?

— Да, а что?

— Просто хотел удостоверится, что мои глаза меня не обманывают. Спокойного вам дозора и еще раз спасибо, что разрешили помыться у вас. Я привык к простой жизни, но иногда скучаю по маленьким радостям вроде теплого душа.

— Если что, то обращайтесь… Мне не жалко.

Махнув рукой, Федор бодро поскакал по лестнице наверх. Его место возле Наримана заняли подчиненные, которые, задрав голову, тоже оценили красиво выделяемый гаснущим Ореолом силуэт Чумы на крыше надстройки.

— Дядя Нариман! Вы с ним про неё говорили?

— Вам какое дело? Все вымылись?

— Да! Здорово у них тут! А может вы попросите, чтобы они нас пустили сюда пожить?

— Небо не видело еще подобной наглости! Вам разрешили посетить душевую, а вы уже думаете, как перебраться сюда на постой?

— Ну тут у них кают куча! Что им — жалко что-ли?

— А что вас не устраивает там? — Нариман кивнул в сторону хижин, — На берегу?

— Там спать неудобно! А тут у них койки мягкие. Я сам видел! С пружинами!

— Ну сделайте и себе такие! На том судне, что потрошили на запчасти, можно найти похожие.

— До туда плыть надо!

— Лентяи… Спрашивайте сами!

— У кого, дядя Нариман?

— У старшего.

— Так как мы спросим, если он старший? А так он старший, вы старший — вы договоритесь. Мы же им помогаем!

— Хорошо… Пин и Ержан помогают — за них попрошу.

— А за нас! — вскинулись Точилка с Маммалой, — Почему они будут тут жить, а мы нет!?

— А почему вы не поделились той одеждой, что вам подарили?

— Ну дядя Нариман! Они же все в мазуте! Они её испачкают!

— Ну раз так, значит за вашу помощь вы уже получили оплату. Не нойте.

— Мы поделимся, дядя Нариман!

— Как поделитесь, тогда и поговорим. Пошли — сейчас не время. И думайте, чем вы можете помогать. Бездельники им тут не нужны.

«Ушли…» — выглянув в иллюминатор сообщила Кара. После долгого трудового дня им, еще, пришлось раскладывать вещи, потом повоевать с сантехникой, чтобы капающий кран не долбил по мозгам, приволочь еще одну койку. Так что Амяз, лежа на получившемся широком ложе практически без сил, умоляюще посмотрел на Кару, понимая, зачем та ждет, когда судно покинут посторонние.

— Ты совсем устал? — спросила та, видя его взгляд, — Совсем-совсем?

— Да… И я беспокоюсь за «Интернационал». Не могу перестать думать.

— Не беспокойся. Они все сделают. Лучше скажи, что сделать мне, чтобы тебе стало полегче?

— Не знаю… Я сегодня столько бегал…

— Тогда лежи…

Кара пересела в ноги и, откинув простыню, которую они по жаре использовали вместо одеяла, принялась массировать Амязу ступни. Тот аж охнул от блаженства.

— Нравится?

— Очень…

— Это хорошо… Хочешь я тебе спою чего-нибудь? Я давно не пела.

— Конечно!

— «Впереди неизвестность и тьма, и шепот машин вокруг. И если руки опустятся вдруг, то помни, что чони это не камни и земля. Чони — мы с тобой. Ты и я», — прикрыв глаза Кара начала раскачиваться в такт, — «Мы в небо ушли со слезами, оставив свои города. Но если грустишь, то помни, что чони это не камни и земля. Чони — мы с тобой. Ты и я. Затихли машины и мы на чужом берегу. Но что бы не со мной не случилось, тебя сберегу, ведь чони это не камни и земля. Чони — мы с тобой. Ты и я… Чони, запомни, то мы с тобой. Ты и я…»

— Красиво… Это старая?

— Нет. Её дедушка сочинил. Пел мне в детстве.

— Там поется про города… — Амяз вздохнул, — У нас когда-то были свои города… Даже не верится.

— Дедушка говорил, что были. Иначе как бы мы построили свои корабли?

— Я понимаю… Но не могу себе даже представить, какие они могли быть. Наверное очень красивые, если предки плакали, оставляя их.

— Наверное… — Кара погладила Амяза по ногам, поправила откинутый край простыни и легла рядом, — И, там было много машин, если мы умеем их слышать…

— А корабли? Если мы — потомки тех, кто выжил, когда они упали здесь, то где корабли? Неужели все утонули?

— Может их разобрали? Там же столько всего полезного?

— Может… Эх… Жалко. Они, наверное, тоже были очень красивые… А твой дедушка не говорил, что случилось с остальным флотом? Они же полетели дальше?

— Я спрашивала у него, но он не знает. Никто не знает… Может они сели где-то дальше?

— Тогда там должны жить еще чони?

— Ну да… Представь, как было бы здорово их найти?

— А как?

— Не знаю…

Вздохнув, Амяз уставился в потолок. Кара принялась гладить его по груди, как вдруг он неожиданно произнес: «Доктор».

— Что? — не поняла Кара.

— Доктор Ганс. Он занимался антеннами, Пытался искать сигналы. Если те чони пытаются найти остальных, то они должны посылать сигналы.

— Думаешь?

— Ну я бы на их месте попытался.

— Доктор не знает, как звучит язык Чони. Как он поймет, что это именно они?

— На такие расстояния они будут посылать не голоса. Скорее — какие-то коды.

— А мы их не знаем…

— Да. Но если те чони хотят, чтобы другие их нашли, они будут посылать коды, которые понятны чони. Всем чони.

— Но что может быть понятно всем чони?

— Не знаю…

Амяз со вздохом замолчал. Кара некоторое время тоже лежала рядом молча, потом потрепала его по волосам.

— Давай спать. Подумаем завтра. Сегодня и правда был трудный день.

Амязу и Федору желание аборигенов перебраться из просторных бунгало на пляже в душные, пропахшие соляркой каюты судна казалось странным и непонятным, однако Амяз переложил решение данного вопроса на Федора, а Федору Нариман дал исчерпывающее объяснение.

— Для вас это работа и рутина, дженаб… Для них это жизнь белых людей.

— Я не против, просто что это даст?

— Это, дженаб, считай, островная магия.

— Типа как они трогают более удачливых людей?

— Да, дженаб. Местные верят в ману. По их представлениям, если ты общаешься с тем, у кого маны много, живешь там, где её в избытке, то и у тебя её больше. Как вода из более полного сосуда в менее полный перетекает.

— То есть они поэтому сюда хотят? Думают, что это что-то поменяет?

— Ну, может и поменяет, дженаб. Я сразу сказал, что тут бездельников не потерпят. А им надо учится работать.

— Хорошо… — Федор покрутил головой, — Там, в кормовой надстройке, возле душевых, где вы мылись, есть каюты. Пусть их занимают.

— Благодарю тебя, дженаб…

— А вы можете какую-нибудь из офицерских занять.

— Я? — удивился Нариман, — Ты и меня приглашаешь?

— Ну а что — все тут будут, а вы там останетесь?

— Честно говоря, что-то такое я и планировал… С другой стороны… — Нариман хитро улыбнулся, — Я так понимаю, жить в капитанской каюте никто не захотел?

— Неа. Там мертвяк сдох и сгнил. А что?

— Я могу взять на себя эту тяжкую ношу. Заодно исполню таки давнюю мечту.

— Вы мечтали быть капитаном?

— Мечтал… Еще когда был офицером.

— Вы были военным?

— Да. В береговой охране служил. Стерегли подход к Разлому с моря. Слышал о Разломе?

— Читал. У нас капитан час чтения когда ввел, я много о чем читал. Пишут, что там страшное место, отравлено все и твари разные.

— Верно. Вот там я и служил. Потом уволился и сюда подался. Так в капитанской каюте пожить и не довелось.

— Ну так поживите, что такого? — достав связку с ключами, Федор нашел нужный, — Вот! Только мебель там всю лучше убрать.

— Сейчас разберемся, дженаб.