– Джеймс? – спросила Венди у капитана вечером, когда он повёл её на прогулку в Рочестерский замок, – это нормально, что я всё время думаю о Вас? Даже сейчас, когда Вы идёте рядом?

– Не знаю, Венди, – искренне заулыбался капитан, – Я ценю это больше всего на свете, но для меня удивительно, что такая чудесная, нежная и хрупкая леди, как ты, выбирает думать о таком, как я.

– Но я о Вас думаю.

Джеймс остановил девушку и ласкательно пригладил её щёку, а Венди прильнула лицом в его ладонь.

– И что же думает моя Венди про Капитана Крюка? Поделишься мыслями, милая?

– Думаю про Ваши глаза, они такие, что хочется смотреть, и тонуть. Думаю про Ваши музыкальные пальцы, про волосы, которые пахнут сигарами. Думаю о том, как Вы говорите «моя», и у меня каждый раз ноги подкашиваются.

– Моя, – тут же хитро вставил капитан, и Венди посмотрела на него с укоризненной и нежной улыбкой.

– Ещё думаю том, как попросить Вас… попросить…

– О чём попросить, дорогая?

Опустив глаза, девушка зарделась, поднялась на пальчики, и капитан снисходительно опустил к ней своё ухо, чтобы сберечь секрет. Венди шепнула:

– Чтобы Вы ещё раз сделали со мной… как вчера…

– М-м-м, – красивые черты капитана хищно подчеркнула обворожительная улыбка, – об этом я тоже думаю, дорогая моя… как я сделаю это с тобой ещё много раз… О, смотри!

Джеймс поднял голову и указал куда-то за спину своей спутнице. Мимо них трусцой проскакали две невыезженные жизнерадостные лошадки, совершенно не вписывающиеся в местность.

– Ух ты! – воскликнула Венди, – они что, дикие?

– И да, и нет, – капитан снова взял девушку за руку и направился с ней дальше по тропке, огибающей старый каменный донжон, – есть легенда, что однажды, много лет назад, у берегов Медуэя потерпел крушение испанский галеон. Весь экипаж погиб, но несколько лошадей смогли доплыть до берега, Рочестерский замок приютил их, и теперь здесь живут их потомки. За ними ухаживают, но не объезжают, уважая и сохраняя волю к жизни и свободе, которую проявили предки этих коней. Ты когда-нибудь каталась на лошади, Венди?

– Нет, ни разу в жизни! Шесть лет назад все лошади Лондона ушли на фронт вместе с людьми, а потом как-то не довелось…

– А хочешь прокатиться?

– Конечно, Джеймс, очень хочу!

– Мы можем взять в аренду скакуна с конюшни замка, и я прокачу тебя вдоль реки. Как тебе такая идея?

– Потрясающе!!! Я буду очень счастлива!

– Тогда так и сделаем, дорогая! Идём, пока не стемнело.

Джеймс переплёл свои пальцы с Венди и потянул её за собой. На конюшне он выбрал красавца голландского фриза с длинной гривой и таким же хвостом, конюх седлал его, и Джеймс приветственно потрепал Астрида (так звали вороного коня) и погладил вдоль носа. Астрид дружелюбно фыркнул, он явно был доволен выпавшей возможности прогуляться и покатать на своей спине такую красивую пару. Легко подхватив Венди, будто она совсем ничего не весила, капитан усадил её боком в седло, а затем сам взлетел на коня в мгновение ока, словно каждый день это делал. Он обещался конюху вернуться через пару часов, сдал ему на хранение свою шляпу, и тот, похлопав животное по лоснящемуся иссиня-чёрному крупу, кивнул и вернулся в конюшни.

Приобняв сияющую от радости леди рукой с крюком, капитан предложил ей откинуться ему на грудь поудобнее, ухватил поводья и направил коня к реке прогулочным шагом.

– Джеймс, – во весь рот улыбалась Венди ему в шею.

– Да, сладкая моя?

– Есть ли хоть что-то на этом свете, что Вы делать не умеете, или, хотя бы, делаете не с блеском? – она хихикнула ему под ухо, и Джеймс, искренне рассмеявшись, приластился щекой к её лбу.

– Моя ласточка, – хохотнул он, – каждый уважающий себя мужчина обязан уметь ездить на лошади, если ты об этом. Но, да, конечно, есть масса вещей, в которых я чрезвычайно плох!

– Удивите меня!

– Хм. Ну, например, я ровным счётом ничего не понимаю в живописи. Просто полный ноль. Могу, конечно, отличить пейзаж от натюрморта, но попроси меня распознать произведение искусства или обычное непримечательное полотно, и я провалю это задание с треском. Я также и сам совершенно не умею рисовать, а ещё, хоть это и не мужское дело, но я отвратительно шью, это, думаю, ты и так заметила по состоянию моих сюртуков и камзолов. Для мореплавателя, тем более, хозяина парусника, такое обстоятельство, считай, непростительно. Любой должен уметь худо-бедно починить парусину.

– Вы сейчас издеваетесь, да, Джеймс? – Венди показала ему свою руку с браслетом, – Я видела, как выглядят ранения, зашитые фронтовыми хирургами. Ваша работа по сравнению с ними – истинный, тончайший шедевр. И я видела Ваши карты! Они идеальны! Начерчены профессиональной, твёрдой рукой!

– Но это другое, дорогая. Моё дело специфично. Конечно, я умею заштопать рану и нанести на карту господствующие течения.

– …и Вы декорировали мой браслет.

– Верно, я изобразил на нём попутные ветра Северного моря.

Венди ещё раз с любопытством покрутила перед глазами браслет с красивыми волнообразными полосочками, а потом запустила его капитану под расстёгнутый винного цвета камзол и обняла его за талию. Джеймс чмокнул её в макушку и стал наматывать поводья на свой крюк, собирая их в крепкий узел.

– Что Вы делаете?

– Ну, как же. Хочу прокатить мою сладкую леди на лошади!

– А прямо сейчас мы, разве, не этим заняты?

– О, нет! Сейчас мы просто гуляем. Это прекрасное животное способно на гораздо большее, поверь. Ты ведь не боишься острых ощущений, дорогая?

– С Вами я ничего не боюсь, капитан.

– Вот и славно. Тогда изволь оседлать коня, как я?

Венди смело перекинула ножку через седло, и капитан придвинулся к ней сзади вплотную.

– Держись здесь, – Джеймс положил её руки на луку и чуть пришпорил коня.

Астрид мотнул головой, переходя на облегчённую рысь, а Джеймс взялся за поводья второй рукой, немного наклонился вперёд и хитро шепнул Венди на ухо:

– А теперь я прокачу тебя, красавица.

Он умело сместился, чтобы конь принял чуть вправо, энергично надавил вперёд внутренней тазовой костью и смягчил поводья. Астрид спружинил и, вытянув шею, помчался вперёд галопом.

– Ой! Ой! Джеймс!!! – воскликнула Венди.

Ей показалось, что конь под ними взлетел, так мягко и быстро он скакал, как будто вообще не касался копытами земли.

– Мамочки!!!

Венди радостно верещала, открыв рот, ветер трепал её волосы и терзал резкими холодными порывами тонкую шею, но девушка только смеялась с восторженными вскриками и увлечённо глядела прямо вперёд. Со спины и до самых коленей её тело обхватывал собой Джеймс, который превратился в одну сплошную натянутую мышцу, вошедшую в синхронный такт с Астридом, и Венди вжималась ему в грудь, сносимся тягой. Астрид умчал их далеко от замка по берегу Медуэя, Джеймс остановил его на безлюдном пляже спустя минут двадцать сумасшедшего бега.

Поводья натянулись, и конь затормозил, постепенно переходя на неторопливый шаг, а капитан, имеющий в своих весьма откровенных объятиях прекрасную леди, развернул лицо Венди к себе и стал целовать её губы.

– Ой… ой… – приговаривала Венди сквозь отдышку, – слишком… много… эмоций… ах, нет, но Вы целуйте меня, Джеймс, не останавливайтесь!.. Ох…

Проворная рука уже успела расстегнуть несколько пуговок на новом чёрном пальто и нырнуть внутрь, укрываясь в тепле и уступчивости женского тела. Выгибаясь, Венди дышала ускоренно, её кисти смело взлетели поверх плечей Джеймса к шее и затылку.

– Вернёмся на бриг, дорогая? – шепнул ей Джеймс, когда девушка в его руках снова начала издавать свои маленькие дивные звуки, – я был бы не против снова услышать, как с этих божественных уст сорвётся моё имя, – он провёл рукой вверх по её шее и немного оттянул нижнюю губу большим пальцем.

– О, Джеймс, – выдохнула Венди, а капитан уже снова завязывал поводья в надёжный узел на крюке.

Астрид поднял их над землёй и мгновенно унёс в туманные сумерки, а ещё примерно через полчаса сам Джеймс подхватил Венди на руки и стремительным шагом направился к Весёлому Роджеру, не желая терять время на неторопливые ночные прогулки. Перья на его шляпе неистово колыхались. Дверь в каюту была распахнута с ноги, как и дверь в спальню. Капитан, неустанно целующий нежные щёчки, уложил свою хрупкую ношу в одеяла и приподнялся над ней, чтобы отдышаться, но цепкие пальчики ухватили его за воротник и притянули к себе, а припухшие чувственные губы прильнули к его губам в манере, которую можно было бы описать как «жадно».