– О-о-о… м-м… миледи… позвольте, я проверю…

Широкие кружевные трусики слетели с дрожащих ножек, Венди была немедленно уложена на спину, Джеймс навис над ней, и девица собрала в руку его кудри, открывая одно ухо. Капитан приблизил его к мягким, страстно открытым губам.

– Да… – прошептала Венди, – надобно, чтобы джентльмен пират проверил, готова ли для него его леди…

Музыкальные фаланги на секунду скользнули внутрь, и Венди издала много самых чудесных в мире по мнению капитана придыхательных нот. Нужно было срочно заменять пальцы на кое-что посерьёзнее.

– Чертовка… сейчас ты будешь моя… вот… так! Так!! Так!!! Мм… мм…

– А-а!.. А-а!..

– Леди Венди… – моя!.. М-м.. миссис Крюк.. – моя!!! М! М! М-мф! ЧЁРТ! Маленькая..! Мисс!! Моя!!! Сладкая… девочка! А! Тоже мо-о-о-я-я!!!

– Да..! Да..! О! Пожалуйста!.. Пожалуйста!.. Джеймс! ДЖЕЙМС!!! А-АХ!!! О БОЖЕ!!!

Ножки обвили упругую сильную талию, ручка приласкала что-то мужественное, капитан протяжно заскулил, сдался, и Венди сорвалась вместе с ним в пульсирующую безумную бездну. Несчастная лодочка, столько раз за эти годы усиливающая по ночам волны в море, сегодня едва не перевернулась.

– Чёрт… надеюсь, мы никого не разбудили… – захихикала Венди, когда пришла в себя.

Она полулежала в лодке, облокотившись на бортик, Джеймс валялся где-то у неё в районе бёдер, устроившись, как на подушке, и поглаживая нежный животик.

– А разве не это было целью мероприятия? – мяукнул он, оставил под пупком у Венди пару поцелуев, пощекотал её усами и бородой и улёгся поудобнее.

– Хи-хи! – Венди запустила коготки в кудри, и любимое мурчание не заставило себя ждать, – Не спи, мой капитан, давай всё-таки доберёмся домой до утра. Вдруг зима?

– М-м-мрр-м-хм… ты, как всегда, права, моя леди.

Зевнув, Джеймс нехотя поднялся, влез в портупею, кое-как накинул одежду, прикрутил крюк и вернулся за вёсла. Венди как в воду глядела: едва капитан успел поднять и закрепить шлюпку, как с первыми же лучиками рассвета остров затрещал, заскрежетал зубами, поёжился и покрылся толстой ледяной коркой, в которую бриг сразу же смиренно вмёрз. Над шпилями мачт полетели крупные снежинки, слишком многогранные, острые и красивые для настоящих, но весьма ощутимо колючие и холодные. Из узких расщелин в скалах вырвался ветер, обычно мирно там отдыхающий в летнее время, потянулся, с воем размял хрустящие бестелесные кости и принялся за свою унылую работу.

– Смотри…

Сидя в горячей ванне, пока капитан топил жаровню, Венди постучала пальчиком по кормовому окну под кариатидой, и Джеймс с любопытством в него выглянул. Иней пока только затягивал узорами стекло по периметру, позволяя окну ещё недолго побыть прозрачным и послужить своей непосредственной цели, капитан разглядел в него гигантский сероватый шарф, зацепившийся пастью за какое-то высокое дерево.

– Змеиная кожа?

– Ага.

Чуть ободранная местами шкура исполинской Анаконды торжественной лентой развевалась над Нетландией, как флаг, ветер трепал её, швырял из стороны в сторону и от одного особенно яростного порыва кусок пасти, проткнутый ветвями, оторвался, и кожу унесло в небо. Там она поболталась, словно живой воздушный змей, метнулась туда-сюда и исчезла где-то за чумазыми облаками.

– Я переживаю за нашу Анаконду, Джеймс. Давай проведаем её, когда в следующий раз угодим в Северное море. Как-то опрометчиво было отпускать её одну лететь с Пеном.

– Всё с ней будет хорошо. Но, да, конечно мы её навестим, – тут капитан как-то странно осёкся, как будто его вдруг посетила внезапная и неоднозначная мысль, – Иди, любовь моя, погрейся у жаровни.

Он подал Венди кисть, помог выбраться из ванны, завернул её в толстый тёплый халат и легко поднял на руки. Как с маленькой, он прошёлся с ней по каюте, ногами придвинул к жаровне кресло, сел в него, утопая помягче и поудобнее, а Венди свернулась бочком у него на коленях. Длинные локоны, занавесом укрывающие плечо, смешались с мокрыми русыми прядями, одинокая капелька угодила в разрез капитанской блузы и тайком скатилась вниз, робко минуя шрам от колотой раны.

– Я люблю зимы, – сонно пробормотала Венди, – Люблю, как ты отогреваешь меня, как не упускаешь ни одного малюсенького шанса поделиться теплом своего тела. Моё место здесь – посреди зимы у тебя на груди, где всегда жарко. Это мой остров.

Венди было не видно, как Джеймс болезненно зажмурился, она только ощутила его горячее дыхание и губы где-то у макушки, ей показалось, что сердце, испускающее тот самый жар, забилось чаще, и она улыбнулась, продолжая:

– Я себе это так представляю: якобы, у каждого человека есть внутри огонёк, который отвечает за температуру тела. У меня он такой, – она вынула из халата ладошку, покрутила её перед глазами, сжала, и сунула обратно в уют, – с-кулачок, наверное. Потому, что я – маленькая. Оставь меня где-нибудь в стужу одну – и я быстренько сгину, не смогу сама себя согреть. Если я зимой первая иду спать, то даже нашу кровать самостоятельно нагреть не могу, хоть и с головой под одеяло залезаю. Слишком маленький огонёк. А у тебя огонь большой, целый костёр! Вокруг тебя и снег растает, я думаю! Ты будешь всегда меня греть, Джеймс? Не оставишь мёрзнуть? Я люблю наши зимы, но только потому, что они наши с тобой.

Жаровенька пыхнула, разгорелась, девочка вздрогнула, и капитан, прижав её к себе сильнее, чуть-чуть наклонился вперёд, чтобы поворошить угли крюком. Венди перехватила его запястье, как только он защёлкнул решётку, задержала перед собой, облизнула пальчик и осторожно им попробовала крюк. Металл зашипел. Она подула, сделала так ещё пару раз, а когда сочла температуру нормальной для прикосновения, аккуратно обняла лезвие холодными руками и притянула к груди. Её влажную после ванны голову тут же обняла большая тёплая ладонь и облокотила ушком в ямочку на плече. Да, сердце у капитана совершенно точно билось быстрее. Длинные пальцы потерялись в русых волнах, губы снова оказались там же.

– Я посплю? – спросила Венди, зевая, – Устала. День был длинный. Разбуди меня, пожалуйста, когда… Когда-нибудь. Mon feu, ma chaleur éternelle. Mon homme gentil Capitaine Crochet. Maître des Sept Mers.*

И хорошо, что у Венди волосы пока не высохли, иначе она бы, конечно, заподозрила неладное. Но она не видела ни зажмуренных глаз, ни мокрых щёк, только объятие стягивало её чуть туже и грело чуть отчаяннее. Откуда ей было знать? И она вонзила в капитана ещё одну иголку:

– Je vous aime.*

Если бы у отчаяния было лицо, это было бы лицо Джеймса Крюка. Венди-Венди! Капитан верно сторожил её сон, прижимал к груди, не отпустил, когда она проснулась, промолчал в ответ на тихий стук в дверь (Сми хотел поинтересоваться насчёт завтрака). Наивная, счастливая Венди! Где ты, Нота Соль, всё твоих рук дело! Посыпь сейчас наших героев своей волшебной пыльцой, и Венди взлетит одна, гляди, какие оковы замыкает на себе Джеймс! Чугунные! Проклятое переливание крови, это оно виновато, конечно, а не душечка Соль, её и в живых-то давным-давно нет. Добрая Венди опрометчиво позволила капитану обнимать себя и молчать почти весь день до вечера: качалась на груди, ласкалась и нежилась, ещё раз задремала к полудню, очнулась, вздрогнув, и, ни о чём не догадываясь, долго слушала треск огня за решёткой, пока сумерки не сомкнули ресницы над Весёлым Роджером. А потом проголодалась.

Редкость! Питер отсутствовал всего-то одну луну! Слетал туда и обратно, исполнил с честью свой «джентльменский» долг, всласть нахвастал Потерянным мальчишкам, что у него – великого искателя приключений – имеется отныне своя собственная миссис, которая обещала ждать, подарила аж целых шесть напёрстков: по три в обе щёки, и умоляла пригласить её в Нетландию на весеннюю уборку (даже у мамы отпросилась!), но тут Питер пока думает, желает посовещаться со своей командой. Стоит ли уточнять, что команда требовала Анаконду обратно завтра же, и что Питер никогда за ней не вернулся? Правда, Анаконде следует отдать должную дань уважения: в махонькой мальчишеской груди неподалёку от «Венди» у Питера теперь жило новое «Эмили». «Венди» чаще тянуло вниз, но имело особенную магию, если мальчик сочетал одновременно «Венди» и «напёрсток». А «Эмили» воспаряло, искрилось, как звёздочки, лучилось, как солнышко, гордилось, как задранный курносый носик с веснушками, и поглядывало на «Венди» чуть искоса, нахально усмехаясь.