И пойти бы по шаблону – смять ехидно изогнутые губы глубоким поцелуем, снести сопротивление напором. Кипящим в венах, желанием. Подчинить. Захватить. Заставить забыть все слова, кроме моего имени, но…

– Такси.

Оно действительно едет, правда, мимо. К, установленной отметке рядом с домом, который метрах в десяти от нас. Сколько таксисту потребуется времени, чтобы всё понять? Зависит от скорости разгона мысли, но, в среднем у меня есть ещё несколько секунд.

– Я заеду за тобой в девять, съездим поужинать.

– Самсонов, – идея не нравится ей настолько, что Романовская даже не думает скрывать отвращение, – мы уже ужинали и чем это закончилось? Давай я просто признаю, что ты классный любовник, а та ночь была великолепна. И ты спокойно переключишься на следующий объект из своего непомерного списка. Не тратя времени на изначально проигрышный вариант в моём лице.

– Проигрыш тоже результат, многому учит.

– Ой, всё! – Закатив глаза, она выворачивается из моих рук, забирает сумку с заднего сидения и, не оборачиваясь, идёт к такси.

– Захочешь ещё раз прокатиться – звони, – смешок она уже не слышит.

И вряд ли позвонит, но ей и не надо. Не тогда, когда, сделавший стойку, азарт прекрасно сочетается с моими собственными желаниями.

Заменить Киру Романовской? Почему бы и нет. Тем более что последней необязательно знать мои мотивы и давнюю личную драму, которую я собираюсь восполнить за её счёт. Проигрышный вариант? Сильно сомневаюсь, учитывая, что стать идеальным Кириллом Самсоновым не так уж и сложно.

Особенно когда приз того стоит.

На дисплее телефона высвечивается пропущенный от Нади и десятки рекламных уведомлений. Не может быть, чтобы за полдня случилось что-то, реально требующего внимания. Даже моё месячное отсутствие не должно развалить, отработанную за годы, работу компании. В теории. На практике же придётся перезванивать, надеясь, что вечерний тет-а-тет с Романовской искупит и это.

А в том, что он будет, я не сомневаюсь.

Резкий шорох, тормозящих по грязи, шин заставляет отвлечься от мыслей и вскинуться. Туда, где, на расстоянии метров пятидесяти, останавливается жёлтый с шашечками седан. Задняя дверь распахивается, ускорившись от порыва ветра, а из салона вылетает Романовская. Делает несколько быстрых шагов, опирается рукой о ближайший забор.

– Какого?..

Долбанный ты случай!

Голод, тошнота, слабость и общее не стояние образуют настолько взрывной коктейль, что меня с лёгкостью добивают несколько десятков метров по кочкообразной грунтовке. Конечно, какой смысл укладывать нормальную дорогу, если не разошлись даже половина участков! Невыгодно.

И вот теперь стоять мне у этого заборчика до второго пришествия, потому что рвотные позывы накатывают волнами, не желая успокаиваться.

– Эй, с вами всё нормально? – слышится за спиной.

Нормально.

И было бы ещё лучше, если бы в салоне ко всем прочим неприятностям не ароматизировал какой-то противный кисловатый освежитель. От одного воспоминания о нём я прикрываю глаза и делаю очередной глубокий вдох. Потрясающе! Чтобы я ещё раз сюда приехала после таких приключений…

Чёрта с два!

Пусть Олег таскается, он всё равно мне должен за проект годовой давности, когда заработал пневмонию и провалялся дома почти три недели. В тот самый момент, когда шла приёмка и сдача квартиры заказчикам. Требовательным, кстати, до такой степени, что пришлось трижды переклеивать молдинг по одной из стен гостиной. И напоминать, что систему скрытого монтажа в душевой они выбрали сами.

– Девушка, мы едем или как?

Не могу ответить, просто не могу. Кажется, что стоить открыть рот и всё содержимое желудка окажется у этого же заборчика.

Просто дыши, и всё пройдёт!

Чем, вообще, меня может тошнить, если те несчастные дольки шоколада уже давно и без следа рассосались?

– Девушка не едет. – Хлопок двери совпадает с моим внутренним протяжным стоном.

Чтоб в этот злосчастный коттедж молния попала! Или метеорит приземлился! Да всё что угодно, чтобы стереть адский дом с лица земли. Единственное условие – после того, как заказчик с нами рассчитается, в соответствии с контрактом.

Вот почему Самсонову приспичило приехать именно сюда?

Озноб только усиливает следующий позыв, и меня сгибает пополам. Без толку – в желудке так же пусто, как и в голове.

– Жива? – Самсонова я не вижу, но чувствую, как чужие пальцы касаются шеи, собирая распущенные волосы за спиной. – Олеся?

М-м, он впервые называет меня по имени. Так себе событие, учитывая контекст. И то, что сейчас мне надо придумать быстрое, логичное и правдоподобное объяснение всему этому.

А мозг тем временем соображать отказывается напрочь. Поэтому вместо ответа я достаю бумажный платок из кармана пальто и промакиваю сначала, выступившие от приступа, слёзы, а потом и лицо. И, да, не хочу поворачиваться.

– Держи. – Всунутая в мою ладонь бутылка оказывается из моей же сумки.

Очень удачно, но время идёт. Судорожные сокращения в желудке заканчиваются, возвращаясь к привычной тошноте. Всё, что можно умыть, уже умыто и надо поворачиваться, а меня бьёт нервная дрожь.

Самсонов не дурак, даже, наоборот, слишком умный, а всё моё враньё всегда видно на лице. И мне плохо представляется, что и как сейчас нужно недоговорить, чтобы он взял и поверил. И не стал проверять.

Страх костлявыми пальцами берёт за горло, но взять себя в руки придётся. И мой вызывающий взгляд встречается со спокойным его.

Веришь, что он откажется от собственного ребёнка?

Нет.

Не откажется.

От жены, от любовниц, от бизнеса, от разгульной жизни ещё может, но не от ребёнка, пусть даже такого незапланированного. Не знаю, откуда это в моей голове, но интуиция вопит, что с этого момента начинается новый виток моих проблем. И наших отношений, в которых мне всё ещё не хочется участвовать.

– Отравилась… чем-то.

– Я так и понял, – иронично отзывается он. Вот только взгляд выискивает во мне что-то, что Самсонов, со своей идиотской настойчивостью гарантированно найдёт. Рано или поздно. – Дойдёшь до машины?

– Да.

Даже язвить пропадает всякое желание. Хочется лечь, свернуться клубком и просто лежать. Желательно, под пледом и недели две – по заверениям интернета токсикоз должен закончиться именно тогда. Или не закончиться вообще.

Самсонов отдаёт мне сумку всё с тем же взглядом и поддерживает под локоть, пока я вышагиваю из снежной мешанины на грунтовку. Вот только на следующем же метре небольшой, но всё-таки каблук подламывается. Подождав, пока я восстановлю равновесие, Самсонов с каменным лицом разворачивается и собирается…

– Нет! – Последнее, что мне сейчас нужно – болтаться у кого-то на руках. Тем более, если это его руки. – Тебе далеко не двадцать, чтобы я была уверена в своей безопасности.

– Серьёзно думаешь, что это смешно? – Выразительный светлый взгляд с моего лица опускается на ладони, которыми я его удерживаю.

Вообще ни разу. Потому что он заводит их мне за спину, заставляя прижаться к своей груди. Аккуратно и легко удерживая за запястья. Наклоняет голову так, что между нашими лицами остаётся едва ли десяток сантиметров.

И вот почему? Почему от дурацкого, но безопасного такси меня выворачивает, а рядом с ни разу небезопасным Самсоновым тошнота трусливо исчезает, будто её и не было?!

– Романовская, ты беременна?

– Нет.

Нет панике и душе, трусливо сбежавшей даже не в пятки, стремящейся покинуть это дурное тело.

И вот откуда страх? Что может сделать Самсонов, узнав о своём отцовстве? Подать в суд? Так как бы в нашей стране права отцов, конечно, закреплены, но так, в порядке бреда и на всякий случай. Заставить меня выйти за него? Вариант ещё бредовее первого. Пролезть в мою жизнь без мыла на придуманных правах?

Да.

Не знаю каким местом, но чувствую, просто так Самсонов не отвяжется. И, становящийся всё более победным, его взгляд это только подтверждает. А ещё руки, одна из которых уверенно касается щеки, а вторая приобнимает чуть выше талии.