– Самсонов, едь уже куда-нибудь. – Лёгкая осиплость в голосе – последнее, чему стоит удивляться. – Желательно подальше, и прекрати убивать меня своими выходками.

– То есть ты меня боишься. – Оригинальная логика. А то, что он стоит на дорожке, а я на третьей ступени крыльца, не спасает ни от бархата в его голосе, ни от странной вибрации где-то в районе желудка. – Или не меня.

Себя? Не-ет уж.

Давно прошли те времена, когда всё во мне впечатлялось от таких вот интонаций, намёков и дорогих костюмов. Сейчас есть дела поинтереснее. Например, проверить, пойдёт ли Самсонов до конца.

– Знаешь, что, – на ступеньку ниже, на десять сантиметров ближе и на тон вкрадчивее, – а давай. Или боишься? – перевернув его же слова.

Вот только вместо ответа, уже реально пугающее непредсказуемостью, довольство во всём Самсоновском виде. И лежащий на раскрытой ладони брелок.

Такая смелая, а пальцы, забирающие ключи, всё равно дрожат. И невозможно не удержать в кулаке маленькую ладонь.

– Я ведь могу и отомстить.

Самоуверенное заявление от ехидны, которую очень хочется присвоить, наконец, себе. И демонстративный кивок на стоящий за спиной автомобиль.

– Как-нибудь переживу. – Не выпуская руки, тяну её на себя, заставляя спуститься с этой дурацкой лестницы. – Машина застрахована.

– А ты?

Самсонов, стоп. Рано. Для всего рано, если обычный сценарий тебя не устраивает.

– Я тоже. – Помешательство, да, но отпустить её руку сейчас немыслимо, нереально, почти невозможно. Всё равно, что продать компанию с молотка и уйти в буддийские монахи. – Идём.

И она, действительно, идёт. Даже не вырывая ладони с зажатым брелоком из моей. Всё ещё в шоке? Может быть, но мне это только на руку.

– Садись. – Открыть перед ней и закрыть за ней дверь почему-то даже приятно. А, чтобы занять пассажирское место мне не требуются и десяти секунд. – Знаешь что такое руль?

Вместо ответа она нажимает start, на мгновение теряется, но всё же находит и переводит рычаг в режим драйва. И, конечно, смотрит на меня ехидным взглядом.

– Не уверена, покажешь?

– Покажу. – Это даже не обещание, что-то гораздо более реальное. – Только сначала…

Некрасиво разочаровывать девушку, которая так ждёт подвоха.

И рука сама собой тянется вперёд, а Романовская оказывается настолько близко, что на щеке её тёплое дыхание. Спокойное, размеренное, идущее в комплекте с откровенно скептическим взглядом. И мне бы снова выйти подышать, как тогда в её кабинете, но…

Самсонов, соберись!

Только миссия невыполнима.

Не тогда, когда поцеловать её – всё равно что вернуться в прошлое. Счастливое прошлое, в котором у меня ещё есть сын и любимая женщина.

– Такси. – Одно её негромкое, но веское слово ложится на, соприкоснувшиеся было, губы язвительным налётом. – Назначили.

– У нас есть пятнадцать минут.

– Самсонов, остынь. – Острый кулак упирается мне в грудь. – Такими темпами, да в твоём-то возрасте на других энтузиазма может и не хватить.

– Значит, ограничусь тобой, – хмыкнув, я всё-таки дотягиваюсь до ремня с её стороны, щёлкаю замком и добавляю насмешливо, почти не чувствуя разочарования: – Единственной и неповторимой.

– Страшно представить, за какие грехи могут наградить таким счастьем, – передёргивается она.

А мне становится всё интереснее. Откуда такая даже не неприязнь, категорическое неприятие моей, далеко не самой хреновой, персоны. Причём настолько искреннее, что вызывает желание отодвинуться, извиниться и свалить в далёкие дали.

– Тормоз слева, газ справа, руль перед тобой. – Усмешка совпадает с ещё одним щелчком ремня безопасности.

– Самсонов, ты серьёзно?

Она впервые по-настоящему удивлена. Не возбуждена, не ехидничает, не изворачивается, а недоверчиво смотрит, положив руки на руль. Правильно положив, что вызвало бы вопросы, если бы мне не было всё равно.

– Газ нажимай. – Знал бы, что это будет так весело, с вождения и начал бы наше знакомство. – Только аккуратно, в ней триста шестьдесят лошадей.

Чувствуя неадекватный азарт, я перекладываю сумку с её колен на заднее сидение. И забираю из влажной ладони брелок, всё равно будет только мешать.

– Идиотская затея! – раздражённо выдыхает Романовская и плавно трогается с места.

– Считаешь?

Но это мне позволено отвлечься, она же не отводит глаз от дороги, и мы медленно, но верно движемся по, припорошённой снегом, грунтовке к границе коттеджного посёлка. Хотя как границе, просто строек там больше нет. Зато есть поле, тоже выкупленное под ИЖС8, но пока не освоенное настолько, чтобы делать деньги, распродавая участки рядом с шикарным сосновым лесом.

– Поворачивай, иначе сядем. – Чем дальше в поле, тем более вязкое оно становится под колёсами двухтонной машины.

– Куда?

Мне кажется, или в самоуверенной броне и правда появляется островок паники?

– Хоть куда.

Моя усмешка совпадает с моей же рукой, уводящей руль влево.

Самсонов, не ври хоть себе. Это банальное желание к ней прикоснуться.

Повторяя мой манёвр, Романовская ладонью скользит по тыльной стороне моей руки.

Приходится убрать конечность хотя бы для того, чтобы не мешать. И мозг согласен с решением, в то время как всё остальное вопит, что вот она – та, кто может не заменить, но приглушить, смазать глухую отчаянную тоску, которую за десять лет мне удалось всего лишь научиться игнорировать.

Мимо ещё не проносятся, но мелькают уже гораздо быстрее дома разной этажности и степени недостроенности. Проект Романовской выделяется на их фоне как Кувейтский динар на российском валютном рынке9. И смотрится дорого, несмотря на кажущуюся простоту и элегантный стиль.

Хотя есть гораздо более интересные виды.

Настолько заманчивые, что не получается – ни контролировать желание, ни успокоить участившийся пульс. Не смотреть тоже не получается. И всё оказывается в разы паршивее, чем представлялось ещё вчера.

Хреново, но, в общем-то, неудивительно.

Потому что мне тысячи раз представлялось, как Кира подойдёт неприлично близко. Обнимет, как миллионы раз до этого. Прижмётся всем телом. И скажет, что мне всё приснилось – что она рядом, что никуда не уходила, что нет никакого…

Стоит вспомнить о её солдафоне и это приводит в чувство.

В нехорошее такое, предательски нашёптывающее, что Романовская – не Кира. И никогда ею не станет.

Повторяй почаще, может, запомнишь.

– Хватит.

Машина останавливается прямо посередине дороги. Неожиданно, несмотря на то, что за движением и траекторией я всё-таки следил. Потому что поцарапанную машину поменять можно, поцарапанное здоровье – точно нет.

– Разворачивайся. – И снова этот саркастичный взгляд. – Что?

– Здесь не поле, – отвечает она с язвительным намёком.

– Уговорила, в следующий раз.

– Так уверен, что он будет?

Догоняют меня её слова уже на улице. Обойдя собственный автомобиль спереди, я предлагаю руку, открывшей дверь Романовской.

– Судя по тому, как ты заботишься о сохранности моей машины, она нравится тебе гораздо больше меня.

– Она молчит и не распускает руки. – Романовская оказывается стоящей в треугольнике между мной, открытой дверью и салоном. – Выбор очевиден.

Для меня тоже.

Настолько очевиден, что из головы выветриваются все Маши, Кати и Нади, а пальцы зудят от желания дотронуться до её подбородка. Провести большим по приоткрытой нижней губе, снова услышать жаркий прерывистый вдох, а дальше…

Прекращай! Не время и не место.

– Ты предвзята. – Плевать на всё. Шаг вперёд и она оказывается в кольце моих рук. – Когда я и что распускал?

– Самсонов, а сейчас ты что делаешь?

– Закрываю тебя от ветра. – На фоне полного штиля, но когда это меня волновало.