- Что ж, - Трувар помог ей встать, - значит Аветта.

  - Да уж, - бурчал Ярек, бредший замыкающим, - цветок, прекрасный цветок в такой глуши. Цветок... милованный богами... Только догадываться как тебя звери не пожрали...

  - Ты чего там бурчишь?

  - В слух думаю.

  Трувар хмыкнул. Странный народ, частью которого он неотъемлемо становится сам, медленно, но упрямо.

  На полянку, к костру вернулись впотьмах. Вездесущий мрак черным покрывалом укутал притихший лес, выпустив в мир ночную прохладу. Блеклое пятно, будто кто пыльным перстом в небо ткнул, тускло желтело сквозь наползшую невеликую тучку. Серебряные нити сквозь облачную ткань сочились скудно, падали на землю, выхватывая из темноты нечеткие образы путников.

  Костер по прежнему горел яро. За кольцом света всхрапывало, шуршало, порыкивало, хищники сторонятся, близко не подходят.

  Мужчины вошли в круг огня, пламя обласкало их теплым светом, обрисовав четкие крепкие фигуры, выхватило из мрака женский стан.

  Послышались шепотки, вздохи, кто-то возбужденно хмыкнул. Пивший из кожаного бурдюка воду Викар, поперхнулся при взгляде на незнакомку, кулаком ударил несколько раз в грудь. Удушающий кашель перекрыл дыхание, воевода взревел, надрывно выталкивая жидкость из легких, а взгляд от девки не отвел. Синевус пару раз участливо хлопнул приятеля по спине, поднялся.

  - Вот это находка, - озадаченно проговорил он, приблизился к брату, - кто это?

  - Если б я знал, в лесу была, одна, к прочему... нагая.

  - Ты отдал ей свою одежду?

  - Сам видишь. Чего ржешь, говорю же, на ней ни клочка не было, - в пол тона, с явным раздражением проговорил Трувар, и уже громче приказал, - Хакон, найди одеяла, отведи... эм... Аветту ближе к костру и дай чего-нибудь съестного.

  Воин кивнул, сделал шаг в сторону Берегини, замер, остановленный мощной хваткой Трувара за предплечье, тот наклонился и произнес так, чтоб услышал один Хакон:

  - Не подпускай к ней Кнуда! Понял?

  - Понял, - ответ прозвучал также тихо, как и вопрос.

  - Ступай.

  Краем глаза Трувар наблюдал за тем, как Хакон подошел к сереброволосой, принялся жестикулировать в попытке объяснить, что от нее хотят, тыкал пальцем в направлении костра, повторял: "К огню пойдем, погреешься, поешь. Ну чего глядишь? Пойдем, говорю, к огню пойдем, погреешься, поешь...".

  Берегиня водила глазами, слишком много людей, притихли, пялятся, зато этот дурень пляшет, как тетерев на токовище, чуфыкает чего-то, крыльями машет. Хакон потыкал пальцем еще немного, тяжко выдохнул:

  - Ты вроде б не глухая.

  Его рука потянулась к тонкому предплечью девушки, хрустнуло, взвыл. Берегиня схватила толстый палец Хакона, вывернула, тут же отпрыгнула. Гибкое тело напряглось, если человек атакует, даст отпор, ощетинилась, пригнулась, скрючившиеся пальцы, готовые вонзить ногти, расцарапать до крови кожу, подрагивали. Прыгнула неожиданно, резко, Хакон повалился на спину, заорал так, что проснулось воронье, взмыло с веток, растаяв в ночи.

  Выпучив глаза воин ухватился за плечи дикарки, отталкивая. Та вцепилась мертвой хваткой, зубки остренькие, белые, оскалилась, сейчас головой дернет, и прощай глотка, вырвет, еще и сожрет не поперхнется.

  Помощь явилась неожиданно. Трувар подскочил сзади, сильные мощные руки обвили тонкий гибкий стан, рванул Берегиню на себя, стальные объятия притормозили неистовое сопротивление. Брыкаться, лягаться девушка перестала лишь почувствовав, как хрустят кости, сжимаемые тисками мужского охвата.

  Северянин повернул Аветту, притихшую в кольце его сильных рук, заглянул в лицо, во взгляде плещется зеленый шквал, грозит пролиться яростным полымем. Встряхнул дикарку, пыл вроде немного угас, сердечко так стучит, что ему слышно, глаза переменились, недоверчивые, распахнутые, в глубинах... страх, а по началу не распознал.

  - Тише, - шепот легким ветерком слетел с уст Трувара, в глаза смотрел по прежнему, не отрываясь.

  Внезапно напрягся, тело отреагировало самовольно, бурно, девушка то нагая опять, куртка в прыжке слетела с ее плеч, бесформенной грудой в стороне валяется. Налитые крутые груди вызывающе прижались, его тонкая льняная рубаха не спасает от жара, трепета разгоряченной девичьей плоти.

  Трувар судорожно сглотнул, ком в горле рухнул в желудок пудовым булыжником. Хватку слегка ослабил, но Аветта не шелохнулась, тесно прижатая, она неотрывно вглядывалась в бесконечную синеву строго смотрящих глаз, притихшая, словно покорившаяся могучей силе, несгибаемой воле мужчины.

  - Хакон, - крикнул северянин, борясь с неистовой тягой, - неси одеяла!

  Не сопротивлялась, ни обволакивающей стан плотной ткани, ни легкому напору, подталкивающему к костру. Берегиня ощущала трепет от касаний Хранящего Тень, от его неистовой мужской власти, стиснувшей ее человечью плоть. Она все еще пребывала в оцепенении неиспытанных ранее чувств, гипнотических, будоражащих, необузданных. Странный озноб колотил хрупкое тело, ни огонь, к которому она подсела, ни укутывающее одеяло, не унимали чувственной дрожи.

  - Попей, - предложил подошедший Ярек.

  Усевшись рядом он протянул бурдюк с родниковой водой.

  - По-пей, - отрешенно выдавила Берегиня, потянулась к предлагаемой вещи, покрутила в руках, рассматривая.

  - Чистая, не отравлена. Пей, не бойся.

  - Чистая?

  - Вода.

  Аветта припала к горлышку, несколько сделанных глотков освежающей струйкой потекли в горло, затянувшееся напряжение ослабло, улыбнувшись, чинно приподняла бурдюк.