- Твоя правда, - северянин говорит спокойно, а голос напряжен, дрожит. Рука бездумно поднялась, ладонь медленно потянулась по волосам, пропуская золотые кудри меж растопыренных пальцев. - Да вот только запала она мне в душу... этот взгляд... зеленый огонь, не иначе. Еще б разок увидеть. Авось угомонюсь после. Не привиделось же, в конце концов. Головой вроде не бился.

  Ярек тяжело вздохнул, почесал затылок, в раздумье прищурился. Туманный взгляд блуждал поверх головы северянина.

  Огненные стрелы летели, выстреливаемые золотым диском, что медленно полз из-за края земли. Пространство неминуемо обретало четкие формы, подсвеченное утренними, разгорающимися лучиками солнца.

  Ярек пожевал нижнюю губу, глаза заслезились. Надо бы моргать, хоть изредка, думы думами, а солнце от этого тускнеть не станет. Тыльной стороной ладони вытер зависший на ресницах соленый хрусталик.

  - Станевук, кажысь, находил тропы Берегини, следы, даже как-то видывал мельком, хоть сразу и не сознался. Да только из него лишнего слова не вытянешь, изредка обмолвится и молчит. Может с ним потолкуешь? Авось смилостивится.

  За спиной шумно залопотало, поднялся крик, Трувар оглянулся. Вопя, махая руками бежал Ладко. Светлые, выгоревшие на солнце волосы мальчишки, растрепанные, как стог сена после коровьего набега, взъерошенно торчали. Ребенок возбужден, старается издали привлечь внимание.

  Подскочив к Трувару, судорожно сглотнул, стараясь восстановить дыхание. Уморная мордашка в пыли, под вздернутым носом черная полоска.

  - Княже, благодарствуй за тятеньку, - выпалил Ладко, переминаясь с ноги на ногу.

  - Как он?

  - Дома, спит, его от Островицы перетянули... фух... А меня Славень послал, там князь Ререк вече созывает, велел отыскать... предупредить... чтобы немедля...

  - Где собираются?

  - У Хатибора.

  - Добро, малец, - северянин улыбнулся, потрепал парнишку по взъерошенной гриве, повернулся к Яреку, - вечером обсудим, о чем толковали, предупреди Станевука.

  Знакомец кивнул. Он еще долго провожал задумчивым взглядом удаляющуюся широкую спину Трувара. Поблизости щебечут, заливаются птицы, гнездятся на деревьях сада, воздух чист, прохладен, дышит свежестью. Еще вчера бы он вышел на крыльцо, втянул бы в легкие влажную прохладу не думая о странностях, творящихся поблизости. А вот теперь мучайся, соображай как выкрутиться.

  - Тьфу, принесла ж тебя нелегкая, - ругнулся Ярек, сплюнул под ноги и зашагал обратно в теплый мрак деревянной постройки.

  На собрание Трувар пришел последним. Старосты шептались, гудели, обсуждали насущные дела, главный вопрос, требовавший непременного присутствия трех новоявленных князей повис в воздухе. Северянин мельком глянул на Ререка, старший брат хмурый, одна бровь укоризненно приподнялась.

  - Явился, - буркнул он, слегка наклонившись к ерзавшему на стуле, умащивавшемуся, брату. - Пропащий совсем, куда подевался? Ты нужен мне здесь.

  - Ну вот я здесь, - легкая улыбка растянула красивые губы Трувара, сбросив повисшее напряжение.

  - Все, кому должно, здесь, - громко сказал Хатибор, - Обсудим дела насущные...

  Собрание затянулось до полудня, решения принимались долго, обдуманно, взвешено. Ререк главенствовал в Новгороде, объединившем законы земель русичей, Синевуса и Трувара отправляли княжить в городовые области, именуемые Изборск и Белоозеро.

  - В Белоозере люди тихие, мир для них превыше дележки, распрей за клочок земли. Междоусобицы случаются, по окрестностям селяне изредка недовольны бывают, но разрешить споры меж ними труда большого не составит. - На мгновение Хатибор затих, тяжело покачал головой. - В Изборске же дела худо обстоят, там себя Законом над всеми пришлый поставил, чужак Кудеяр, жадный, жестокий.

  - Откуда явился-то, мы не ведаем, - подхватил староста в тени дальнего угла, длинная седая борода его дергалась, ходила волнами при каждом слове, - и опомнились, встревожились, да заметили, только когда он подкупами, уловками вокруг себя дружину сплотил, а людей притеснять учинился. Но вот, что чудно, при нем женщина, красы неописуемой, ум ей такой, что будя мечем, перышко на лету рассек бы. Поговаривают, что Кудеяр по ее наущению творит деяния, и сколько добра ни брал бы, сколько бед людям ни чинил, все мало.

  - Кудеяр, говоришь, - длинные, красивые пальцы Ререка легли на мощный подбородок, в задумчивости почесали, искоса глянул на Синевуса, - что скажешь, брат?

  Тот рассеяно пожал плечами, прочистил горло, выпрямился, тихим, но уверенным тоном, выпалил:

  - По воле твоей любой наказ исполню, брат!

  - Добро, - отозвался Ререк, но брови, сошедшиеся на переносице, суровый взгляд и неприветливая хрипотца в голосе свидетельствовали о том, что полученный ответ его не удовлетворил. - А ты, брат, что скажешь?

  Трувар молчал. Глаза сощурены, брови сшиблись на переносице, вид грозный, задумчивый, кинул взгляд в сторону. За окном громко застрекотала сорока, в отдалении заржал конь, утомленный полуденным солнцем, выпрашивая глоток воды. Прислушался к доносившийся звукам, резко выпрямился, решение только одно единственно верное пришлось, объявил:

  - Выдели столько людей, сколько посчитаешь нужным, брат, завтра выступим в поход на Изборск. Дружину поведу я. Поглядим на этого Кудеяра, хватит ли ему силенок удержать то, что прибрал к рукам не по Закону.

  Довольная улыбка растянула уста Ререка, хоть один из братьев мыслит в правильном направлении, одобряюще с силой опустил мощную длань тому на плечо.

  - Трех десятков тебе хватит?

  - Слишком много. Десяток.

  - Нет, брат, с огнем не шутят, - покачал головой Ререк, вскинулся, глядя на изборского старосту, - Много ль головорезов у Кудеяра?