В граде его сразу поволокли к знахарке. В бреду, полумертвого втащили в ее хатенку. Старуха глянула, всплеснула иссохшими руками, нахмурилась. Скрюченный палец, косточка обтянутая кожей, указал в сторону грубо выструганной широкой лавки подле стены у большой выбеленной печи. Изможденный Ярек застыл на пороге, переступить не решился, щеки впали, щетина торчит иголками, лицо бледное с желтизной, как плохо выстиранное белье бабы Анки.
Трувар напрягся, собрав во едино оставшиеся силы, протащил тяжёлую ношу в помещение, уложил на твердое.
- Охо-хо, - Островица покачала головой, седая прядь выбилась из-под тряпицы, покрывавшей сбившиеся кудельки. Кряхтя, хмурясь, пристально вгляделась, плох кузнец, как бы не помер. - Э-э-э, как тебя угораздило! Без доброго кузнеца в граде туго придется!
- За зря хоронишь его, старая! - крикнул Ярек, у входа отдышался, решился, вошел внутрь, грозя знахарке пальцем.
- Кто ж его хоронит? Ты бы помалкивал, непутевый! Ишь, храбрец нашелся, больно вспыльчив, да заносчив! На ноги я Батура поставлю, да только не скоро это случится, рана, сам видишь, серьезная, вот и придется новгородцам его не малое время ждать!
Ярек втянул голову в плечи, храбрость кончилась. Тряхнул слипшимися кудрями, глянул исподлобья, нашлет еще порчи старая ненароком, или выхаживать не станет, когда придется, а что придется, можно не сомневаться даже.
- Я погляжу умельцы все ж есть, - голос скрипучий, Островица склонилась над бедром, разглядывая тряпичный жгут, резко вскинулась, не по старчески острый, колючий, выцветший взгляд выхватил оторванный край рубахи, - Твоя работа, молодчик?
- Моя, - сухо выговорил Трувор.
Знахарка изучающе прищурилась. Обсмотрела сперва широкие плечи, бугрящиеся мускулами руки даже под плотной тканью не скроешь, остановилась на луке, внушительный, висит, как прирос, чтоб тетиву натянуть недюжая сила нужна. Вздернула подбородок, вперилась прямо в глаза.
Трувар поежился, стиснул челюсть. Необозримая ледяная длань накрыла затылок, неведомый холод пробрал до костей, раздражение влажными липкими жабьими лапками проляпало по коже. Вроде ничего страшного в старухе, но странная какая-то, неприятная. Худощавая, маленького роста, сморщенная, как урюк, в поношенной обвислой одежде.
- Э-ки, смышленый какой, - Островица прищелкнула языком, - Это ты верно придумал. После с Батура должок спросишь. А теперь ступайте, нечего вам здесь боле делать. Ступайте, молодчики. Дале сама разберусь.
Глава 5
Ночью Трувар не мог уснуть, вернувшись к братьям во временное жилище, пока новгородские мастера выстраивали отдельные княжеские хоромы, он лежал в постели без сна, ворочался с боку на бок, перебирая в мыслях события минувшего дня. Зеленый огонь, полыхавший в глазах медведицы с серебряной шкурой стоял перед мысленным взором, неотступно преследуя сознание. Подобное чудо никогда не доводилось встречать прежде, если, конечно, не привиделось, а то чего только не взбредет с перепугу. Схватка, кровь, растерянность, вот тебе и злая шутка воображения. Но Ярек твердил, что Сереброликая Берегиня медведицей бродит по лесу, Врата какие-то стережет. Сказания из неоткуда ведь не берутся. Или берутся?
До самого утра Трувар так и не уснул. Рассветные лучи, едва согревающие, легкие, тонкими пальцами проложили туманную дорожку в новый день.
Снедаемый любопытством, северянин резко сел на кровати. Под глазами темные круги, лицо осунулось, но в теле странная бодрость, возбужденность, резво вскочил на ноги. Быстро натянул кожаные штаны, сапоги, запутался в льняной рубахе, выругался, заправил концы за пояс. Выскочил наружу так, будто меда у пчел наворовал и деру.
Улица встретила его свежестью, не успевшей уйти ночной прохладой. Птицы натужно щебетали, их пора, трескотня сверчков, хоронившихся в потьмах, умолкла. Новгород неспешно высвобождался ото сна, люди, привыкшие вставать с восходом, покидали жилища, работа не ждет, до заката многое успеть надо.
Быстрым шагом пройдя по оживляющимся улицам, Трувар остановился у дверей избы Ярека, помедлил. Вчера, дождавшись, пока он покинет хатку Островицы, знакомец пригласил его заглянуть на кружку медовухи, объяснив, где живет, и что идти не далеко, но он отказался. Теперь стоит, переминается с ноги на ногу, как девка на выданье, авось чего перепутал.
Эх, была, ни была!
Громадный кулачище взметнулся в воздухе, несколько раз с силой обрушился на грубо сколоченную дверь. За перегородкой тихо зашуршало, скрипнуло, шаркнуло, громкий стук достиг хозяйских ушей, поднял с постели.
Железные петли жалобно взвизгнули, в образовавшуюся щель просунулась кудрявая голова. Ярек сонно моргнул, помедлил, вышел на порог, лицо слегка припухшее, зевнул. Ладонь непроизвольно потянулась к глазам, потер прикрытые веки, может спит еще, чего бы в такую рань северянин приперся.
- Здрав будь! - гаркнул Трувар.
Ярек подпрыгнул, глаза выпучил, сон как рукой сняло.
- Че так орать? - промямлил он глухо, чуть громче добавил, - И тебе здравия. Ты чего в такую-рань-то?
- Тут такое дело... Что ежели нам тропы к Вратам поискать? Ну... тем, что с нечистью. Авось и Берегиня сыщется?
Челюсть Ярека так и отвисла, ополоумел что ли северянин, совсем примороженный. Поди в одиночку в бой с армадой вражеской, удивил бы меньше.
- Э-э-э... - только и вылетело из открытого рта Ярека, отвислая челюсть не желала захлопываться.
- Медведица с серебряной шкурой, ее нужно отыскать, увидеть! Понимаешь? - не унимался Трувар.
- Нет, - честно ответил знакомец.
Брови Трувара медленно поползли к переносице, глаза потемнели, грозовая туча, иначе не назовешь.
- Хочешь сказать, никто никогда не пытался найти эту медведицу?
- А зачем? - искренне признался Ярек. - Догадки, былины с незапамятных времен ходят, кому в здравом уме на свою голову беды накликать вздумается? Простым смертным духов тревожить ни к чему, до добра это не доведет.
