Трувар прищурился, рука ухватила тонкую кисть, а что, предлагают бери, встал, последовал за плутовкой, увлекающей его в толпу плясунов.
Неутихающие ритмы музыки бушующей волной накрыли присоединившихся к бурным пляскам. Стройное тело Ясны изогнулось, качнула объемными бедрами. Звонким колокольчиком смех вырвался из ее груди. Резвая, она заскакала возле Трувара, как молодая козочка, призывно извиваясь, демонстрируя гибкость, податливость. Резко подступив вплотную к северянину, она подхватила свою толстую косу, спускавшуюся по гибкой спине до самых колен. Рука вскинулась, шелковое кольцо заплетенных прядей опутало крепкую шею, потянула на себя, прильнула, грудь мужчины тверда, горяча, встала на цыпочки, ресницы затрепетали, веки опустились. Губы приоткрыла, вытянула в трубочку и замерла.
Трувар криво усмехнулся, смелая девица, не впервой ему встречать подобных, что ж, получай, чего просишь. Сильные руки обхватили девичий стан, нарочито грубо привлек, прижал, стиснул крепко, даже косточки хрустнули. Поцеловал властно, с напором, свойственной ему горячностью.
Ясна ахнула, вцепилась крепче. Жаркий язычок юркнул из укрытия, лизнула. Трувар отпрянул, губы его блестели теплой влагой. Ну и девка, такая и мертвого уломает. Льнет, трется, как кошка, заплутавшая в кошачьей мяте.
Неприязненный холодок пощекотал в груди, Трувар отодвинулся еще. Веки Ясны задрожали, распахнулись, два изумленных глаза, голод плоти мерцает в черных зрачках, уставились на него, всматриваясь. По-мальчишески озорная улыбка растянула рот северянина, пусть лучше думает, что он забавляется, девка то хороша, просто не до души. Осторожно выпустив ее из объятий, чуть поклонился, развернулся круто, пока не опомнилась, шагнул прочь, ноги понесли быстро, легко. Ясна только рот открыть успела, как исполинская фигура мелькнула, затерялась в шумной толпе. От злости топнула ножкой, фыркнула.
Вдруг чья-то рука схватила неожиданно, дернула, потащила. Ясна пискнула, грозно уставилась на коренастого, одного с ней роста юношу, глазки маленькие, хитрые, волосы взлохмачены, как воронье гнездо.
- Баян, - выкрикнула она раздраженно, - нечего меня хватать своими ручищами!
- А ему можно?
- Не твоя забота!
- Ишь ты, прыткая какая! Недалече как снег растаял со мной сено мяла, а теперь чего, нелюб стал?
- А ежель и так, я тебе не жена, нечего за мною таскаться!
- На княжича глаз положила? Ну так знай, ненужна ему, а я завсегда рад.
Ясна выдернула руку, подбородок вздернула, фыркнула, пошла прочь не оборачиваясь. Баян крикнул вдогонку:
- Иди, иди, еще свидимся, сама ж придешь в ножки кланяться! А я ждать буду!
Буравящий взгляд Ясны Трувар чувствовал на спине пока не нырнул в толпу. Хлопнул себя по лбу, дурень, время то подпирает, развернулся в сторону Клятвенного Холма, ускорился.
Стемнело быстро. Бесконечное множество ярких мерцающих искр, не обозреть, не сосчитать, усыпало высь. Бледно-желтый, призрачный диск цепко ухватился, повис в мрачной синеве небесного полотна, щедро разбрасывал дымные, серебряные нити.
Музыка стихла, народ тянулся к пику, где расположенные по кругу, неистово полыхали жаркие церемониальные костры. Потрескивало, шипело, алые языки пламени лизали черную высоту ночи, искры выметывались яркие, как светлячки.
Трувар увидел братьев в центре круга, вступил, поравнялся, плечем к плечу встал с Ререком.
- Успел-таки, - голос брата тихий, вкрадчивый.
- Сомневался?
- Нет, ежель только не девки касается...
- А ты и узрел, - цокнул языком Трувар. - Это Синевус девкам под подолы мастак лазать.
- А ты нет? Они ж тебя, как слепни быка - облепят не сгонишь.
- Что с того?
- Грех не пользоваться!
Трувар пробормотал что-то нечленораздельное, старший брат хохотнул, средний насупился, обиду проглотил молча.
- Ведут! Здоровенный! Ведут! Ведут!- шепот покатился в толпе, смолк.
Время шуток кончилось, божба на крови дело серьезное. Брови Ререка сшиблись на переносице, лицо окаменело, губы сжал плотно, аж побелели.
Четверо коренастых, крепких мужей, заарканив исполинских размеров буйвола, тащили его к центру сборища. Тот отчаянно упирался, мычал, чуя неминуемую гибель. Неожиданно резко вскинулся, толпа охнула в один голос, толстые канаты натянуло, дернули передних мужиков, едва не напоров на громадные острые рога. Удержали с трудом, бык взревел, попятился. Широкие ноздри раздуваются, железное кольцо ходуном ходит, в таращащихся, налитых недоброй кровью глазах откровенная ярость.
Все четверо навалились, пересилили, копыта, вспахав землю, грохнули, туго зашагал к центру Клятвенного Холма.
Из толпы выступил Хатибор. В одной руке ритуальный клинок, с резной рукоятью из волчьей берцовой кости, другая сжимает толстую ножку железного кубка, драгоценные камни на чаше поблескивают, ловят блики костров, вспыхивают.
Хатибор подошел к Ререку, поклонился, дело осталось за малым. Великий Князь протянул руки, в ладони легло теплое, твердое, предметы по весу примерно одинаковы, сжал крепко, решительно.
Не медля шагнул к жертвенному буйволу, вздрогнул. Острое лезвие клинка зловеще сверкнуло в золотых отблесках кострового пламени, плоть разошлась, из горла обезумевшего животного хлынула багровая струя. Не дрогнувшая рука поднесла кубок, за мгновение сосуд до краев наполнился вязкой, липкой, горячей кровью.
Старосты обступили избранного единого вождя, Хатибор распахнул на его могучей груди льняную рубаху, большой палец погрузился в кубок, пачкаясь багровой влагой.
