- Кровь - сие есть жизнь, - пояснил старец, голос тверд, чист, на лице ни мускул не дрогнул. - Распоряжаться ею надо с разумом, - рука взметнулась сначала ко лбу Ререка, прочертил кровавый след на середине чела. - Проявлять добросердие и волю справедливую, - опустился к груди, мазнул в области сердца. - Но железной рукой власть держать, ибо слабость ведет к падению, - поднес палец к кистям рук, и без того в алых брызгах, помазал, - богов и людей призываю во свидетели, ибо сын земель севера отныне нарекается сыном земель русичей, дабы править единым народом, служить верой, правдой и почитать богов и законы наши, как свои собственные.
Ререк склонился перед старостами, повернулся, поклонился людям, выпрямился. Кивнул братьям, подзывая. Блики костра высветили его серьезное лицо, глубокие складки, залегшие меж сдвинутых бровей, признак суровости, готовность принять удел судьбы. Великая ответственность отныне на его плечах. И только братья достойная опора, подмога.
Хатибор помазал Синевуса и Трувара.
- Отныне вы "руки" и "глаза", и иные "члены" Князя Великого. Наделимо вас властями с дозволения оного, что речь будет, исполняйте, али люду толкуйте, дабы мир, согласие не нарушались. В случае гибели Великого Князя, по жребию, займете его место, дабы не менять ветви рода правящего.
К середине ночи все клятвы, обряды и гуляния остались позади, тлеющие угли угасающих костров потрескивали, плюя мелкие искорки, легкий ветер подхватывал затухающие блестки, кружил в последнем танце.
Трувар понуро глянул на умирающий огонь. Пути отступления перекрыты, свершилась великая божба, он верен брату, а значит исполнит волю судьбы и будь, что будет.
Глава 4
Весеннее утро дышало свежестью, солнце просыпалось медленно, бледнеющие лучи карабкались из-за горизонта, под торжественные крики пробудившихся петухов, вяло расползались по окрестностям.
Батур, в ожидании, переминался с ноги на ногу неподалеку от дома Хатибора, условленное место для сбора перед охотой. Берестяные лапти, вымоченные росой, просыхали медленно, надо покосить траву во дворе, ни то так и будет по утрам ступни студить. Толстая, смотанная в кольцо веревка, перекинута через плечо, из-за кожаного пояса торчит массивный, с костяной, выделанной рукоятью, кинжал, способный проткнуть грубую, плотную кожу кабана, лося или оленя, как повезет.
Сражаться с жертвой кузнец предпочитал в тесной стычке. Мощь, сила, агрессия в момент схватки словно передавались ему, мир вокруг замирал, отдалялся, окружение меркло, значение имели только власть и эмоции, закаляющие характер. Удовольствия от убийства он не получал, скорее принятие необходимости и урок, что жизнь и смерть ходят рука об руку, а если одно возможно, второе неизбежно.
Обернувшись на негромкое гоготание, Батур увидел троих приближающихся мужчин, четвертый маячил в отдалении. Решился таки северянин, добро, пускай покажет, на что способен.
- День нынче обещает много радостей, - первый из троих поднял руку в приветствии, добравшись к месту сбора.
- Не сомневайся, Станивук, - отозвался кузнец, взгляд неотрывно сопровождал подходившего к остальным человека. - Тем паче, что с нами сегодня поохотится еще один витязь.
Троица обернулась на легкий кивок Батура, указавшего за их спины. Вид приближающегося северянина, уверенно шагавшего, с гордой осанкой и огромным луком, перекинутым через плечо, обескуражил. Отпечаток неверия пролег на вытянувшихся, как у старых кобыл, изумленных лицах. Кто-то даже икнул.
- Это он-то с нами пойдет? - громко спросил молодой мужчина, мотнул головой, черные, отливающие синевой, вьющиеся кудри упали на лоб.
- Рахдай, - шикнул Станевук, подался вперед, каштановые пряди, кое-где белели нити, рано пробившейся седины, чуть прижатые очельем из выделанной кожи, рассыпались по плечам, в волчьем взгляде блеснуло нетерпение, - чего горланишь?
Ощутимый тычок в плечо заставил черноволосого поморщиться. Помахал кулаком у носа обидчика, пригрозил:
- Ярек, еще раз так сделаешь, костей не соберешь! Я и Станивука прекрасно расслышал!
Светлоглазый парниша с буйством обрамляющих голову кудрей пшеничного оттенка отмахнулся. Пухлые губы ехидно растянулись, на щеках ямочки, глаза сощурил, поддеть старого друга святое, такую возможность упускать нельзя, любая провинность, мелочь и Рахдай получит новый тычок, насмешку, острое словцо, колкость. Лишь бы вывести его, и без того вспыльчивого, из себя.
- Будь тих! - хмыкнул Ярек, обернулся к Батуру, - ты его позвал?
- Я позвал, - голос кузнеца, спокойный, твердый, уверенный, - чего взбеленились? Ко власти пожалуйте, а в лес ни ногой? Ишь, раскудахтались, как наседки!
- Благо тебя ко власти не приставили, - пробубнил Рахдай, - ходили б мы все кнутом стеганые.
- Ты чего там лопочешь? - Батур сделал вид, что не расслышал, насупился, ей Богу, как дети малые, дай только похныкать.
- Твоя правда, говорю!
- То-то же! И приветливей! Приветливей рожи корчьте!
Трувар, поравнявшись с мужиками, слегка поморщился от внезапного крика.
- Здрав будь, северянин! - хмурое лицо кузнеца расплылось в приветливой улыбке.
- Здравия и вам, - без особого энтузиазма ответил Трувар, окинув взглядом собравшихся. - Еще кого ждать будем?
- Нет, все в сборе. Это Станевук, Рахдай и Ярек, равных им по части охоты во всем граде не сыщешь.
Трувар хитро усмехнулся, промолчал. Крепкая рука потянулась к оружию, сложный лук из упругого можжевельника в форме буквы М, с плавными перегибами, слетел с места, переместился на другое плечо. Демонстрация силы произвела должный эффект. Собравшиеся наблюдали затаив дыхание, взгляды приклеились к громадному луку, не дюжая сила нужна, чтобы удержать громадину, да еще суметь натянуть тугую тетиву, выстрелить, а уж в цель попасть и вовсе диво.
