— А знаешь, что я с тобой сделаю, если ты сейчас не заткнёшься?

— Ого, — присвистнул Раэль, — всё настолько серьёзно, чтобы галантный сорвиголова Джинн перешёл к угрозам.

— Заметь, ты первый начал.

— А я исполнял «братскую прерогативу».

— Разбивать сердце будут мне, можешь быть спокоен. Или я сам что-нибудь с ним сделаю. И ей не вздумай угрожать.

— Эй, ты чего сдулся-то сразу, — Раэль даже растерялся. — Подумаешь, разница в возрасте. Подумаешь, немного родственники. Не кровные ведь.

— Вряд ли, — он сжал спрятанные в карманах кулаки, — вряд ли она меня выберет. И оставим этот разговор. Я, в отличие от тебя, моногамен до мозга костей, Раэль. Не разлюблю, уже слишком поздно.

— Зато есть надежда, — печально улыбнулся Эверросс. — А моногамия, мой юный друг, бывает очень разная. Просто мы с тобой в ней отличаемся.

Маленькая Ним, — вспомнил Квай-Гон, и совесть ударом ножа опустилась на сердце.

— Мы с тобой можем любить одного, не выбирая никого другого, только раз: или фигуру родителя, или возлюбленную, или ребёнка… такова наша доля адептов Живой Силы, — продолжил Раэль с такой болезненной лаской, с такой мучительной улыбкой, что нож в сердце Квай-Гона, казалось, повернули, чтобы он впился глубже. — Ты думаешь, я по борделям от нечего делать хожу? Думаешь, почему так ревностно регентствую на Пиджале, вырезая убийц, регулярно подсылаемых к маленькой принцессе? О нет, мой друг. Если бы всё было так просто… Но я рад за тебя. Искренне рад, что тоска по Ксанатосу не толкнула на мой путь. Он порой страшно невыносим. Жутко невыносим. И ты бы знал, как глубока моя ненависть к самому себе. Так что…

Раэль похлопал его по плечу.

— Радуйся, — сказал. — Живи и радуйся, что не идёшь тёмными тропами в вечных сумерках туманного холодного леса. Тебя спасли. А мне уже не нужно никакое спасение… мне бы побольше обезболивающего для сердца, да вечного покоя. У тебя есть надежда — не будь дураком, возьмись за неё покрепче и не потеряй. Без путеводной звезды в твоём лесу ты встретишь одних только призраков. И поверь мне, — Раэль тяжело вздохнул, — они тебе не обрадуются, как бы ты ни умолял о встрече.

— Прости меня, Раэль, — искренне извинился Квай-Гон после затянувшейся паузы. — Я не хотел напоминать.

— О, перестань, — отмахнулся Эверосс. — Я даю повод и прекрасно об этом знаю. Да и забыть невозможно. Надолго, по крайней мере. Но ты мне так и не сказал, почему медлишь. Рискни… намекни ей, что ли.

— Первый шаг должен быть за Альдой.

— Почему? — возмутился Раэль. — Что такого сложного в том, чтобы просто намекнуть? Подошёл, взял за руку, не знаю, сказал какой-нибудь заранее продуманный комплимент в тот момент, когда она этого не ожидает, но очень внимательно тебя слушает, или локон, мягко так, за ухо заправил, или цветы подарил. Можно поцеловать в щёку и нарочно промахнуться, чтобы попасть в уголок губ… Ведёшь себя, как девственник, честное слово.

— Мне, — надавил на слово Квай-Гон, — нужен не секс.

— Не только секс, — поправил Раэль. — Я тебя знаю, ты не из тех, кто по жизни чурается танцев в постели.

— Хорошо, справедливо, не только секс. Ты, может, забыл, но заниматься любовью и просто сношаться — не одно и то же. Я… не хочу её спугнуть. Не хочу предать доверия к себе, если чувство не взаимно. Если Альда видит во мне только друга, я им и останусь до конца моих дней. Любить можно крепко и тихо, со стороны. Мечтаю ли я засыпать с ней и просыпаться в одной постели? Да. Но не меньше, чем… мечтаю о её счастье.

— Тогда ладно, — удивительно легко согласился Раэль.

— И что, больше не будешь пытаться меня переубедить? — Квай-Гон с сомнением на него покосился.

— Не, не буду, — беспечно отозвался Эверросс. — Я узнал всё, что мне нужно, чтобы сложить собственное мнение.

— И какое оно у тебя?

— Что ты дурак, — добродушно улыбнулся Раэль, — но, что, пожалуй, твоя правда. По крайней мере, пока. Вот получит Альда ранг магистра, и тогда я от тебя не отстану. И не бойся, не выдам.

— Не станешь активно вмешиваться? Не похоже на тебя.

— Может, не похоже на старого меня, но, — Раэль задумчиво потёр подбородок, — ничто не меняет людей так, как личные трагедии. Если бы мне дали шанс выйти из моего леса, я бы тоже боялся любой возможной ошибки. Ты и я — мы знаем их цену. Естественно, мысль расплатиться ещё раз абсолютно невыносима. Любовь спасла твою душу от потери Ксанатоса, а я, хоть тот ещё старый козёл, не собираюсь ни в коем случае ставить под риск счастье близкого.

— Такое уж ли счастье, — покачал головой Квай-Гон. — Природа невозмутима и безразлична. Счастье — это больше для адептов Объединяющей, которым свойственно ждать от Силы подарков.

— Не тебе спорить с законами жизни, — осадил его Раэль. — Если дали, то радуйся. Боишься потерять? Тогда просто делай это по-тихому, — и осклабился, — как с мастурбацией.

И Квай-Гон, без всяких зазрений совести, толчком Силы отправил Раэля в ближайший пруд.

(…)

Отправиться втроём на задание казалось отличной идеей. Единственное, он не подумал, записываясь на миссию, о климате. И ведь сколько было книг, сколько фильмов, о суровых зимах, толкающих застрявших в метели судорожно греться вместе. Квай-Гон тогда смотрел на постельные сцены в куче одеял скептически и свысока, но в данной ситуации ему было не до смеха.

С одного бока от него лежал маленький Оби-Ван, закинув на своего Мастера ногу. С другого — Альда. И мало того, что мягкая женская грудь упиралась ему в плечо, так Ганор во сне ещё и обнималась. Квай-Гон лежал между ними на спине, как самый «тёплый» в их компании, боясь пошевелиться, буравил невидящим взглядом потолок и клял всё на свете.

Мысли в голове крутились самые неоднозначные, потому что физиологию не обманешь.

Квай-Гон был собой страшно недоволен.

(…)

— Мастер, — заявил ему как-то Оби-Ван, уже возмужавший подросток, — дарить на тридцатилетие сухие цветы это неправильно.

Квай-Гон отвлёкся от внимательно сбора лаванды.

— Это ещё почему? — спросил, вскинув бровь. — Очень полезный подарок. Ты знаешь, что лавандовый чай не только успокаивает, но и, например, помогает при больном горле?

— Я не об этом, — фыркнул Оби-Ван, но пресловутые цветы послушно собирать не перестал. — Надо розы, понимаете? Красные. С ленточкой. И бутылку. Если не шампанского, то коньяка.

— За кого ты меня принимаешь, чтобы я дарил такие пошлости? — в шутку оскорбился Квай-Гон, оглядываясь на своего падавана.

— Но это тридцатилетие красивой женщины, Мастер, — настаивал на своём Оби-Ван, — а не старухи.

— Сухие цветы с богатым лекарственным применением — это практично.

— Это невежливо, — возразил Оби-Ван. — Вот грандмастер собирается подарить ей абонемент.

— Абонемент на что?

— На всё нужное женщине в её возрасте, он мне так сказал.

— Вот это как раз невежливый подарок.

— Отнюдь! Очень даже вежливый, если учесть, что от вашего с ней Мастера. О, ещё они на концерт идут.

— Какой? Симфонический? — Квай-Гону было сложно представить своего учителя на каком-либо другом, менее помпезном.

— Не-а. На какую-то группу, у которой музыка в жанре металла.

— Что?

— И нас берут с собой, — продолжил, как ни в чём не бывало, Оби-Ван, не отвлекаясь от сбора лаванды. — Так что надо вам что-нибудь ещё придумать. Хотя бы ужин при свечах, что ли. И красные розы.

— Где ты таких пошлостей понабрался, ума не приложу, — пожаловался Квай-Гон. Но, помимо сушёной лаванды, подарил в итоге ещё домашний ликёр на сливах и домашнее розовое масло, потому что Мастер Ян и Оби-Ван, сговорившись, оба решили действовать ему на нервы.

У него всё равно каждый раз чуть слабели ноги, когда он чувствовал подаренные запахи на её дыхании или шее.

Меня заставили пометить территорию, я не хотел, — жаловался Квай-Гон молча и в никуда, но Сила над ним только смеялась.

(…)

— Как ты почувствовал? — тихо спросил Мастер.