Фридрих нервничал. Как всегда перед встречей с Теодорой он почти полчаса провёл у зеркала в небольшом перевалочном пункте. Армейскую одежду он решил оставить там и выбрать новую белую накрахмаленную рубашку с самым красивым галстуком, который у него был, пиджак и темно-серое пальто. Сейчас он был похож на настоящего английского джентльмена. Не хватало только расслабленно-счастливого выражения лица и ухмылки.

— П-простите, вы не подскажите, где г-гостиница «Астория»? — спросил Фридрих на английском у одного одинокого мужчины, что разгружал ящики с овощами рядом со своим ларьком.

— Вам следует пройти прямо по улице, месье, — ответил он с сильным французским акцентом, — там завернёте за угол, и будет вам гостиница.

Фридрих поблагодарил его и зашагал вновь.

***

Он находился прямо перед дверью её гостиничного номера. Убранство самой гостиницы было не таким уж и дорогим, однако, если быть честным, намного лучше домика госпожи Ваутерс по интерьеру и комфорту. В своем письме Теодора указала номер своей комнаты, так что Фридриху не пришлось выпрашивать его у человека на стойке регистрации с самым безобидным выражением лица, на которое он был способен. Комичная получилась бы ситуация.

Сейчас солдат нервничал так же, как в первый раз, когда Дора позвала его к себе в гости. Сердце медленно билось в груди, пальцы слегка подрагивали от нетерпения, а волосы, которые Фридрих вновь пытался уложить в красивую прическу, от его же волнения слегка растрепались.

Фридрих занес кулак и несколько раз постучал по двери, сделанной из красного дерева. Вдруг все звуки исчезли. Осталось только прерывистое дыхание арийца и сердце, звук которого казался теперь оглушающим. Шли секунды, а дверь так никто и не открыл. Фридрих шумно вздохнул, почувствовав, как галстук впился в шею, и постучал вновь.

Ему казалось, что прошла вечность, прежде чем за дверью послышались тихие шаги. Его губы начали дрожать, поэтому он попытался сжать их одну линию. Ладони вспотели, а в груди творилось что-то необъяснимое. Словно что-то начинает выворачивать его душу наизнанку, показывая всему миру его любовь, надежду и боль.

Дверь тихо отворилась, и на пороге показалась девушка, столь хорошо знакомая Фридриху. Блумхаген почувствовал, как что-то разбилось внутри него.

Она выглядела так же, как и в его воспоминаниях. Только волосы блестели своим природным оттенком на солнце, глаза горели ярким зеленым светом, а на губах всегда была мягкая улыбка. Сейчас взгляд её словно потух, под глазами залегли тени. Губы были сухие и бледные, а кожа приобрела вместо привычного легкого оливкового загара цвет слоновой кости. Волосы казались тусклыми в свете нескольких ламп в коридоре. Она также похудела: лицо её осунулось, скулы теперь стали выражены чётче, щеки впалые, а одежды висела на ней словно не по размеру. Но она всё равно была прекрасна.

Теодора поначалу смотрела на него, будто не узнавая. За эти секунды Фридрих только и делал, что боролся с шумным дыханием и будто старался вспоминать черты её лица. Но потом глаза её вдруг расширились. Мисс Эйвери издала испуганный вдох и прижала руку ко рту. Солдат от этого звука мигом напрягся.

Девушка смотрела на него недоверчиво, будто он был её видением, что через пару минут исчезнет. Но нет… Фридрих всё ещё продолжал стоять в шаге от неё, стараясь держать себя в руках. Глаза его изрядно покраснели от скопившейся влаги, а руки потянулись к ней, чтобы прикоснуться в самом легком жесте. Дрожь пробежала по его жилистому телу, он сглотнул, но не проронил ни слова.

Теодора увидела в нём всё то же добродушие, открытость, однако вместе с тем было что-то ещё: какая-то внутренняя сила, отчего Фридрих теперь казался старше. Он оставался таким же красивым и юным, но глаза приобрели стойкость и решимость, что было раньше вовсе не свойственно ему.

— Ты здесь, — неуверенно произнесла Теодора. Голос её немного дрогнул, однако она даже не обратила на это внимание. Фридрих слабо улыбнулся ей.

— Конечно. Разве я м-мог не приехать, — ответил он. Теперь его тенор приобрел более низкие нотки, отчего по коже Теодоры прошли мурашки.

— А я верила, что ты приедешь, — ей хотелось сказать это непринужденно, но голос подвёл снова.

Неожиданно Фридрих поддался вперед, схватил девушку за талию и тут же прижал к своей груди. Она издала надрывной звук, когда её лицо уткнулось в его шею, а голова опустилась на крепкое мужское плечо. Слезы заструились по её щекам, пропитывая ткань его рубашки, когда он крепко прижал её к себе.

Её трясло так сильно от рыданий, что девушка не сразу поняла, что Фридриха трясло тоже, и по этой самой причине они не могли сказать, сколько времени провели в крепких объятиях друг друга, изливая тоску недолгой, но такой болезненной разлуки.

Фридрих запустил пальцы в её волосы, освобождая их от всяческих заколок. Украшения градом посыпались на пол, темные волосы волной упали ей на плечи. Солдат прижался носом к её макушке, чувствуя тот самый аромат сирени, что исходил от её волос. Фридриху показалось, что внутри него произошёл самый настоящий взрыв, стоило этому запаху проникнуть в легкие.

Сама Теодора изо всех сил сжимала его запястья, впившись ногтями в ткань рубашки так, словно стоило ей разжать пальцы — и Фридрих исчезнет навсегда.

Через мгновение, ариец, видимо чувствовавший такой же страх, вдруг схватил девушку за плечи, потом отстранился, отчаянно всматриваясь в любимое лицо, коснулся его своей рукой и стал взбудоражено обводить пальцами контуры, не обращая внимания на её слезы и шмыгающий нос.

— Дора… — шептал он, начиная повторять предыдущие движения пальцев своим носом и мягко касаясь губами её лица. — Дора…

Кожа её осталась такой же мягкой и нежной. Фридрих ощущал волну бушующего огня, что разгорался в его груди. Он мягко взял лицо девушки в свои руки и заглянул ей в глаза. Теодора смотрела на него, не отрываясь; взгляд то и дело бегал по его чертам, после чего остановился на губах.

— Я очень хочу тебя п-поцеловать, — тихо сказал Фридрих, замечая её взгляд. — Можно?

— Да, — с придыханием прошептала Теодора.

Солдат медленно привлёк девушку к себе, держа их соединенные руки под своей грудью.

— Я не делал этого очень д-давно, — мягко сказал он.

— Ничего, я напомню, — Теодора забавно улыбнулась, несмотря на слезы, что продолжали течь по её щекам. Однако она увидела, как надежда и страх затемнили голубизну его глаз, поэтому сказала уже более серьезно: — Я тоже.

С присущей ему нежностью он, продолжая держать её лицо в своих ладонях, припал к девичьим губам. Тогда мир обоих сузился до одного маленького пространства коридора, где, наконец, соединись влюбленные сердца.

***

Та ночь Фридриху запомнилась надолго. Прижимая к себе хрупкое женское тело, он чувствовал, как её голова покоится на его груди, волосы щекочут нос, а ноги переплетаются в ворохе одеял и простыни. Сердце билось так громко, что ему казалась, будто оно может перебудить всю гостиницу. Однако Теодора этого не замечала. Мисс Эйвери тихо посапывала в его объятиях и слабо улыбалась сквозь сон.

— Как ты думаешь, что будет завтра? — тихо спросила она у него несколько часов назад.

Фридрих, водя кончиками пальцев по обнаженной коже её спины, слегка замер. Теодора, чувствуя его замешательство, взглянула на него. Оба знали, что этот вопрос был скорее риторическим и подразумевал не только завтра, но и всю последующую жизнь.