Именно после таких мыслей, неожиданно возникших в голове у Роджера, олень и остановился, сказав эту фразу, так гордо прозвучавшую в тишине: «Я не маленький»! Но никого не было вокруг, чтобы подтвердить или опровергнуть слова Роджера. Никто не вышел и из дома Деда Мороза. Вздохнув, олень снова тронулся в свой путь.

Из головы Роджера все никак не выходили эти три оленя, которые вскоре должны были, как и каждый год до этого, везти новогоднюю повозку. Гордые, неприступные, во всем самые лучшие, даже имена себе выбрали соответствующие. Да какие! Если нарисовать их имена, то все они будут обозначаться всего одним знаком. Одинаковым для каждого имени. А если произнести имена вслух, то звучать они будут по-разному. Вот так вот. А звали оленей: Раз, Один и Первый.

Сам Роджер тоже был не из последних оленей. Ловкий, выносливый, сильный. Да еще какой сильный! Вот тянет сани по снегу. А сани тяжелые. Пятеро гномов их загружали, вспотели все. А Роджер даже и не запыхался. Что с санями за спиной идет, что по тропинке прогуливается, цветочки нюхает. Ну, может, и не совсем так, конечно. Иногда остановиться, передохнуть необходимо, все же. Все-таки огромное количество сковородок в санях лежит. А сковородки чугунные, совсем не легкие.

Мысли Роджера перекинулись на груз, который он вез на фабрику. Каждый год одно и то же, с возмущением думал олень. Изготавливают на фабрике эти сковородки, стараются. В синий и красный цвет раскрашивают. Готовят подарочки для непослушных детей. А потом раз! И Дед Мороз, оказывается, свой блокнотик со списком нашкодивших детей потерял! Некому больше сковородки отправлять. Надо теперь всем подарки по письмам, пришедшим на адрес Деда Мороза, готовить. Вот эти письма никогда не теряются! А еще к каждому подарку леденец сладкий полагается. Роджер снова остановился, тяжело вздохнул, облизнулся, а потом опять повез свои сани.

И ведь каждый год, когда служба гномов приступает к приготовлению подарков, Дед Мороз заходит в небольшую пристройку за домом. Это маленький деревянный склад, покрытый по полу соломой, в котором и хранятся сковородки. Белобородый волшебник вызывает Дона и говорит: «Хотя эти предметы приготовлены и для непослушных детей, но они уже совсем не новые. В прошлом году их изготовили. Прошлогодние они. А я всегда дарю только новые подарки! Поэтому, Дон, загружайте эти сковородки в сани и везите на фабрику. Ту, которая за горой, и которую я видеть не хочу. Там сковородки старые переплавите, потом сделаете новые и покрасите. А, вот уже новые подарки для безобразников снова сюда на склад сложите. Я же пока пойду, посмотрю блокнот свой, где все проступки мальчиков и девочек записаны. Посчитаю, сколько подарков со сковородками подготовить. Надеюсь, в этот раз блокнот мой на месте лежит. Никуда не запропастился». В ответ Дон только молча кивает головой, а потом вызывает нескольких своих помощников гномов и, естественно, Роджера.

Почему каждый раз только меня, про себя с возмущением думал Роджер, волоча сани и недовольно фырча. Почему не зазнавшегося оленя с именем Раз? Ему, видите ли, не нравится запах синий краски! Он от этого запаха в депрессию впадает и не сможет потом счастливое лицо, то есть мордочку, сделать. Когда Деда Мороза повезет в волшебных санях. А олень с именем Один не переносит запаха красной краски. А Первый вообще от одного вида сковородки в обморок падает! Какие нежные все кругом. Лучше бы не переносили запах карамельных леденцов! Ведь наверняка их потом Дед Мороз сладостями угощает. И в дороге Снегурочка потихоньку то морковку, то яблоко спелое даст. А Роджер, как обычно, будет лежать один, в снегу за складом со сковородками, и никто не придет. Не нужны опять будут Деду Морозу сковородки! Не красные, не синие! И напрасно будет надеяться олень, что в гневе выбросит старый волшебник несколько леденцов, засунув вместо них в мешок с поздравлениями новехонький предмет, только что выпущенный на фабрике за высокой горой.

Роджер, не в силах дальше продолжать путь от внезапно навалившейся жалости к самому себе, остановился. До фабрики идти оставалось совсем немного. Олень уже свернул за высокую гору и шел между основанием горы и дремучим лесом, начинавшимся также за поворотом. Фабрика находилась еще за одним поворотом и с места, где остановился олень, ее видно пока не было. Как не видно сейчас было Роджера и из дома Деда Мороза.

Роджер стоял, опустив глаза в землю, и грустил. Он даже подумывал, не всплакнуть ли ему. Или хотя бы уронить одну скупую мужскую слезинку? Может и не пристало такое поведение для сильного и смелого оленя, но вроде рядом никого нет. А настроение совсем упало. Мордочке оленя сейчас позавидовала бы сама царевна Несмеяна.

– Чего грустишь, милок? – неожиданно рядом раздался чей-то голос.

– Чего грустишь, говорю? – снова услышал Роджер. – Али, ты немой?

– И не грущу я вовсе. Сани вот груженные, тяжелые везу. Устал, решил остановиться, передохнуть, – зачем-то соврал Роджер, поднял голову и повернулся в сторону, откуда раздавался голос.

С удивлением на краю тропинки олень увидел старушку. Лицо у бабушки было все морщинистое, какое-то даже скукоженное. Старушка улыбалась, и во рту у нее виднелось всего несколько почерневших, видимо, совсем гнилых зубов. Похоже, что зубную щетку бабуся потеряла давным-давно, да так и не сподобилась купить новую. Зато особенно выделялись у старушки глаза и нос. Нос был огромный, резко выпирающий вперед, заостренный на конце, но конец этот почему-то загибался вниз и оттого выглядел, как крючок. Может, бабушка открывашку дома найти не могла, а банку сгущенного молока открыть очень надо было. Пыталась нос использовать, прямой еще тогда. Только нос такого издевательства не выдержал и погнулся. Может и так, а может и по-другому. Никому старушка про это не рассказывала, а теперь и сама забыла уже, когда и почему нос форму вдруг такую странную принял.

А вот глаза у бабушки были совсем как у девочки. Яркие, выразительные, темно изумрудного цвета. Вот только Роджеру вначале показалось, что глаза эти не добрые, а какие-то хитрые, что ли. Правда, как только старушка приопустила ресницы, впечатление такое быстро прошло. Бабушка сразу приняла вид умной и внимательной к собеседнику женщины, располагающей к дальнейшему разговору.

Одета была старушка вроде и во все новое, но при этом выглядела совсем неаккуратной, не такой, как все обычные бабушки. Хотя, конечно, бабушки тоже разными бывают.

На старушке, стоящей прямо перед Роджером, были одеты шапочка с бубоном, теплая куртка с меховым воротником и теплые ватные штаны, из-под которых выглядывали кончики валенок. Шапочка была красного цвета, куртка – ярко-желтого цвета, а штаны и, почему-то, валенки имели цвет зеленый. В общем, прямо по наряду этой бабушки можно было бы объяснить первоклассникам, что такое светофор. Хотя, детям, наверное, по такой старушке ничего объяснять не надо. Непедагогично это. Не способствует развитию ребенка вид жирного пятна на рукаве куртки и клякса на коленке. На валенках виднелись следы засохшей грязи. Где эту грязь смогла отыскать старушка, когда везде кругом все снегом занесено, только ей и ведомо. Шапочка была одета набекрень, как будто перед оленем стояла не бабушка, а мальчишка-сорванец. Бубон на шапочке держался на последней нитке так, что вскоре непременно должен будет потеряться в дремучем лесу и стать новой забавой в веселых играх белочек.

– Грустишь, конечно, – уверенно произнесла старушка. – Вон и слезинка на реснице уже повисла. Мучают тебя? Заставляют работать непосильным трудом? Кто же это над таким молодцем знатным издевается?

– Не от грусти это слезинка, – возразил Роджер, но при этом приосанился. Понравилось оленю, как его знатным молодцем назвали. – Ветер в глаз надул, вот и потекла слеза. И никто меня не заставляет работать. Я на службе у Деда Мороза состою. Добровольно. Не многие из оленей такой чести добиваются. Только самые смелые, сильные и умные.