Первый глоток, как первый вдох горного воздуха. Второй, как первый шаг по канатному мосту. Третий, как первый прыжок со скалы. Четвёртый, как первый сон в объятиях любимого человека. Пятый, как первое умиротворение в жизни.
Когда я выпила всё до последней капли, женщина тепло улыбается и, так же сохраняя тишину, удаляется из комнаты, снова оставляя нас с доктором Томпсоном вдвоём.
— Мисс Харрис, Вам легче? — поинтересовался мужчина, на что я только кивнула, не имея желания разговаривать. — Сюда Вы помещены не по просьбе мистера Нильсена, а по указанию докторов, которые спасли Вам жизнь, — он сказал это так спокойно, что захотелось ему поверить.
— А где Александр?
— Сегодня к Вам его пустят, но только после того, как я смогу убедиться в том, что Ваш организм справляется.
— С чем он должен справиться? — недоуменно интересуюсь я и пристально смотрю на доктора.
— С Вашим биполярным расстройством и последствиями попытки суицида, — мужчина снова тепло улыбается, и я окончательно успокаиваюсь.
— Так он не бросил меня, — шепчу я, не обращая должного внимания на слова врача. — Значит, Рейчел ошиблась, он любит меня и всегда любил.
— Позволите спросить, а кто такая Рейчел? — мистер Томпсон как-то странно морщится, но меня это совершенно не волнует.
— Это моя подруга, — спокойно отвечаю я и вижу, как он принимается листать свои бумаги в поисках чего-то. Его глаза судорожно бегают по страницам и когда останавливаются на том, что он искал, мужчина шумно вздыхает. — Что-то не так? — удивлённо интересуюсь я.
— Давно у Вас галлюцинации?
А меня будто бьют по голове.
«Галлюцинации. Получается, моя Рейчел — это плод моего воображения? Но как?.. А Сэм, а Ева, а Эллиа, которые регулярно приходят в гости… Они тоже нереальны?»
Шумно вздыхаю и чувствую, как по щекам льются слёзы, которые обжигают, словно раскаленная лава. Хочется смахнуть их, но руки связаны и от этого во мне просыпается животная злость.
Начинаю метаться по кровати, а доктор заметно напрягается. Но мне плевать. Моему лицу горячо, мне больно, мне плохо. Реальность, что обрушилась на меня, просто убивает. Из моих уст раздаётся громкий крик, нет, вопль. Я словно загнанный в угол зверь, кричу так громко, что кажется, будто немногочисленные стёкла сейчас разлетятся на мелкие осколки.
— А-а-а! Вы врёте! — визг, и я поворачиваю голову к доктору, который быстро нажимает кнопку на пульте. — Я не псих! Они живые, ясно?! Жи-вы-е!
Как только я договариваю, в палату залетают несколько человек, которые сразу прижимают меня сильнее к матрасу, и я чувствую неприятный укол в руку. Стараюсь вырваться, но никак не удаётся. Продолжаю неистово кричать, не в силах принять реальность.
Спустя короткое время я ощущаю, как голос пропадает, тело становится ватным, а глаза предательски закрываются. Как бы я не старалась их открыть — ничего не получалось.
«Видимо, они вкололи мне сильное успокоительное или что это такое?»
Поборовшись ещё какое-то мгновение со своим состоянием, я всё же сдаюсь в цепкие лапы сна и последнее, что я вижу, — мой Александр, который улыбается и одними губами шепчет:
— Я люблю тебя, скоро мы будем вместе. Мы справимся, каттен!
========== Агата Харрис ==========
Вода. Всюду вода, которая тянет меня на дно, всё ниже и глубже. Я активно гребу руками, пытаюсь плыть вверх, но ничего не выходит. Воздуха в лёгких не хватает, голова начинает кружиться, но я не сдаюсь. Попросту не могу сдаться, ведь там, на поверхности, меня ждёт мой Александр и наше счастливое будущее.
Размахиваю руками всё активнее и сильнее, но силы иссякают, не позволяя выбраться из воды. Чувствую, как воздуха совсем не осталось и совершаю непроизвольный вдох. Он вышел короткий, но такой болезненный. Лёгкие судорожно сжимает и обжигает, словно их облили кипящей лавой, и, не в силах терпеть эту боль, я кричу, захлебываясь всё сильнее.
Резко открываю глаза и глубоко дышу, будто я действительно задыхалась.
«А может, так и было?»
Кое-как восстановив дыхание хоть немного, я аккуратно сажусь в своей кровати, подложив подушку под поясницу. Вокруг всё те же стены, то же окно, тот же стул. Уже три дня я нахожусь в этой больнице, где мне пытаются доказать, что я психически больна. Как это смешно…
Психиатр, он же мистер Томпсон, убеждает меня в том, что мои друзья, которые стали приходить гораздо реже — банальная галлюцинация на фоне биполярного расстройства. И как бы я не пыталась ему доказать, что они реальные — мужчина не верит.
Здесь меня вообще никто не понимает. Все твердят, что мне нужно пить лекарства, чтобы успокоить мои «фазы».
«Какие к чёрту фазы? Что это вообще значит?»
Со мной разговаривают как с умалишённой, а мне больно, обидно и до безумия страшно. После укола, который ставят ночью, мне снятся кошмары. Я просыпаюсь в холодном поту и со слезами на глазах, каждый раз пытаясь понять, где сон, а где реальность. И как бы я не кричала, что мне от лекарств плохо, они продолжают ими пичкать меня.
Единственное, что сегодня меня радует — приезд Александра, которого наконец-то пустят ко мне. Я соскучилась и безумно хочу извиниться перед ним, загладить вину и в очередной раз сказать, как сильно люблю его.
Входная дверь с неприятным скрипом открывается, и я невольно морщусь от этого звука. В палату заходит мистер Томпсон с обворожительной улыбкой, которая меня уже раздражает. Он сразу же берёт стул и садится возле моей кровати, открывая свою папку, в которой, как выяснилось, хранится моя история болезни.
— Доброе утро, Агата, — он бросает на меня мимолётный взгляд и снова возвращается к бумагам. — Как Вы себя чувствуете?
— Нормально, — коротко и безэмоционально бросаю я, стараясь не показывать своё отношение ко всему происходящему.
— Галлюцинации повторялись? — мужчина что-то пишет в документах, не поднимая взгляда на меня.
— Нет, — чувствую себя роботом, которого пытаются запрограмировать под себя.
«Как же это бесит!»
— Как спалось?
— Мне снятся кошмары, я уже это говорила, — продолжаю смотреть в стену, не в силах взглянуть на доктора, который сломал мне жизнь.
— Расскажите, какого рода эти кошмары? — мистер Томпсон закрывает папку и переключает всё своё внимание на меня, а мне становится жутко неуютно.
— Я в воде, долго плыву и только вниз, как бы не старалась всплыть, — шепчу я, ведь не способна говорить чуть громче. Мозг любезно подкидывает картинки сна, от чего я чувствую нарастающую панику. — А конец всегда один — захлебываюсь водой, — последние слова говорю совсем тихо, будто боюсь, что меня кто-то услышит, а особенно доктор.
— Уколы отменим, — мужчина снова улыбнулся и посмотрел на меня так, будто я не его пациент, а как минимум близкий человек. — Перестаньте противиться реальности, которая, к сожалению, на Вас обрушилась. Я не смогу Вам помочь, если Вы этого не захотите, понимаете?
«Что он от меня хочет? Чтобы я признала себя ненормальной? Почему все хотят сделать меня психичкой, если я не такая?»
— За уколы спасибо, — сухо бросаю я и снова возвращаю свой взгляд на стену, игнорируя остальные слова врача.
Мне плевать, искренне плевать на то, что все они говорят. Я не больная. Не хочу притворяться той, кем не являюсь, не хочу играть, хочу просто жить. Жить так, как и жила раньше. Мне не нужно притворяться, чтобы быть счастливой, так почему я должна делать это в угоду другим?
Мистер Томпсон тяжело вздыхает и поднимается со стула, направляясь к выходу. Когда он уже открыл дверь и сделал один шаг прочь из моей палаты, остановился и сказал напоследок:
— Признайте и примите болезнь, хотя бы ради мистера Нильсена. Он действительно Вас любит, но Вы не сможете быть вместе, если Вы, Агата, не признаете проблему, — и доктор вышел из помещения, громко хлопнув дверью, оставляя меня в тяжёлом одиночестве обдумывать каждое сказанное слово.
«Алекс мой…»
***
Медсестра принесла очередные лекарства, которые я обязана принять. А мне так не хочется травить организм тем, что мне не нужно, но разве у меня есть выбор? Конечно же нет. Меня загнали в угол без права выбраться. Я словно несчастный зверёк, которого вот-вот убьют, а он ничего сделать не может.