Слышу несколько щелчков, и металлическая дверь открывается, громко ударяясь о стену. От неожиданности и громкого звука я сжимаюсь, будто стараясь раствориться в матрасе, чтобы меня никто не увидел, не заметил. Глаза закрыты, и я не могу найти в себе силы, чтобы открыть их. Мне страшно, очень страшно.

— Мисс Харрис? — раздаётся мягкий мужской голос возле меня, но я не реагирую.

«Он уйдёт и не тронет тебя, Агата, не бойся», — успокаивала саму себя, в надежде, что это поможет.

— Агата? — на моё плечо опускается тёплая рука, но я снова не реагирую. Ни один мускул на моем лице не дрогнул.

«Он сейчас подумает, что ты спишь и уйдёт. Не бойся, милая, не бойся», — снова твержу сама себе, но складывается ощущение, что голос в моей голове не принадлежит мне.

— Мисс Харрис, я знаю, что Вы не спите, — как можно мягче сказал вошедший мужчина и слегка сжал моё плечо. — Давайте мы поговорим, и я отвечу на Ваши вопросы.

«Он ответит, Агата, ответит! Открывай глазки и сделай вид, что ты сильная девушка!»

Резко распахиваю глаза и смотрю на мужчину, на лице которого играет тёплая улыбка. Его каштановые волосы слегка покрыты сединой, а лёгкие морщины придают некий шарм. На нём белый халат и бейдж на груди, прочитать который я не в силах: слишком мелкие буквы.

— Как Вы себя чувствуете? — убедившись, что я действительно не сплю, он отходит в сторону, берёт стул и возвращается обратно, присаживаясь рядом со мной. Его голос обволакивает, заставляет почувствовать себя уютно, словно я дома, а не неизвестно где.

— Пить хочу, — прошептала я и шумно вздохнула. Мужчина только кивнул головой и потянулся к пульту, который лежал возле моих ног, сразу же нажимая на кнопку. — Где я?

— Вы находитесь в госпитале Лондон Бридж, а я Ваш лечащий врач — мистер Томпсон, — он снова слегка улыбнулся. Только сейчас я заметила, что он держал в руках какую-то папку в красной обложке.

— Что за госпиталь? — мой голос прозвучал так безжизненно, что мне стало неуютно, будто снова сказала не я, а кто-то другой.

Доктор раскрыл свою папку и принялся что-то записывать. Не отрываясь от своего дела, он спокойно сказал:

— Это психиатрический госпиталь, куда Вас поместили после попытки суицида три дня назад.

И в это мгновение в моей голове всплыло воспоминание, которое ответило хотя бы на один вопрос.

***

Настроение прекрасное, я чувствую себя облегчённо, будто заново родилась. Единственное, что беспокоит, — это поведение Алекса. Как-то слишком странно он отреагировал на мои слова о чудесной погоде.

«Она ведь и правда такая. Вон, солнышко светит и птички поют».

Смотрю в окно и вижу зелёную траву, на которой весело прыгают белоснежные кролики, а рядом с ними прогуливается черепаха, которая уже несколько дней сидит под нашими окнами и будто что-то хочет сказать.

«Как жаль, что я её не понимаю».

Я бегаю по нашей с Алексом спальне и пытаюсь найти вещь, которую потеряла. Но вот незадача: я не помню, какая конкретно эта вещь. Знаю одно — она очень важна для меня. И я продолжаю поиски.

Сколько времени прошло, для меня неизвестно. Я резко останавливаюсь, когда слышу громкий крик Александра. Замираю на месте и не могу сделать ни малейшего вдоха, грудную клетку будто сдавило. Я пытаюсь сделать шаг ближе к выходу из спальни, но тело ватное, оно меня попросту не слушается.

— Я нужна Алексу, ему больно, — вслух проговариваю и стараюсь буквально заставить своё тело подчиняться мне. Ничего не выходит.

— Оставь его! — раздаётся до боли в груди знакомый голос, я поворачиваю голову чуть в сторону и виже её.

Моя Рейчел. Она стоит в своём любимом красном платье, но только оно всё порвано. Её светлые волосы спутаны и покрыты какой-то коркой, а на лице остатки засохшей крови. Её некогда тонкие, аккуратные руки сейчас больше напоминали поломанные ветки, смотрящие в разные стороны. А ноги приводили в ужас: одна была ровной и привычной для моего восприятия, а другая была согнутой, и из бедра торчала кость.

Она часто ко мне приходила, как и все наши друзья, но не в таком виде. Сейчас она выглядела ровным счётом так же, как и в день её гибели…

Шумно сглотнув, я снова постаралась сделать шаг, дабы убежать от вида такой родной, но в то же время ужасающей подруги. Но опять я потерпела неудачу.

Рейчел хищно улыбнулась и сделала шаг ближе ко мне, который сопровождался ужасающим хрустом костей, который отбивал по ушным перепонкам.

— Ты должна была умереть! — гадко выплюнула она и улыбнулась ещё шире, а из её рта потекла чёрная, зловонная жидкость. — Не мучай его, убей себя и уйди достойно из этого мира, поняла?

Я хотела закричать, убежать, спрятаться, но тело было парализовано, а из уст никак не хотел вырываться жуткий крик, который так и требовал освобождения.

Подруга продолжала на меня смотреть, словно ожидая моего ответа. А я не могла ответить. Да и что она хотела услышать? Что я убью себя? Нет, я не смогу оставить Алекса, слишком люблю его, не смогу сделать ему больно.

— Сможешь! — словно прочитав мои мысли, крикнула Рейчел и сделала ещё один шаг ко мне, сопровождаемый отвратительными звуками. — Ты ему не нужна, понимаешь? Ты больна! Ты шизофреничка, которая страдает биполяркой, осознаешь это? Либо он тебя сдаст в психушку, либо ты сама себя убьёшь, выбирай! — и она испаряется так же, как и появилась.

Я падаю на колени и снова не в состоянии сделать глубокий вдох. Дышу так, будто пробежала несколько миль. Мне плохо: грудь горит, в голове пульсирует, руки дрожат, а сердце стучит с такой силой, что складывается ощущения, будто оно сейчас проломит грудную клетку.

Пока привожу в порядок дыхание и сердцебиение, прокручиваю в голове слова Рейчел.

«Чёрт! А ведь она права: тогда в Японии я должна была умереть, но чудом спаслась. А сейчас Алекс постоянно водит меня по врачам, которые только и твердят, что я душевнобольная, которой место в специализированном учреждении».

Поднимаюсь с колен и на дрожащих ногах иду в ванную. Я не мыслю, не обдумываю, а просто иду и точно знаю, что я буду там делать. Нет, меня не Рейчел убедила, я уже несколько дней осознаю то, что скоро моя жизнь изменится. Скоро я останусь одна, без моего любимого Александра. Я точно знаю, что он оставит меня, бросит в психиатрической больнице и забудет, как страшный сон.

«Как красиво ты пел о любви, Алекс. А ведь я-то действительно тебя люблю, любила и буду любить».

Оказавшись в ванной комнате, открываю навесной шкаф и вижу то, что мне поможет справиться с несправедливостью жизни — лезвия. Открываю упаковку и достаю одно, которое унесёт туда, где мне и место.

Слегка улыбаюсь и делаю первый надрез. Острая боль проходит по всему телу, но я не останавливаюсь и делаю второй на другой руке. Кровь льётся мощным потоком, а я улыбаюсь гораздо шире. Кожу слегка щиплет, а пульсация в запястьях становится всё слабее и слабее.

Чувствую, как мои ноги подкашиваются, и я падаю на пол, упираясь спиной о душевую кабину. В голове только проскальзывает мысль, что я очень удачно приземлилась.

В глазах мутнеет, а голова начинает кружиться так, что я не могу сфокусироваться на окружающих меня вещах. Слышу крик Алекса, но практически его не вижу, только очертания его силуэта.

«Как же я люблю тебя, Александр Нильсен, а ты… Хотел избавиться от меня, да? Но я не больная, понял? Я не псих!»

Как бы я хотела всё это сказать ему, но не в силах договорить даже признание в любви, ведь глаза закрываются, а дальше — долгожданное облегчение и радость, что план Алекса провалился.

***

— Так он меня сдал, — шепчу я, вырвавшись из цепких лап омерзительных воспоминаний.

— Простите? — переспрашивает мужчина, оторвавшись от своих записей.

— Александр, он сдал меня в психушку, — предательские слёзы выступают в уголках глаз, буквально обжигая.

В это мгновение дверь снова открывается, и в палату заходит милая женщина, в руках которой небольшой стакан воды. Она молча подходит ко мне и слегка приподнимает голову, помогая насладиться долгожданной, спасительной жидкостью.