— Кстати, о журналистике. Мой тебе дружеский совет, — Пчёла сел на соседнюю койку, сложив кончики пальцев обоих рук вместе. — Юль, тебе надо бросать это подлое дело. Ты влезла в крупную бузу, это может быть опасно. Я не заставляю, это твоя жизнь, тем более… Кто я для тебя такой после измены. Но я просто забочусь о тебе.
— Хорошо, я уйду из журналистики, — Юля хитро улыбнулась. — Тогда ты разрываешь контакты с «Бригадой» и более не ведёшь дела с Беловым. Идёт? Пойдёшь на такую сделку?
— То есть для тебя журналистика… Это то же самое, что для меня мои друзья… — Пчёла выглядел ошарашенным. Юля встала с кровати, держась за тумбочку и устремила свой взор в окно. Глядя на то, как цветёт погода в этот летний день, Юля впервые осознала, как хочет просто погулять.
— Это моя жизнь, Пчёлкин.
Пчёла понял всё, услышав это. Он понял, что Юля слишком сильно любит свою работу, и пойдёт ради неё на любые жертвы, даже самые крупные.
— Юль, ты правда меня любишь?
Юля сжала кулаки так, что кончики ногтей вонзились в руку, оставляя глубокие следы. Фролова укусила до крови губы, чтобы не дать вылиться слёзному ручью из глаз. Она будет стойко держаться до последнего. Она до последнего дубля сыграет роль сильной женщины. Важно уметь уйти красиво. А потом можно закрыть дверь и поплакать.
— Пожалуйста, скажи, что любишь, я тебя прошу об одном, — Пчёла подошёл к ней вплотную, оставляя между ними крошечное расстояние. Юля закрыла глаза, тяжело дыша. Сил сопротивляться оставалось всё меньше. Но она выдержала.
— Я не хочу врать, Пчёлкин, — она свысока смотрела на Пчёлу, даже немного задрав голову.
Её спасла врач, которая зашла в палату и позвала на перевязку.
— Молодой человек, попрошу удалиться. Фролова нуждается в покое, а у неё и так тут был цыганский табор и куча репортёров, — раздражение, звучавшее в голосе медработницы, не смутило Юлю: она понимала, что оно было обусловлено заботой о пациенте.
— Понимаю. Юль, до встречи, — Пчёла попытался обнять Юлю, но та снова отпихнула его от себя, идя к врачу медленными шагами. Нога противно ныла в зоне попадания пули. Врач взяла Юлю под руку, помогая идти. Пчёла оставил цветы на столе и вышел из палаты. В голове неустанно звучал тихий голос Юли, говоривший одну фразу:
«— Я всё ещё люблю тебя.»
Эти простые слова были панацеей {?}[В образном смысле — предполагаемое средство, которое решит все проблемы, причём не только медицинского характера.] для его измученной души. Появилась надежда. Пускай даже маленькая. И плевать, что потом Юля отказалась подтверждать свои слова. Одного раза было достаточно.
— Ну чё, как разговор прошёл? — Белый сел в машину вместе с Пчёлкиным.
— Хер знает, Сань. — Пчёла занял место рядом с водительским. — Она, с одной стороны, обвинила во всём, чём только можно, с другой, сказала, что любит. В самом начале.
— Ну раз любит, значит, не всё потеряно, — обнадёжил его Фил. — Бабы есть бабы, попсихует — перестанет.
— Да и если она тебя любит, хрен она от тебя сбежит, Пчёлкин, пойми это. Она никуда не денется, — добавил Белый. Космос воздержался от комментариев, потому что он видел, что всё непременно движется к разрыву и мечтал об этой минуте с нетерпением. Пчёла вроде как расслабился от этих доводов.
Если бы бригадиры знали, как ошибались…
Подвал, сырой, плохо отапливаемый. Где-то подкапывает давно не заделанная труба. Кажется, в углу пробежала крыса, пропищала, махнула хвостиком и убежала куда-то в щель. Окно заделано решёткой, это создаёт впечатление тюрьмы. На стуле сидит человек, связанный по рукам и ногам, лишённый всякой надежды. Он измучен, сухие от жажды губы треснули, из верхней идёт кровь. Под глазом фингал, а по всему телу рассыпаны синяки. Пленника часто избивали. Его мучитель, будто надзиратель, заходит к нему, поправляет малиновый пиджак и улыбается во все тридцать три белоснежных (но где-то золотых) зуба.
— Не надоело, Виталик? — произносит он с иронией, садясь на карточки. — Мне самому тошно издеваться над тобой, но выбора у нас с тобой нет.
— Да говорю я, Сань, ну хер знает, чё произошло!
— В смысле ты не знаешь? Объясняю ситуацию заново. Тридцать первого мая должна была прийти большая партия герыча. Привезти её должен был твой человек. Но вот незадача! Ни человека, ни герыча не оказалось у меня! Человека мы искали по всей нашей великой стране, но ни-хе-ра! Из чего я делаю вывод, что ты захапал всё себе, продал и шиковал! Но так не сработает, Толь. Я из тебя все соки выжму, но своё заберу, сука, не сомневайся.
Виталий поднял измученные глаза на своего похитителя.
— Я клянусь, я ничего не знаю. Мне сказали, что партия пришла. И я жил с этой мыслью. Ты можешь пробить мои счета, они такие как были, Сань. Слушай, ты не заебался? Прошло уже две недели, а ты мучаешь меня. Не получишь ты сведений, они априори у меня отсутствуют, — Виталий, видимо, осмелел, оскорблённый чувством рабства. Это очень взбесило его собеседника. Он схватил Виталия за волосы и повернул голову на стол.
— Смотри, видишь это? — Он выпустил пряди из руки, подошёл и показал на салфетку, на которой лежали какие-то ампулы. — Это — твой яд. Если ты и дальше будешь молчать — я буду тебе это вкалывать. Ты будешь овощем. Тебе будет ой как херово, не завидую, Виталь. Так что перестань прикидываться идиотом и расскажи мне информацию. Всё просто, пару предложений сказать. Выбор за тобой, — Он подмигнул и вышел из подвала. Вдыхая свежий июньский воздух, Александр Фролов, крупный криминальный авторитет и наркодиллер Москвы, закурил.
— Идиотизм. Устал так жить, — заговорил он вслух, обращаясь неизвестно к кому. — Я же был нормальным человеком, даже профессия была, сантехник… Но денег не стало в семье после развала СССР, обещали лёгкий заработок, повёлся, как кретин…
Фролов достал из кармана пиджака Юлину фотографию, которую он вырезал из газеты и погладил большим пальцем. Отцовские чувства не умерли в Александре, даже несмотря на то что он стал тираном. Он смотрел в её большие карие глаза, которые она унаследовала от него и свой широкий лоб. Аккуратный маленький носик она взяла у мамы.
— Прости меня, дочка… Непутёвый у тебя папашка. Ты в Чечне людям жизни спасала и собой рисковала, а я творю дерьмо…
Александр прервался на звонок. Звонил подчинённый Александра, Григорий. Ему было поручено узнать, с кем целовалась Юля на той самой фотографии. Александр помнил отлично историю с Лёшей и он боялся, что Фролова решила вальсировать на граблях.
— Слушаю.
— Ну короче, Серый, новость ваще безрадостная. Твоя дочка легла под бандита. Это короче Пчёлкин, он работает на Белова, а Белов дружил тесно с Фархадом Джураевым. Ты с ним ещё дела вёл, помнишь?
— Что за человек этот Пчёлкин? — Фролов продолжал слушать Григория.
— Мама, папа живы… Отец как-то с Великой Отечественной связан. Не женат, здоров, девять классов закончил. Рэкетом занялся в 1989. Родился в Москве, 16 октября 1969 года, — Григорий выдавал случайные факты, которые не были связаны между собой, из-за чего Александру пришлось сосредоточиться сильнее. Он сразу в уме посчитал возраст Пчёлы. Двадцать шесть лет. — Первое крупное дело его компании — отжатие бизнеса у Артура Лапшина. Успеваемость нужна? Ещё копии медкарты…
— Он здоровый же?.. — уточнил Александр.
— Полностью, хоть в космос отправляй. Ирония в том, что у него друга зовут Космос. Всё? — устало спросил Григорий в конце. Александр кивнул, попрощался и повесил трубку. Он не испытывал никаких эмоций от того, что Юля встречается с преступником. Он на себе прочувствовал, как легко было попасть в этот водоворот криминала. Александр отнёсся к этому с пониманием. Вообще, Фролов давно мечтал позвонить Юле и поговорить по душам, но контакт был разорван после того, как Юля заявила о своём успешном поступлении на журналистский факультет вместо врачебного дела. Потом, когда Фролов решился на разговор с дочерью, она стала телеведущей, и он счёл неуместным напоминать о себе. А вот мама Юли переживала за ребёнка и не находила себе места. Вот только сделать первый шаг она также не решалась.
