— Вить, я не воевать еду. Что ты, как мать солдата? Я журналист. Нас не бьют. Не зря на жилетах крупно пишут: «Пресса»...— Юля старался звучать твёрдо и уверенно, передать спокойствие Пчёле.

— Ты думаешь, что кого-то будет там волновать, что ты журналист? Захотят — убьют в два счёта. Слушай, отказаться вообще нельзя никак?.. — с надеждой спросил Пчёла, опять потянувшись за бутылкой.

— Не могу, Вить. Это мой журналистский долг… Я обязана, слышишь? Это мой Тулон…{?}[Слово из «Войны и мира», означающее блестящее начало военной карьеры. Здесь же — шанс проявить себя.]

— По-русски изъясняйся. Мне не до твоих загадок.

— Мой дебют. Вить, пожалуйста, не переживай за меня. Всё будет хорошо. Клянусь. Ты просто жди меня. И всё будет здорово. Ты же дождёшься? — она провела рукой от шеи до его сердца и остановилась там, обращая внимание на частое сердцебиение.

— Дождусь, — сказал Пчёла, заключая Юлю в объятия впервые за этот вечер. — Но ещё раз ты поедешь в тюрьму без моего ведома, я тебя придушу. Чокнутая женщина! — Пчёла укусил Юлю за шею.

— Зато со мной весело! — подбодрила его Юля. — Пюре будешь? С котлетой.

— Давай. Я голоден, как волк, — Пчёла облизнулся, садясь за стол.

Всю ночь Пчёлкин не спал. Его мучила тревожность перед неизвестностью будущего. А вдруг хрупкое счастье, которое установилось у них с Юлей, будет разрушено? Вдруг Юля действительно погибнет?

Только Пчёла думал о том, как же он счастлив, что познал настоящую любовь, только благодарил Всевышнего за то, что он послал ему Юльку, как теперь наступил период разлуки. Причём, неизвестно, насколько: никто и никогда не может сказать точно, сколько ещё будут идти военные действия в период самого вооружённого конфликта.

Пчёла хотел ещё раз поговорить с Юлей о том, чтобы она отказалась от поездки в Чечню, но понял, что это бесполезно. Юля настроена серьёзно.

На следующий день Пчёла созвонился с друзьями, пока Юля была на работе и договорился о встрече в боулинге. В одиночестве, с такими мыслями, он бы двинул кони.

— Пчёлкин, чё случилось? — спросил Белый после непродолжительного рукопожатия. Пчёла не сразу ответил.

— Ребята, никогда не встречайтесь с журналистками, — Пчёла кинул шар в кегли и сбил все.

— Я со скрипачкой, так-то. Стоп, а чё случилось? — только сейчас спросил Белый.

— Я не знаю, что делать. Эта придурошная собирается лететь в Грозный и вести репортажи с его штурма. Я не знаю, у меня слов нет. Я с ней говорил, просил, чтобы она не летела, но она ни в какую. Я просто боюсь, что её привезут уже мёртвую… — Витя схватился за голову. — Я понимаю, что вы ничем не поможете, но я больше не могу!

— Вить, с чего ты взял, что мы ничем не поможем? У тебя друг вёл срочную службу на границе с Афганом, так? — Белый показал на себя, самодовольно улыбаясь. Пчёла угукнул.

— Я поговорю с твоей Фроловой, напугаю её, и она думать забудет про Чечню. Буду врать, такого напридумываю… Только дай нам возможность встретиться в спокойной обстановке и не закатывай истерик на почве ревности. Ладно? — попросил Белов, который был абсолютно уверен в успехе своей затеи. Пчёлкину, конечно, не нравился факт того, что Юля будет наедине с его другом какое-то время, но другого ничего не оставалось.

— А так у вас всё нормально? — Фил стучал пальцами по шару.

— Отлично, живём вместе, всё здорово. Её котяра у нас теперь обитает. Такой смешной, — Пчёлкин улыбнулся на мгновение, а потом вновь стал серьёзным. Встреча прошла весело: ребята хоть на какой-то отрезок времени отвлеклись от кошмара, который сопровождал их, да и Пчёла смог отвлечься.

В конце вечера Белов связался с Фроловой, которая была поражена звонком Саши, и договорился о месте переговоров: они должны были обсудить всё в кафе. Юля ещё больше удивилась локации, но ничего не сказала.

— Саша, если бы я не знала, что ты женат, я бы подумала, что ты начнёшь ко мне приставать, — Юля села за столик. — К чему такая срочность?

— И тебе привет, четвёртая власть, — Саша сел напротив неё. — Приставать не буду — не мечтай. Хотя, ты довольно милая. Говорить мы будем вот о чём.

К ним подошёл официант и попросил назвать заказ. Белый выбрал какой-то десерт, Юля же просто взяла воду без газа.

— Я узнал, что ты станешь военным корреспондентом, — Белый сделал паузу, ожидая реакцию Фроловой. Но он её не получил.

— Тебе Пчёлкин уже растрепал? — Юля вздохнула, откинувшись на спинку стула.

— Да. Это не государственная тайна, и рано или поздно всё бы вскрылось. Так что тут вопрос времени всего лишь. Мне кажется, ты не отдаёшь себе отчёта, куда едешь, — Белов посмотрел в окно, затем продолжил говорить:

— Здесь нет никакой романтики. Это страшно, ужасно и неприятно. Я служил в Афгане, и это был сущий ад. Я такого насмотрелся, что мне иногда это даже по ночам снится.

Белый остановился, потому что заметил у Юли странную реакцию: та улыбнулась, в глазах появился неподдельный интерес. Он понял, что эффект его слов был обратный нужному.

— У меня был знакомый боец. Потом через две недели его по мешкам вернули, — начал сочинять Белов. Юля уже поняла направление их разговора и прервала его на полуслове:

— Саш, я тебе очень признательна за то, что ты решился поделиться своим опытом. Однако я не могу уже отказаться. Я всё равно поеду, — Юля встала и собралась уходить, но Белый схватил её за руку.

— Юля, твоё геройство нахер никто не оценит! А ты подумала о своих родителях? О Витьке? О друзьях? О нас? Что будет, если ты не вернёшься домой?!

— Саша, с родителями у меня давно прерван контакт, если тебе Пчёлкин не рассказал. Витя уже принял ситуацию. Друзья меня поддержат в любой ситуации. Вам тоже придётся смириться. Это всё? Мне ехать нужно.

Белый понял, что разговор окончен и кивнул. Юля вырвала его руку из своей и вызвала такси к Веронике домой. У неё было одно дело, которое могла сделать только Карпова.

Девушки обнялись.

— Ну давай, Фролова, какое у тебя там дело на миллион? — Вероника с любопытством взглянула на подругу. Юлины щёчки покраснели, как кумач.

— Вероник, мне нужно сделать одну фотосессию… Для Вити… Я же в Чечню уезжаю, надолго… — она замолчала, надеясь, что Вероника поймёт её. И она не ошиблась.

— Юля! Я очень давно мечтала сделать эротическую фотосессию! — Она обрадовалась, ухмыльнувшись. Юля испуганно замотала головой:

— Ты чего? Не эротическую! Ну… Близко к этому… Я не хочу оголяться, просто… Ну… — Юля соединяла указательные пальцы рук.

— Я поняла. Фотосессия с ноткой горячего. Ты уже придумала, во что оденешься? Хотя, я бы на твоём месте и «обнажёнку» сделала. Ты красивая, свою красоту надо показывать. Ты ж искусство ходячее… — Вероника ходила по квартире, отыскивая идеальный свет.

— Я буду… Я уже взяла всё с собой, — Юля достала из пакета кружевной чёрный пеньюар и туфли на каблуках.

— Может, кудряшки сделаем тебе? Как ты смотришь на это, Юльк? — Вероника посмотрела на её волосы. Юля отказалась.

— На фоне обоев сфотографируемся. Нормально? — Обои Вероники и вправду были как для фотосессии: нежно-голубые, однотонные.

— Ложись на кровать. У меня идея появилась, — Вероника принесла какой-то роман. — Ты как будто читай, ногами болтай в воздухе, а я тебя щёлкну…

Юля заняла описываемую позу.

— Вот, круто. Теперь ляг… Блин, как описать-то, ё-мое… Ложись и на меня посмотри. Только страстно, игриво.

— Вероника, я на женщин страстно не смотрю, — Юля рассмеялась, наклонив голову набок. Она легла, закинув ногу на ногу.

— Ну блин, воображалка же у тебя хорошая. Представь, что я твой Витька.

— Вот это другой разговор.

— Во, неплохо! А теперь оскалься немного, как будто ты пантера. Перебарщиваешь… О, теперь круто! Теперь на спину ложись, одну согни ногу, вторую ровно положи. О! Класс. Щас… Ради тебя я даже розами пожертвую, — Вероника вернулась в комнату с лепестками роз и осыпала ими кровать. — Шикарно.