Больше никогда не будет хорошо.
Больше не будет ничего.
— Почему?! — выкрикнул он, ударив кулаком по земле. — Почему всё так?!
— Вить, поехали домой, — Белый поднял Пчёлу с земли. Он послушно встал, делая неуверенные шаги, будто маленький ребёнок. Белый посадил Пчёлкина к себе в машину, дождался друзей и отъехал от больницы.
12 декабря 1999. 15:58.
— Володь, а ты чё, девушку к себе водил? — Артур Лапшин поднял с пола большую круглую серёжку с золотым отливом. Украшение валялось возле входной двери. Каверин поёжился от таких подозрений и ответил ехидно:
— Нет, Артурчик, у меня только мужчины. Забыл? — Владимир поднял серёжку, положил к себе на широкую морщинистую ладонь. Он рассматривал серьгу, как редкое насекомое чудной красоты. — Но я знаю, чья это серёжка. И ты тоже, Артурчик. Напряги свои засохшие мозги и поймёшь.
Лапшин уставился тупым взглядом на Каверина, смешно разинув рот. Это означало мыслительный процесс великой силы. Через две минуты скрипа серого вещества Лапшин выдал:
— Светочка?
— Господи, какой ты идиот. Это серёжка Фроловой! — Каверин закинул серьгу на стол, а потом отвесил подзатыльник Лапшину. — Она подслушивала нас. Я это точно знаю. И вот эта побрякушка — доказательство. Поэтому стоит оставить себе и не терять. Важная улика! — Слово «улика» было произнесено с особым интонационным ударением. Владимир убрал серёжку в целлофановый пакетик и спрятал в ящик комода.
— Ты знаешь, я изменил немного свой план мести. Если я не устраню одного человека, я не смогу отомстить Белову. Можно пока не марать так сильно руки и сделать всё без визга и лишнего писка. Уничтожить одного человека, но уже сделать больно не только Белому, но и всем, кто ему близок… — Каверин замолчал, ожидая восторженности своего собеседника. Но Артурчик не смог понять всей гениальности плана Каверина и просто молчал до того, как Владимир продолжил свой монолог.
— Я убью Фролову. Потому что она слишком много знает. У неё уже есть записи наших разговоров, ты понимаешь? — Каверин схватил Лапшина за плечи. — Нужно не дать ей передать записи.
— Почему мы не можем просто выкрасть диктофон? — Поинтересовался Артур.
— Это нереально. Она всегда носит его на работу. Не будем же мы рыться в сумке Фроловой!
— Неужели ты сейчас оттянешь месть Белову? Ты слишком долго этого ждал, Володь, — Артур закинул ногу на ногу, следя за ходящим по квартире Кавериным.
— Убийство Фроловой — это первая часть мести. Это уже конкретный удар. Потому что она связующее звено всей этой шайки. Сам посуди, — Каверин закинул руки за спиной и начал ходить вдоль комнаты, разглагольствуя. — Для Пчёлы она любовь всей жизни, жена, мать ребёнка, — на слове «любовь» Каверин так скривил лицо, будто проглотил горькое лекарство. — Для Белого она, как сестра. Для Космоса тоже любовь. Для Ольги — близкая подруга, которой она доверяет. Убив Юлию, я сделаю больно не только Белому, но и его окружению. Он будет страдать, видя страдания друзей и жены. А как его будет пожирать чувство вины… — Каверин потёр руки, ухмыляясь. В этот момент он казался самым страшным злодеем из фильма. Лапшин даже отстранился от Каверина. — Ещё один важный момент, — Каверин загнул палец. — Белый не будет ожидать удара прямо в неё. Он будет готов к тому, что я убью его дружков. Он даже подумать не сможет, что я трону журналюгу, которая является национальной героиней. Но я сделаю всё тихо, так тихо, что ни одна псина не догадается. Я тебе внятно объяснил? — Каверин резко подошёл к Лапшину.
— Вполне. Ты будешь трогать его друзей?
— Это уже вторая часть плана, дорогой мой. После того, как Фролова умрёт, я залягу на дно. И когда Белый более-менее придёт в себя, я добью его, забрав друзей. Он останется совсем один. Это большой риск, но я пойду на это. Тот, кто умеет ждать, получает больше.
— Советую тебе поторопиться с Фроловой. У неё свадьба скоро. Может, на ней и прикончить её? — выдвинул идею Лапшин, намазав на бутерброд красную икру.
— Нет. Это не то, что нужно. Я дам Пчёлкину стать мужем. Потому что чем выше ты поднимаешься, тем больнее падать…
5 января 2000.
— Хочешь, мы у тебя останемся. Первые сутки — самые дерьмовые. Я могу сказать по своим ощущениям после смерти матери, — предложил Белый, когда в окне уже показались очертания панельной многоэтажки.
— Нет. Я не хочу, чтобы вы видели, как мне хуёво. Я не пацан малолетний, в конце концов. Сам должен справляться.
— Пчёлкин, то, что тебе плохо и ты показываешь свои настоящие чувства — это не значит, что ты пацан малолетний. То, с чем ты столкнулся — это адская, чудовищная боль. И нереально перенести её с гордо поднятой головой. Я бы больше удивился, если бы тебе было бы плевать.
— Саш, правда, спасибо за твою помощь, но мне будет сейчас лучше остаться одному. Ребят, спасибо, что вы рядом. Только благодаря вам я не попаду в дурку.
— Если что, звони, Вить. В любое время. В любой момент. Мы приедем и поможем, — заверил Космос, у которого были глаза на мокром месте. Ему было не менее плохо, чем Вите. Он также сильно любил Юлю. Просто его любовь не была разделена. Это было маленькое преимущество, помогавшее перенести потерю легче, чем Вите.
Витя обнял друзей и вышел из машины. Подняться по ступенькам оказалось уже героическим подвигом для него. На автомате Витя разогрел ребёнку обед. Настя чувствовала настроения отца. Она подошла к столу, взяла с него любимую игрушку и дала Вите в руки.
И тут у Вити будто открылись глаза. Его спасение — его дочь. Настя — это маленькая копия Юли. Не внешняя, внутренняя. Спокойствие, любопытство к окружающему миру, задумчивый взгляд — всё это она взяла у мамы. Витя взял игрушечного друга в свои руки.
— Настя, прости меня за всё. Ты ещё слишком маленькая, чтобы понять, что я наделал, но я-то знаю, — Витя отложил игрушку и начал свою исповедь. — Я не самый лучший пример отца. Моё прошлое тенью ложится на наше с тобой будущее. Я не представляю, как буду смотреть тебе в глаза, когда ты узнаешь. Я просто пытался выжить. Мелким был, ничего не понимал… Хотел красивой жизни, роскоши. А что теперь?.. И маму твою не остановил. Если бы я нашёл подходящие слова, всё было бы по-другому. Семья была бы полная. Твоя мама была настоящим героем. Пожалуйста, бери пример с неё. Не с меня.
Настя уже не слушала папу и играла с куклой, расчёсывала ей волосы, зализывая их, как отец каждое утро.
Ночью было сложнее всего. Витя понимал, что нужно уснуть: следующий день придёт, принося отнюдь не торжественные хлопоты. Очень потребуются силы. Но глаза не смыкались.
В тёмное время суток наш мозг больше всего подвержен беспощадной атаке воспоминаний, моментов, которых больше не будет, мыслей «а что было бы, если я бы поступил не так». Ещё напрягала пустота напротив. Если раньше Пчёла засыпал, кладя руку на талию Юли, или на её бедро, когда намекал на бессонную, но приятную ночь, то сейчас он один. На подушке напротив не будут лежать каштановые волосы.
Витя вскочил в 4:56 утра и закурил «самца». А ведь когда-то он стоял так и курил с Юлей, ощущая истому в своём теле. Пчёлкин опёрся локтями о перила балкона. На минуту проскользнула мысль: может, сделать шаг в бездну и соединиться с Юлей? Но нет. Витя вспомнил, как Юля отзывалась о самоубийцах.
Пчёла подошёл к кроватке, где спала с трудом уложенная Настя. Он поднял ребёнка на руки, аккуратно, чтобы не нарушить хрупкий сон и переложил в постель, рядом с собой. Прижав дочь к груди, Витя смог успокоиться и заснуть.
В квартиру через открытую форточку проник сквозняк. Он разгуливал по квартире, вызывая шорохи в прихожей. Пчёла открыл глаза.
— Юля, ты вернулась? — Сказал он себе вслух. В ответ — звенящая тишина. Пчёла начал слышать какие-то шаги, которых, конечно же, не могло быть.
— Сейчас, сейчас открою! — Повторял Витя, смеясь во весь голос. Уже когда ключ был вставлен в замок, Витя понял, что у него начинается помешательство.