— Улыбаешься ты, кстати, как мама. С ямочками.
Налив молоко в кастрюлю, Пчёлкин поставил её на плиту. Настя уткнулась в телевизор. Там показывали красивых гимнасток.
Раньше Витя смотрел эту передачу, не переставая, по понятным, физиологическим причинам. Сейчас же у него была жена, которая могла преподать хороший урок этим спортсменкам.
— Сегодня мама прилетает, ты помнишь?
Постепенно Витя выработал привычку постоянно разговаривать с Настей. Не о бандитизме и рэкете. Пока молодой папаша готовил кашу, Настя открывала и закрывала дверцы шкафчика. Ей это очень нравилось, пока Настя не додумалась засунуть палец и прищемить его.
— Настя! — Витя сел на корточки к Пчёлкиной-младшей и подул на палец, затем поцеловал. Горе вроде прошло. Настя вновь стала весёлой и пыталась подражать лаю собачки за окном.
В дверь позвонили. Витя посмотрел в глазок, открыл дверь и воскликнул:
— О, братишка, здорова!
На пороге стоял Белый, с огромной куклой в красочной коробке.
— Привет, Пчёлкин. Справляешься с обязанностями отца? Я бы чокнулся, если честно.
— Нет, нормально. Выживаем вроде. Сложно было привыкнуть к смене подгузника, конечно, — рассказывал Витя. — Мы завтракать собирались.
— Не помешаю? — Белый сел за стол, наблюдая за другом.
— С хрена ли?
— Витя, ты при ребёнке не выражайся, — Вите прилетел лёгкий щелбан. — Решил Насте подарить такую подружку. Как думаешь, симпатичная? — Белый повернул подарок к Вите.
— Прикольная мадам. Но рановато вроде для подарков. Сегодня ж тридцатое декабря…
— А это не на Новый год. Это просто так. От души. Всё-таки я Насте не чужой человек, а крёстный отец. Божий союз, как ни крути. Настя! Держи, это тебе.
Настя подошла к Белому, взяла игрушку в руки и обняла его двумя руками за шею.
— Что нужно сказать? — Напомнил Витя.
— Вить, она тебе не скажет ещё «спасибо». В таком возрасте говорят слова из двух слогов максимум. Объятий достаточно. И улыбки ребёнка. Её ни за какие бабки не купишь. Пчёлкин, по-моему, твоя каша собирается сбежать.
— Твою мать! — Витя подорвался к кастрюле и в последнее мгновение спас завтрак. Белый пока посадил Настю на стульчик.
— У тебя даже на слюнявчике пчёлы? — Белов покрутил в руках нагрудник, на котором была вышита пчёлка среди звёзд.
— Есть такое. Я не занимаюсь вопросом покупки одежды для ребёнка. Это Юлина забота. Щас Настю будем кормить. Готовься к концерту — она ненавидит кашу.
— Зачем её пихать тогда? — Не понял Белый. — Ну не любит она кашу, значит, что-то другое выбрать…
— Юля так сказала кормить, — Витя пожал плечами. — Самолётик летит… — Ложка полетела Насте в рот. Она проглотила кашу и поморщилась. Саша рассмеялся.
Чтобы помочь другу, Белый решил пока попрыгать вокруг Насти с плюшевым жирафом, чтобы отвлечь её. Помогло. Настя намного быстрее обычного справилась с кашей.
— Я тебе не рассказал о том, как Юля рожала? — Витя вытер рот Насте салфеткой и погладил дочку по щеке. Настя сняла пальчиками кольцо Пчёлкина и начала с ним играть. Витя махнул рукой, мол, отдаю.
— Нет. Откуда ты знаешь, ты же дома был, — Белый закинул ногу на ногу, приподняв голову.
— От главврача узнал. Весь роддом на ушах был, когда Юля приехала к ним. Правильно — известная личность приехала. Короче, Юля орала, проматерилась несколько раз, чуть врачу руку не оторвала… — Витя расхохотался, а вот Белый сидел невозмутимый.
— Витя, ты даже не представляешь, через какую боль проходит женщина, когда рожает. Мне Оля говорила, но даже по её словам я понял, какая это адская пытка. А ты смеёшься.
— Ладно, правда твоя. Но вообще… Тревожно мне за Юлю. От неё ни слуху ни духу со вчерашнего утра. Поговорили мы тогда, и всё. Я ей звонил раз двести — трубку не берет, — Витя взял дочку на руки.
— Не накручивай себя раньше времени. Юля сейчас в стране, где военные действия. Могли долбануть по проводам, и связь пропала. Может, Юля уже в самолёте летит к нам, на полной скорости.
— Дай Бог. Белый, подай ножницы, я куклу распакую. На столе лежат, если что.
— Вижу.
Насте, казалось, не нужна была распаковка: она играла уже с запечатанной куклой. Витя еле вырвал игрушку из рук девочки и начал разрезать коробку. Красавица была вызволена из плена, и Настя радостно взяла её в руки, не желая расставаться.
— Ребёнок доволен. Спасибо, Сань.
— Пустяки.
Телефон в прихожей зазвонил противной трелью. Витя побежал к нему, надеясь, что это Юля. Действительно, звонок прошёл, как международный.
— Юля? Господи, я тебе второй день дозвониться не могу! Ну где ты? Мы тебя ждём!
— Виктор, это не Юля.
Мужской голос на том конце провода уже шокировал Витю. Радости поубавилось.
— Что произошло? Дима, ты? — Уже не так бодро спросил Пчёла.
— Да, я. Дима Глушков. Юля уже в Москве.
— Так а чё к нам не поехала? — Воскликнул Витя. — Сразу на работу помчала что ли?
— Нет, Витя. Юля в реанимации. У неё два огнестрельных ранения. В бедро и спину. Буквально вчера это произошло. Мы попали под обстрел. Жуть что творилось…
Далее голос Димы доносились отдалённо до слуха Пчёлкина. Два слова, стоящих рядом — Юля ранена — выбили его из колеи. Коленки подкосились. Пчёла сел на пол в прихожей, потеряв способность, да и вообще какое-либо желание двигаться.
— Прости.
— Пошёл ты, козёл!
Пчёла кинул трубку и тяжело задышал, хватаясь за голову. Белый подошёл к Вите и аккуратно коснулся его плеча, спрашивая:
— Что-то случилось?
— Юля… Она… Она… Сука, за что… — Витя закрыл лицо ладонями. Он не мог объяснить внятно ничего. Слёзы душили горло, крик грозился вырваться прямиком из души.
— Жива хоть? — Осторожно спросил Белый.
— Ранена.
— Тогда есть ещё надежда, Вить! Ранена — не умерла. Мы ей поможем, слышишь? Потребуется кровь — я отдам, хоть всю вылью из своего организма. Не хватит моей — обращусь к народу. Не хватит спецов — подтянем лучших. Просто не бойся, слышишь? Верь до конца.
— Я не могу… Саша, я с ума сойду… — Пчёлкин обнял себя за колени, покачиваясь. Его глаза немигающим взором впились в Белова, тому даже стало не по себе. Белый поднял Пчёлу с пола и отвёл обратно на кухню.
— Пчёлкин, посмотри мне в глаза.
Белый сел напротив Вити. Он послушно выполнил указание друга.
— Послушай меня сейчас внимательно. Юля очнётся. Она справится. Она сильная девушка. Мы подтянем лучших врачей. Юля проснется. Она встанет на ноги. Потом мы все вместе отправимся на каток. Затем наши девочки оторвутся на концерте. Будет ещё Юлино интервью с Бутусовым из «Наутилуса». Слышишь меня? Верь мне, Витя! — последнюю фразу Белый почти выкрикнул, пожав мокрую от волнений руку Витю.
— Это кара мне за мою жизнь. За то, что я творил… Сколько я Юле дерьма делал…
— Доброе утро, Пчёлкин, — Белый ухмыльнулся. — Мы с Косом сколько говорим об этом.
— Но Бог не может забрать у Насти маму, значит, всё будет хорошо, — Витя зарылся руками в свои кудри. Настя, ничего не подозревающая, играла с куклой, кормила её с ложечки и радостно гукала.
На следующее утро новость о ранении Юли шла по всем общенациональным каналам в разрез с новогодними передачами. Уже поздно было менять сетку телевещания.
Юлино тело можно было выставить в музей анатомии. Его разрезали вдоль и поперек, проводя сложные, серьёзные операции. Врачи не теряли надежды, но процесс становился всё сложнее. Юля лежала на койке, а к её телу примыкали провода, трубки, будто Юля была не человеком, а сложной электронно-вычислительной машиной. В которой не было души, только лишь алгоритмы и заложенные программы…
Витю поначалу не пускали к ней, хотя он тыкал в лицо врачам свидетельством о браке, о рождении Насти. Пчёлкин стоял напротив реанимации, приложив руку к стеклу и через него смотря на свою жену.
— Ладно, проходите, — услышал Витя голос под ухом. — Я вижу, вы действительно переживаете.