Юля открыла дверь. Её начало немного колбасить, поэтому вход Юли оказался слишком резким и обратил на себя внимание Каверина и Лапшина. Однако Юля не растерялась и невозмутимо представилась:
— Юлия Фролова, программа «Время», — Она продемонстрировала удостоверение журналиста. — Прошу дать мне комментарий относительно итогов выборов и о ваших дальнейших планах.
Каверин побагровел. Его лицо было таким же красным, как ковёр, висевший на стене.
— Итоги выборов я считаю несправедливыми. Я считаю, что народ не знает всей правды о Белове, и отчасти благодаря умелой работе продажных журналистов, — Каверин оставил намёк, который Юля тут же поняла. «Журналисты» здесь — одна Юля. — Я обязательно буду избираться повторно, потому что я уверен, что Белов разрушит страну дотла.
— Вашу позицию поняла, — Юля мило похлопала глазками. — До встречи.
Юля по дороге домой переслушала запись, полученную случайным образом. Кто такие гуанчи? Что они делали? И причём тут Саша Белый? К ответу Юля не пришла, только заработала противную мигрень.
Пчёла готовился к подаче заявления. Естественно, он не все документы нашёл сразу, поэтому швырялся бумагами и матерился сквозь зубы, чтобы Настя не нахваталась новых слов.
— Да, Сань, — Пчёлкин рылся в письменном столе, общаясь с другом. — Я не знаю, где мой паспорт… Трындец какой-то…
— А, к свадьбе готовишься? Понимаю, нервотрёпка ещё та, — Белый хихикнул. — Если что, могу помочь. Я прошёл через этот ад.
— Сань, прикинь, тут контракт Юли на работу в Чечне лежит. Зачем она его только хранит… — Пчёлкин разбирал каждый листок и наткнулся на документ Юли. Пчёлкин счёл контракт неактуальным и откинул в сторону.
— Дай Бог, чтобы не новый был. Хотя, у неё же ребёнок есть, какая Чечня, — Саша опроверг сам себя. Витя вроде поверил словам друга, но чувство настороженности засвербило внутри.
— В смысле новый?
— Вить, ты ящик не смотришь? В Чечне опять буза крупная, война идёт.
— Какая война, блять?
— Самая настоящая. Да ладно, Юля бы тебе сказала о том, что едет туда. Не волнуйся.
Но было слишком поздно. Витя прочитал контракт целиком и полностью. Когда Витя увидел дату, в голове возникла темнота, которая росла всё больше.
Юля должна вылететь в Грозный 20 декабря и вернуться в Москву 30 декабря. Под самый Новый Год. Она пропустит подготовку к первому Новому году Настеньки.
В углу стояла роспись Юли и её расшифровка. Всё было настоящим, таким пугающим.
— Вить, ты чё завис?
— Сань, она улетает в Чечню 20 декабря. У меня слов нет, — Витя перевернул листы на другую сторону, снова перечитал каждую строчку. — Она опять мне соврала! Она провернула это за моей спиной!
— Вить, не делай скоропалительных выводов, может, Юля уже отказалась от этой командировки. У неё же мозги на месте стоят.
— Ты забыл 1995 год, друг мой. Никто не ожидал, что она пойдет на это. Я не удивлюсь, если её заебало материнство и она решила сбежать.
— Не обостряй ситуацию. Сначала узнай, как реально обстоят дела, а потом сходи с ума! — Белый не мог уже успокоить Витю, которого уже понесло.
Пчёла уже придумал, как выведет на чистую воду Юлю. Он выбьет из неё признание. План отдавал надёжностью швейцарских часов.
Юля вернулась домой, ничего не подозревая. В последнее время у Юли был приподнятый дух, который и должен быть у девушки, которую позвали замуж. Фролова не ходила, а порхала на крылышках, которые росли с каждым днём.
— Милый, привет! — Юля подошла к Вите и поцеловала его в щеку. От этого поцелуя у Пчёлы пробежал неприятный разряд по телу.
— Здравствуй, солнышко. Как дела? — Пчёлкин не смог сдержать насмешки и задать этот вопрос естественно. Витя был ужасным актёром. Хотя врать приходилось слишком часто.
— Вить, чё за подъёбка? Где я провинилась? — Юля взяла Настю на руки. — Давай позже поговорим, мне нужно поменять подгузник ребёнку.
— Давай, без проблем. Разговаривать не о чём, всё в порядке, родная. Не кипишуй, — Витя посмеялся загадочно и ушёл, оставляя Фролову наедине с дочерью. Настя держала в руках плюшевого жирафа и улыбалась маме. Юля заметила, что у малютки появляются ямочки на щеках от улыбки.
— Настенька, у тебя уже столько зубок прорезалось… Ты у меня растёшь с каждым днём. Не представляю, как я буду без тебя, — Юля закончила смену подгузника и коснулась губами лба ребёнка, заодно проверяя, горячий ли он.
— Моя сладенькая… Если бы ты знала, как я люблю тебя. И как тебя любит папа, — Юля положила Настю рядом с собой на кровать. Насте уже был год, но Юля рассматривала её каждый раз, как в первый. Она безумно любила её, с каждым днём всё больше. Материнская любовь особенна: она самая трепетная, искренняя и тёплая. Именно она способна затянуть самые тяжёлые душевные раны, утешить в трудную минуту и убрать грозу над головой. В этой любви нет места лжи и фальши.
— Всё, ты закончила? — Витя вернулся в комнату. Юля гладила Настю по животу.
— Да. О чём ты хотел со мной поговорить? — Юля с неохотой оторвалась от любимой девочки.
— Я вот думаю вырваться куда-то из Москвы. Знаешь, числа двадцатого… Снять коттедж в пригороде. Ребёнку нужен свежий воздух. В Москве такого нет, тут машины и прочее…
— Не выражайся, — Юля нахмурилась.
— Она не запомнит. Но ладно, ты поняла. Так что насчёт моего предложения?
Витя специально выбрал именно то число, когда Юля вроде как должна быть в Чечне. Он хотел полюбоваться тем, как Юля выпутывается, врёт и краснеет, лепеча что-то несуразное. Юля не умела притворяться, подобно Катерине Кабановой{?}[Героиня пьесы Островского “Гроза”. Отличалась особой нравственной чистотой и порядочностью.].
— Вить, ты куда потащишь Настю? В такой дубак? Холод собачий, мы только вылечили ангину. Ты дурак? И вообще, с чего вдруг ты решил заняться досугом Насти? Я от тебя такой инициативы не видела.
— Ей год, я ещё не успел раскрыть потенциал отца, — Пчёлкин погладил дочь по головке рукой. — Юль, ничего сказать не хочешь?
Юля облизнула обсохшие губы. Внезапно стало не хватать воздуха. В горле всё пересохло, хуже, чем в пустыне Сахара.
— Нет.
— Хорошо подумала? — Витя схватил Юлю двумя пальцами за подбородок, притягивая к себе.
— Да, — Юля от страха выдавала односложные ответы. Витя понял, что проиграл. Его спектакль не дал нужных результатов. Пчёлкин порылся в шкафу и нашёл контракт. Он кинул его в Юлю. Листы рассыпались по полу мозаикой.
— И снова ты меня обманула, Юля! Скажи, зачем? Зачем тебе нужно это?! Просто ответь! У тебя дочь, муж, ты опять летишь туда, где война! Ты же говорила, что никуда не полетишь! Юля, опомнись! Ты несёшь ответственность не только за себя! — Он мигом перешёл на крик, активно жестикулируя и тыча пальцем в грудь Юли.
— Но меня задело не это. Ладно, хочешь лететь — лети. В конце концов, это твоя работа, и тебя учили тому, как быть корреспондентом в горячих точках. Но какого чёрта ты принимаешь такие решения сама?! Я для тебя кто?! Ёжик с окраины?! Умная ты у нас больно стала, Юля! Может, мне уйти вообще?!
Юля собралась ответить, но Витя заговорил вновь:
— Юль, я тебя вообще не понимаю. Ты хотела спокойной жизни, чтобы я ушёл из криминала. Всё, как ты хотела, Фролова! Мы перешли в политику, я помощник депутата. Мы обеспечены неприкосновенностью. Каверину кирдык. Просто бери и кайфуй! Но нет, ты опять за старое, — Витя шлёпнул себя по коленкам.
— Да, я опять за старое! Это моя прямая обязанность — работать в любых обстоятельствах и оперативно сообщать обо всех событиях. Я военный корреспондент, слышишь? Так нужно. Да, Вить, я согласна, я не поставила тебя в известность. Я подписала контракт два дня назад. Но потом голосование, и победа Саши… Витенька, ты был таким счастливым… Я… Я не могла испортить тебе праздник, — Юля сидела на корточках, поглаживая руки Пчёлы. — Пчёлка моя, пойми меня. Я не хочу стать мамочкой до мозга костей. Я не хочу жить в пелёнках, распашонках, обсуждать с Олей, как Настя сходила в туалет сегодня. Я не хочу, чтобы вся моя жизнь ограничивалась четырьмя стенами, кухней и плитой. Я не Наташа Ростова, понимаешь? Я хочу и дальше развиваться, приносить копеечку в семью. Если ты ничего глобального не будешь делать в журналистике, ты заглохнешь и станешь никому не нужным.
