— Не знаю я, как мне лучше переговорить с Ксарой, — начал старший, взглянул на хозяина комнаты. — Она слишком хочет, чтобы всё было идеально, понимаешь. Как она мечтала когда-то. Когда ещё не встретила меня. Но Кирса тоже имеет право поступать, как считает нужным. Не вижу ничего дурного в её нежелании как ехать, так и одевать то платье. Хотя оно очень ей идёт.
— Ты знаешь, что чем раньше ты поговоришь с Ксарой насчёт этого, — Рейнард прервался, облизнул губы, подбирая подходящее во всех смыслах слово, — этого наседания, тем будет лучше для них обеих. Кирса не должна становиться каким-то воплощением её чаяний и мечтаний. Они обе от этого страдают.
Реджинальд молча кивнул, показывая, что он это тоже понимает. Девочку отталкивало такое навязчивое, немного властное поведение матери. А они и без этого не были очень близки. Дочь тяготела больше к отцу, и куда как больше к дяде, к огромному довольству последнего. Какое, впрочем, тот старался внешне не демонстрировать. Но смириться родителю с таким, пожалуй, нелегко. Учитывая то, как много ради той и с ней же внутри себя Ксара отважно прошла. А ещё имелось одно облачко, мешающее той отпустить ситуацию и посмотреть здраво.
— Она, словно, хочет убедить себя, — старший Гардог огляделся, понимая, что упрямица-дочь находится где-то рядом и вполне может его слышать, — что та не пошла в деда.
Рейнард криво усмехнулся — ещё бы Ксара не переживала из-за этого. По срокам всё вполне вписывалось с поправками на капризы и коварство природы. Вполне могло статься, что его влечёт не к племяннице, а к единокровной сестре. Однако в этом рыщущий сомневался. Очень сомневался. Всё указывало на то, что отцом Кирсы был действительно Реджинальд.
Повадка, серьёзность, черты лица. Рейнард встал и подошёл к нему, сел рядом на кровать. Отчасти, чтобы поддержать, отчасти, чтобы говорить потише. Приобнял своего брата, набрал в грудь воздуха и заговорил:
— Любая бы женщина переживала. Ксара ещё неплохо справляется, — он притянул лоб мужчины к своему. — И самое главное, что ты-то не сомневаешься во всём этом. Она похожа на тебя. А то, что она не девчонка с локонами и рюшами, ну так она Гардог. Для любого Гардога это нормально. Это не грубость Рассела.
— Осталось это объяснить самой Ксаре, — улыбнулся Реджинальд, закрыл серо-голубые глаза и отстранился. — Всё, что я и ты понимаем, мне приходится ей говорить по-особенному. И лучше вечером, чтобы не портить настроение. Женщины, Рейнард, это очень сложно. Учти это, когда будешь жениться.
— Я буду осторожен, мне пока всего хватает, — ухмыльнулся юноша, практически душа в себе желание пошутить о том, что обязательно жениться, когда ему будет примерно лет тридцать. — Кстати, обратно будете ехать — лучше обогните дороги на земле Рефрата. Мне тут про него накалякали, что многое объясняет в его поведении. Но я тоже, не хочу вам портить настроение. Отдохните у барона. Я слышал, что у него большая и дружная семья, а ещё делают хорошее вино.
Реджинальд рассмеялся, запрокинув голову, и встал. Всё же с братом ему всегда было хорошо и спокойно, а теперь тот ещё и вырос в надёжную опору. Не только по делам, но и словами.
Вдвоём и по плечу очень многое, а пока лорд направлялся к двери, чтобы провести неплохой, расслабленный день и попробовать помочь жене с её скрытыми проблемами. У выхода он обернулся:
— Присмотришь за ней? — на его лице читалось откровенное веселье.
— Разумеется, Альдо, — уверенно кивнул Рейнард.
— Только через полчаса спустись к Корблу и скажи, что нашёл её, — добавил Реджинальд, довольно прикрывая глаза. — Не то он снарядит искать её по округе, как закончит препираться с Гантрамом, о том, как они должны друг другу сдавать должности сенешаля и констебля.
На это рассмеялись уже оба, и стук двери утонул в их голосах. Парень закрыл глаза и представлял, как брат уходит по коридору, направляется к лестнице, чтобы известить Ксару о том, что они выезжают без Кирсы. На душе теплилось чувство правильности и родственной любви к брату. Любви, к какой не примешивалось желание. Отправленное в случае с Кирсой в самый дальний и тёмный ящик желание тела, желания владеть и одному дарить всё, что только можно, получая в ответ тоже самое. Быть едиными. И на этой очевидной разнице он в очередной раз убеждался в правоте своих ощущений к племяннице. Рейнард открыл глаза:
— Можешь выходить, он уже ушёл далеко, — сказал он, поворачиваясь к шкафу.
Створка тихонько распахнулась, и Кирса осторожно вышла наружу, подошла к сидящему и смущённо спросила:
— Он понял, что я у тебя? — она переступила с ножки на ножку. — Он не злился на тебя?
— Вовсе нет, и на тебя он тоже не злился, — заверил её юноша, наклонился к ней. — Он переживает за маму. Она просто волнуется, так что не обижайся на неё.
Он понимал, что сейчас может легко оттолкнуть её от родителей, сделать так, чтобы у неё остался только он один. Но слишком любил, чтобы так с ней поступать. А может, ещё и не рехнулся в своём чувстве настолько, чтобы сотворить такое.
— Я не обижаюсь, — девочка, поводила глазами в раздумье, закусила губу, силясь осмыслить непонятные ей эмоции. — Я просто чувствую, что что-то не то, что это не то, чего хотелось бы мне, что она сама думает, ну-у-у, не обо мне. Мне это не нравится.
Рейнард протянул руку и погладил её по макушке, успокаивая своим уверенным, надёжным прикосновением. Волосы у неё были мягкими и тонкими. И всё равно вся она была такой крошечной и уязвимой перед первыми трудностями.
Кирса ещё не могла понять или принять того, что мать никогда не будет её любить… нормально и полноценно. Дети чувствительны к такому, юноша знал это по себе. Ксара, разумеется, любила Кирсу, но в ущерб им обеим. Если уравновесить эти чувства, то они смогут дружно относится друг к другу со временем, с пониманием и уважением.
— И ты должна быть собой, — подтвердил Рейнард, массируя чужую макушку, — это нормально. Но будь терпелива, скажи спокойно матери ещё раз о том, что чувствуешь. Рано или поздно она услышит тебя, моя маленькая Кирса.
— Быть взрослым хорошо? — внезапно спросила девочка и села рядом на кровать. — Ты так говоришь об этом. Легко и ясно. Это так здорово.
Она радостно улыбнулась и прижала ручку к груди там, где билось маленькое сердце, выражая этим жестом то, что не могла толком изъяснить словами. Маленькая, открытая перед ним, чувствующая нечто аналогичное, и при этом… ещё такая далёкая. Но он будет ждать и сделает всё, чтобы она выросла счастливой.
— Быть взрослым, — выдохнул парень, испытывая невероятную гамму противоречивых чувств, выливающихся в одно, — тяжёлый труд. Порой приходится делать то, что считаешь нужным и правильным, даже если это и причиняет боль. Порой приходится быть сильным, чтобы не дать сделать себе больно. И порой приходится думать о других больше, чем о самом себе, даже если тебе больно.
Он поправил прядь её волос, заправив за ухо, смотря сверху вниз в её честные, внимательные и такие взрослые глаза. Светло-зелёные. Словно кровь Реджинальда разбавила изумрудность глаз Ксары.
Но у Кирсы они были куда более глубокими. А может, ему это лишь казалось из-за своего магического помешательства. Разве он может как-то осквернить это создание, даже в будущем? И… знал, что да — сможет. Что она сама так или иначе пойдёт ему навстречу. Потому что даже сейчас смотрела так доверчиво, серьёзно, словно уже разделяла с ним что-то особенное.
— Ты поймёшь это всё однажды, — Рейнард удержал своё желание поцеловать её в лоб, без всякой пошлости, просто из-за прилива тёплых, нежных и заботливых чувств. — Обязательно, не сомневайся.
— Это долго ждать, — понурилась Кирса, опустила голову, и от двусмысленности её фразы у дяди дёрнулся глаз, на пару секунд замерло дыхание, потом она подняла взор. — Но я буду стараться. Я поговорю с мамой, когда они вернутся. Думаешь, они правда хорошо отдохнут без меня?
