Валет продолжал издеваться над бесштанным толстяком, стоявшим в нелепой позе.

– Брось ты его. Нам линять надо, пока фараоны не нагрянули. – Дохлый чувствовал, что друг его начинает переигрывать.

– Да, ты прав, братуха. – Валет поднял с пола сумку. – Ну, прощай, толстомордый. Извини, если что не так.

Он пнул ногой дверь, и тотчас холодный осенний ветер, ворвавшись в помещение, обдал их своей прохладой.

Все трое выскочили на улицу.

В нескольких десятках метров от них тотчас вспыхнули фары автомобиля.

Дохлый запер дверь, и они рванули через дорогу, навстречу приближающемуся к ним «жигулёнку».

Примерно в двух кварталах уже слышалось надрывное завывание сирены.

– Мусора кипеш подняли, сейчас начнётся. Охранник так быстро сообщить не мог, скорее всего директор очухался. Надо было связать и пасть заткнуть,. Ну да ладно, попробуем оторваться.

Машина, взвизгнув тормозами, остановилась рядом.

Открыв багажник, Валет бросил внутрь сумку с деньгами. Затем, подумав, вытащил ее обратно и сунул в руки Дохлому.

– Слушай, братан, меня внимательно. Неровен час мусора нас как волков обложат, уйти всем будет трудно. А нам сейчас главное – деньги спасти. Так вот. Мы попробуем оторваться на колёсах, а ты ныряй в ближайший подъезд. Отсидишься на чердаке, пока всё затихнет, рви когти на хату. Если повезет, там и встретимся. Нет, возьми сколько надо, остальные надежно спрячь и линяй подальше из Питера. Главное – береги деньги. Это наше будущее, поэтому ты уж постарайся в мусорские лапы не угодить.

– Нет, я с вами, я… – хотел было возразить Дохлый. Но Валет уже не слышал его. Он запрыгнул в машину. Следом за ним на заднее сиденье неуклюже забрался Корецкий.

Тачка сорвалась с места и с визгом понеслась прочь.

Дохлый, проводив взглядом удаляющиеся огни автомобиля поспешил скрыться в темноте проходного двора.

Петляя между домами, он вдруг остановился, опомнившись, что может нарваться на милицейский патруль. Оглядевшись, нырнул в ближайший подъезд. Поднявшись на последний этаж, забрался на чердак. Это оказалось не просто, сумка с деньгами мешала протиснуться в узкий чердачный люк. Она будто не желая подчиняться, тянула вниз, врезаясь ремнем в плечо.

Наконец, оказавшись в огромном темном пространстве, где пахло сыростью и плесенью, Дохлый, закрыв за собой люк, крадучись, пробрался в дальний угол чердака и, подойдя к небольшому окну, бросил сумку к ногам. Он вдруг подумал о том, какая всё-таки интересная и загадочная штука жизнь. Еще две недели назад он не знал, на что купить хлеба, а уже сегодня у его ног валяются миллионы баксов.

Дохлый просидел на чердаке несколько часов, которые показались ему минутами. Сердце как сумасшедшее билось в груди, пот холодными струйками стекал по спине, а он всё сидел и сидел у раскрытого окна, до боли в глазах вглядываясь в ночную темноту.

Казалось, что вот сейчас, еще одно мгновение, и из-за угла дома выйдет Валет, махнет рукой, улыбнется и крикнет: Что, Дохлый, опять на измене сидишь? Не переживай, братуха, всё будет в ажуре.

Он проснулся от шума лифта, и его тут же кинуло в дрожь. От нервного перенапряжения озноб в один миг заставил трястись так, что было слышен стук зубов.

Было утро, город просыпался. Каждый раз, когда лифт начинал подниматься к последнему этажу, Дохлому казалось, что это конец, мусора прочесывают чердаки.

Десятки раз в то утро он мысленно прощался не только с деньгами, но и со свободой, проклиная день, когда познакомился с Валетом и когда тот появился в доме, где он – Дохлый пусть впроголодь, пусть обиженный на всех и вся, жил не думая о том, что когда-нибудь он вновь будет топтать лагерную грязь.

Такова по-своему сложная, непредсказуемая, оттого невероятно интересная штука жизнь. Поворот судьбы и ты уже не подвластен самому себе. А может быть подвластен? И мы свою судьбу творим сами? Может и так. Как бы то ни было, всё в этой жизни имеет цену. Бесценна только свобода – состояние, когда ты, подчиняясь законам общества, принадлежишь исключительно только самому себе.

– Ну а дальше-то что было? – не выдержал очередного затянувшего молчания Матерый. Он чувствовал, насколько тяжело сейчас Дохлому, наверняка он вновь, уже в который раз переживает то, что пришлось испытать в ту роковую ночь. Но любопытство оказалось сильнее сострадания.

– Дальше, говоришь? – ухмыльнувшись, произнёс Дохлый. – А дальше началось самое страшное. Весь день я просидел на том богом проклятом чердаке. Так закоченел, что не только говорить, соображать не мог. Тут еще лифт, чтоб ему сгореть, катается туда-сюда, и с таким грохотом. Мне и без того не по себе, а тут ещё эта железная коробка….

В общем, как я до вечера дожил, не знаю, но когда народ с работы домой начал возвращаться, я понял, ещё одной ночи не выдержу. Да и не вечно же мне на чердаке прятаться.

Дождался, когда стемнеет, осторожно спустился в подъезд и – на улицу.

Прикинь, иду по проспекту, а на плече сумка с миллионами баксов! И только когда ментовский «уазик» мимо меня пролетел, тут я и врубился, совсем страх потерял, богатеем себя почувствовал. Тормознул первую попавшуюся тачку и рванул на хату. За квартал от дома вышел и давай, как заяц, следы путать. Иду, оглядываюсь, всё кажется, что кто-то по пятам тащится и вот-вот за руку схватит.

Как только в комнату вошёл, на диван – бух и всё, как в пропасть провалился. Сколько спал, не помню. Проснулся от стука, будто кто-то в дверь ломится. Соскочил, глаза квадратные, что к чему, понять не могу, кинулся к двери, шепчу: кто там? Никого. И только тут сообразил, форточка открылась и по окну створкой хлопает, будь она неладна.

Нормально соображать начал, когда пузо к спине прилипло, я ведь больше суток ничего не ел. Ну, думаю, надо что-то делать, а то так можно и ноги протянуть. Если Валет объявится, то у него свой ключ есть, ну а если меня менты на улице заметут, значит, судьба у меня такая невезучая и ничего с этим не поделаешь.

В общем, еще, наверное, с час себя уговаривал, на часы посматривал, надеялся, что вот сейчас дверь откроется и появится мой друг. Хрен там, не открылась и не появился.

Часам так к девяти, когда окончательно стемнело, вылез я на улицу и в магазин, затарился и рысью обратно. Как только в хату зашёл, от сердца отлегло.

Сообразил ужин, водяры бутылку на стол поставил, сижу и думаю, за что же мне пить – за здравие или за упокой. Подумал, подумал, решил, что за упокой рановато будет, а вот за удачу в самый раз. Как-никак, миллионы баксов мы всё-таки сняли, это же сумасшедшие деньги.

Настроение поднялось, я решил телевизор включить, чтобы, значит, окончательно хандру стряхнуть. Щелкнул выключателем, и только за стакан взялся, смотрю, а из ящика на меня морда Валета смотрит. Смотрит и во весь экран улыбается. Я ничего понять не могу, глазам своим не верю и, только приглядевшись, врубился, это же фотография.

От такого кино полстакана заглотил. И тут диктор, будто специально для меня, говорит: вчера в ночь с такого-то на такое-то было совершено ограбление частного акционерного предприятия. Злоумышленники, завладев большой суммой денег, попытались скрыться, но благодаря профессиональным действиям охраны предприятия и своевременному проведению милицией операции «Перехват» уже через несколько минут удалось выйти на след преступников. Во время задержания водитель автомобиля «Жигули», на котором преступники пытались скрыться, не справился с управлением, и, пробив ограждение, машина упала в Неву. Через несколько часов автомобиль был поднят со дна…

И представляешь, показывают, как нашу тачку краном из реки вытаскивают и на асфальт ставят.

Я еще полстакана заглатываю одним глотком. А диктор смотрит с экрана, и кажется мне, что он в одной со мной хате сидит и байку мне про Валета лопочет.

Так, мол, и так, говорит, Дохлый, машинку-то вашу мы со дна подняли, а в ней все твои подельники, но только мертвые. Тут у меня совсем крыша поехала, а он, сволочь, всё не унимается. И денежки краденые, те, что вы сперли, мы тоже нашли все до копеечки, они в багажнике лежали. Так что, всё, Дохлый, труба твое дело. Я как такое услышал, сразу к сумке кинулся, открываю ее и вижу, что баксы-то все на месте. Все пачки, одна к одной, как живые лежат и на меня смотрят.