Я вам скажу: тысяча двести рублей – это не моих рубль сорок. Опять у многих заблестели глаза, но что-то случилось с этими воль-

ными ребятами. Вроде все как было внешне, но уже они были не те, что выезжали по приказу из МТС. Поэтому наш бригадир, тоже тянувший "десятку" за что-то серьезное, подозвал меня к себе и при всех громко сказал: "Слышь, Васек, ты своим детским лицом не раз нас выручал здесь, будешь за завхоза, вот тебе подальше от греха все эти прорабские деньги, пойдите с Виктором, закупите все что надо из расчета на месяц, мало ли что и сколько нам придется быть. Только, прошу тебя, возьми махорки пачек 100 и пару бутылок спирта, чтобы душу успокоить". Так мы и сделали, закупили полуфабрикатов и еще кое-что и стали работать дальше. И тут к какой-то субботе появился лесник с сыном. Хотя мы уже к нему в подвал не лазили, но все равно грех-то на нас висел, и опять та судьба нам улыбнулась. Лесник сразу по приходу зашел к нам, ну можно представить себе, что мы от него ждали. Слава Богу, он был без карабина. Я и до сих пор не могу сказать, когда он обнаружил наше посещение его подвала, может, сразу, может, потом, но это уже теперь не важно. Лесник, обращаясь ко всем сразу и к бригадиру, в частности, попросил помочь заготовить лес для постройки дома его сыну. Они, мол, отобрали место, лес выписан, надо только его свалить, очистить и даже не крыжовать, а только погрузить на трактор и несколько рейсов отправить.

Вот что-то в жизни есть, чего мы не знаем, ведь вот приключилось именно у нас с ним, с тем лесничим, благодаря которому мы две недели смогли прожить в этих вообще нечеловеческих условиях и делать еще по две, а то еще и две с половиной нормы! И он этого не знал и не желал, а мы это знали, но не желали, выхода другого не оставалось. И мы два выходных дня все десять человек работали для того лесничего или для его сына. Люди, которые всегда легко брали чужое, даже отнимали последний кусок у других, эти люди с какой-то радостью что ли, может, из-за того, что чувствовали какую-то вину, неважно, работали в полную силу и не взяли за это ни копейки! Правда, были спирт и мясо и разносолы в конце, но два дня отработали вместо отдыха.

В последние две недели нашего пребывания лесничий, чуть ли не ежедневно приносил нам свежатину, в основном лосятину, а один раз даже мясо медведя. Он тоже был из староверов, но нормальный советский русский мужик. В общем, вместо одного месяца мы пробыли больше двух, уже дни стали гораздо длиннее, и вообще все было прекрасно. Никаких инцидентов, споров, разборок у нас никогда не было, мы там были не одни, бригад были десятки и насмотрелись мы всякого. Мы тоже могли бы что-то особое выдать, было кому, с кем и где, но не было ничего плохого. Можно сколь угодно рассуждать, как да что, а мы вернулись домой целыми и невредимыми.

Наконец-то пришли деньги на обратную дорогу. Ну какие могут быть по жизни идиоты?! Прислали деньги рубль в рубль на общий вагон. А то, что мы люди, что нам надо кушать и пить, никому не нужно. Поэтому вынуждены были взять до Свердловска восемь билетов на десятерых, двое человек по очереди ехали в ящиках под нижними полками целых восемь часов. Сэкономленные деньги пустили на питание до самого Орска. Наше "чередование" под лавку серьезно озадачило проводника вагона: как идет, посмотрит – люди новые сидят, через время опять – другие. По количеству вроде все нормально, восемь билетов у бригады, а лица непонятно меняются.

Ехали мы домой в приподнятом настроении, там же будет куча денег, зарплата, командировочные и все обещанные блага. Но в Орске нас никто не встретил, только сильнейший буран, ночью поезд шел как раз на Кандагач, он ходил через нашу станцию Ащелисайская. Добрались уже без билетов до станции, поздняя ночь, степь, никаких ревизоров. Со станции семь километров пешком, поземка сильнейшая, холод. К утру были дома, хотели разойтись, а потом решили, пока все вместе и до утра мало осталось, пойдем в контору, позолотим ручку, потом обмоем весь этот кошмар.

Пришли в контору, директора нет, зашли в бухгалтерию. Куда там леснику с карабином до нашей бухгалтерии?! Они нас сразу наповал убили! Подняли документы и оказалось, что все мы должны огромные суммы, якобы, взятые под отчет и в счет зарплаты. У меня лично стояло 2700 рублей аванса, у других еще больше. Эти цифры повергли нас в шок. Бухгалтерия и кассир клялись, что мы получили деньги и клялись нам в лицо! Пришлось ждать главбуха, он тоже ничего не знает, я, мол, в лицо всех не помню, а паспортов тогда у нас не было, в общем, "озолотились" мы по полной программе. Пришлось ехать в район к прокурору. Даже по датам расходных ордеров было видно, что мы не могли получать авансы, так как находились за тысячу километров от дома. Но началась такая волокита! Просто в бухгалтерии МТС уже имели опыт с предыдущей партией "лесорубов", отправленных раньше нас и пропавших бесследно. Они подумали, что и мы пойдем тем же путем, не выдержим и разбежимся, кто куда. Проставили нам огромные авансы, сами расписывались в ведомостях и деньги забрали.

Чтобы утихомирить ребят, директор распорядился выдать всем по пятьсот рублей аванса, пока прокуратура будет разбираться. Кассира срочно уволили, и она уехала, главбух вообще ушел на тот свет, как специально, и все так и зависло. Так как мы с Виктором жили и работали на центральной усадьбе МТС, то нам постепенно вернули деньги разными способами. А ребята из колхозных бригад, просто разъехались с обидой по месту своего прежнего проживания, а двое, в т.ч. Фадеев, снова загремели в тюрьму. Вот так добро превращается в зло, так гадкие люди плюют на все, лишь бы сделать себе хорошо, хотя бы сегодня.

Мне жаль тех ребят, жаль того невероятного трудного времени и жаль всего, что было нами достигнуто всего за два месяца. Мы при этом не пытались стремиться к чему-то возвышенному, кого-то или что-то исправить, мы просто хотели нормально жить. И это у нас, простых сельских ребят, получалось, и нам хватало свобод и вольностей. Когда ты при деле, настоящем, полезном людям и тебе, для тебя есть одна свобода – делать жизнь лучше, а не ждать, пока это сделают для тебя другие, те кто-то, глупые и неразумные, которых ты под ногами не видишь, но на них и благодаря им стоишь, да и живешь. Любая мразь может одним мазком, одним росчерком пера или словом, все уничтожить, как было в нашем случае.

Эти были из альбома 30 и 50 – летней давности. Я не знаю, что сейчас творится в лесном хозяйстве, но чувствую, что происходившее полвека назад было лишь цветочки, а сегодня «ягодки лесные» наверняка прибраны к рукам, но не Бабой-Ягой – с ней хотя бы договориться можно.

Не имей сто рублей, а имей сто друзей», – говорили в старину. Позже «сто друзей» заменили на «сто тысяч». Сегодня от этой поговорки осталось собственно ничего, ни количественной со-ставляющей, что там те сто рублей, даже сто тысяч, да и качественная часть выражения испарилась, выветрилась, что делать – «ничего личного», только бизнес, а в нем – ни друзей, ни родственников, только выгода, выгода, выгода. Этот принцип, вернее беспринципность, культивируется в нашем обществе все круче и есть реальные опасения, что выйдя за предельные рамки дозволенного, такие подходы поставят крест и на самом обществе.

Это сегодня, а мы продолжаем листать простую, обычную и все же удивительную книгу жизни, и откроем страницу, где как раз идет речь о людях, наших друзьях, с которыми волею судьбы приходилось пересекаться по жизни, контактировать по разным вопросам, и насколько это оказалось полезным для нашей семьи. Абсолютно бескорыстная человеческая дружба, когда ты кому-то просто близок и приятен, как человек, и у тебя все это тоже взаимно – вот одна из вер-шин человеческого счастья. Ты никому ничего не должен и не обязан, и тебе тоже никто ничего не должен – вот основа настоящей дружбы между людьми. Все остальное – лишь производное от этого базиса. Много лет назад у нас появились проблемы со здоровьем жены, особенно в зимние периоды. В Казахстане, в северной его части, «зимние» периоды – это холод, бураны, бездорожье. В нашем селе был свой фельдшер Мартын Мартынович Вибе, он был на голову выше любого районного врача и без всяких анализов говорил, что у жены проблемы с почками. Но районные доктора это отрицали и при очередном приступе, когда я привозил ее в район на машине, в сопровождении гусеничных тракторов, в страшнейшие бураны, обязательно что-нибудь у нее выщипывали или удаляли, то аппендикс, то какую-нибудь кисту и т.п. Дошло до того, что хорошо знакомый мне хирург, главврач районной больницы, после очередной операции заявил мне, что знает мою жену лучше, чем я. То, что он вообще ничего не знает, несколько позже убедились все. За многие случаи почти окончательных приступов, когда жена уже была на грани самого плохого, в райбольнице, оказывается, даже не удосужились сделать снимки почек, хотя бы для того, чтобы убедиться, что с ними все в порядке. То у них аппарат не работал, то пленки не было, то рентгенолога, то головы у кого-то, неважно. А я продолжал возить туда жену при очередном приступе. Это перешло в такую стадию, что и жена, и мы все, начали бояться очередного приступа, как последнего.