Раздобревшие после ужина, опять собрались на совет. Утвержденным атрибутом власти совета стал огромный охотничий самодельный нож, принадлежавший новому бригадиру. Он перед началом каждого совета вгонял нож в столешницу, и так он стоял, как камертон заседания, вроде как для солидности и обязательности для всех принятых решений. На совете распределили обязанности, кто что будет делать на лесосеке и утвердили график дежурных.
Лесосека была расположена от общежития километрах в двадцати. Выезжали по темноте в начале девятого, как раз к рассвету прибывали и начинали работать. Выдали нам инструмент, самый примитивный – четыре поперечных пилы, сучкорез и одну бензопилу, а также топоры. В рабочий процесс входило – свал, это тоже надо уметь, но у нас уже были ребята с таким опытом, обрезка сучьев, крыжовка (распил по размерам), штабелевка и сжигание веток. Молодняк мы не трогали, да и выделенная нам большая делянка была из ровных, стройных деревьев.
Снег слоем полметра, но рыхлый, сыпучий, морозы – до сорока, но без ветра- терпимо. Мы с Виктором занимались крыжовкой, пилили стволы по 9,6 и 4,5 метра. Тонкомером занимались двое ребят, они же обрубывали сучья. В три часа темнело, и мы тем же трелевочным трактором, который весь день тоже с нами работал, ехали в общежитие. В связи с таким циклом работ и отсутствием денег, пришлось дежурного оставлять дома и за него "упряжку" отрабатывать. Дежурному тоже хватало работы, он варил еду, грел воду, перед этим растапливал снег, топил сутки печь, воровал у столовой дрова, убирал в комнате, мыл посуду и, в общем, сутки был прислугой за все.
Неделю мы прожили более менее. Но припасы закончились. Я, конечно, нахальничал, иногда ходил в столовую, собирал остатки хлеба, горчицы, носил дрова на кухню, иногда убирал снег, или выносил что-нибудь, помои и т.п.
На второй выходной мы с Виктором вырубили весь забитый снегом и еще кое-чем леспромхозовский туалет, за что завхоз нам выписал по 15 рублей, и мы купили хлеба и суповые брикеты. Публика у нас была культурная, покушать всегда готова, а найти что-то сделать – никого не поднимешь. К концу второй недели пришли к краху – нет ничего.
Как раз в субботу, мне выпало дежурить, а Виктор поранил сучкорезом руку и тоже остался дома. Наши уехали, попив сладкой водички, я сахара немного вечером насобирал в столовой, а мы сидим и не знаем, что делать. Надо варить, а нет вообще ничего. С нами через стену жил лесничий, сын у него был лет восемнадцати. Они часто вместе ходили на лыжах в обход, брали свои боевые карабины, собаку-лайку и уходили на неделю или больше по заимкам. В тот раз собака осталась возле столовой, там ее кормили, пока хозяев не было.
Мы с Виктором перетряхнули все свои вещи и насобирали целый рубль и сорок копеек! Вот удача! Пошли в столовую, взяли пачку горохового супа, хлеба насобирали, соли, перца, на сдачу взяли по стакану чая. Сердобольные поварихи положили нам пюре из сухого картофеля с подливой, ну, прямо, курорт. Те поварихи, пожилые нерусские женщины, коми и ханты, точно не знаю, но они не думали, кто мы, какой национальности или веры. Мы были их дети и все, и они что могли, то для нас делали. Просто так, как бы это высокопарно ни звучало, как советские простые люди. Такое отношение ни за какие миллиарды не купишь, плохо, что этого никогда не поймут «бедные» наши миллиардеры.
Выходим из столовой с нашими "богатствами", собака соседская бегает, ластится. Виктор говорит: "Вась, ты слышал, говорят, что собак тоже едят. Давай поймаем эту лайку, замаринуем, эх, ребята обрадуются с голодухи!" Я начал его отговаривать, во-первых, собака, а во-вторых лесники с их карабинами вернутся, всех нас на лесосеке положат. Виктор попробовал гоняться за лайкой, она играется, но в руки не дается. Подходим к общежитию, там на месте слива отходов, две сороки прыгают. Я спрашиваю у Виктора: "А сорок едят?" "Да ты что, – отвечает тот, – они же вонючие, а хотя…" Мы сняли на улице длинную бельевую веревку, поставили на маленькую палку большую алюминиевую миску так, что если палку убрать, миска кого-нибудь накроет, насыпали под миску драгоценного горохового супа , протянули веревку в коридор и стали ждать, когда сороки под миску зайдут, а мы их накроем. Сидим, ждем, холодно в коридоре, одна сорока зашла под миску и клюет горох, а вторую не пускает, видно, никогда горох не ела, понравилось…. А мы нервничаем. В конце концов накрыли мы тех сорок, ошпарили их кипятком, общипали, маленькие такие, смотреть не на что. Положили их, несчастных, с краю стола на бумажке, мало ли что, может никто в рот не возьмет, сороки все же. Сварили мы, как всегда, кастрюлю ведровую воды, в ней пачка супа в одну порцию, и несколько пятен слабожирных плавает по воде, видно, от тех сорок. Миска большая на столе, мы в нее из кастрюли наливаем, а потом с большими деревянными ложками, у которых захват как у комбайна, становились вокруг и ели.
Увидев в окно приближающийся трактор, мы вывалили "суп" в миску, разложили ложки, куски хлеба, перец, соль, горчицу, ну, прям, ресторан! Фадеев вошел первым, увидел сорочьи тушки, сразу схватил одну и бросил в рот. Вошедшие з,а ним буквально вырвали из него, что было возможно, и через пару секунд ,от сорок вообще ничего не осталось, даже костей. Потом все с умилением ели мой суп. Покончив с ужином, Фадеев заявил мне во всеуслышание: "Ты хорошо варишь, будешь постоянным дежурным!" Я ответил, что больше вообще ничего нет съестного и ни копейки денег.
Вечером собрали чрезвычайный «военный» совет. Зеки предлагали взять штурмом дирекцию и вытребовать деньги, в общем, было много предложений и, наконец, слово взял тот, кто сидел за нечаянное убийство: "Ша, – сказал он, поднимаясь, – у меня есть идея". И он рассказал, что в прошлый выходной залезал к нам в подпол. Барак был из бревен, но под ним шел один общий подвал. Под каждой стеной, разделяющей квартиры или комнаты, стояли опорно-разделительные кирпичные стенки. В каждой комнате, в том числе и нашей, был "подпол" с деревянной крышкой. У нас, естественно, было там пусто, а рядом, за стеной, жили лесник с сыном А вдруг у них что-то в подполе имеется, тем более их сейчас нету и когда будут неизвестно? Может, попробовать посмотреть, что там может быть, предложил тот бывший зек и посмотрел на нас всех. Идея сразу всем понравилась. Это, если как находящиеся на необитаемом острове люди, потерпевшие кораблекрушение, вдруг увидели приближение корабля. Флага еще не видно, а вдруг это разбойники-пираты. А черт с ними – пусть будет что будет, лишь бы корабль к нам зашел , думают потерпевшие. Так было и у нас Инициатор взял топор, еще один парень – керосиновый фонарь, и они полезли в подпол. Кирпичи, оказалось, были положены на обычном глиняном растворе, то есть легко вынимались. Мы все стояли вокруг квадратного отверстия и с известным нетерпением ждали новостей, желательно хороших.
Где-то через минут сорок, показался тот инициатор подкопа: «Я сейчас отдохну и полезу держать фонарь, а напарник залезет в дыру, разберется, что так и как». Еще минут через десять из подпола раздался ужасно-радостный крик: "Есть, есть". "Что там?" – кричит бри-гадир. "Да что душа пожелает", – отвечают зеки. Там оказались картофель, брюква, две кадушки грибов соленых, кадушка соленого лосиного мяса, какие-то лесные ягоды и еще, еще, еще. "Что брать?" – кричат из подпола. "Что быстрее , давай картошку. Василий, ты – дежурный , вари быстрее, – кричит бригадир, – прямо в мундирах!" В общем, достали ведро картошки, с полведра грибов, большой кусок мяса. Потом кирпичи поставили на место и устроили пир. Это может понять только тот, кто на голом гороховом супе пилил лес на сорокаградусном морозе. В общем, благодать, пообъедались, и черт с ним, с тем лесником и его карабином, сегодня хорошо и ладно.
Так; мы жили еще неделю. Назрела опасность быть разоблаченными и жестоко наказанными, но опять та счастливая судьба где-то рядом витала да к нам забрела, может, перепутала с кем, может, целенаправленно, но явилась в образе прораба из нашей МТС. Оказалось, что он приехал за лесом. Мы за месяц наколотили для МТС уже вагон леса, и он приехал отобрать, что получше. Мы насели на него, привез деньги? Прораб сказал, что о деньгах никто, ничего не говорил, вас командировали на месяц, вот приедете, и с вами рассчитаются. А деньги на обратную дорогу вышлют на леспромхоз. Но есть просьба, чтобы вы еще один вагон леса заработали. Ребята хотели его уже удушить, но прораб был свой человек, тем более в тот день еще не опохмелялся, он достал все, что мог дать – тысячу двести рублей, пожелал нам удачи и уехал на станцию, предварительно переговорив с руководством леспромхоза.
