Вечером, сразу после возвращения Вернона, Лили ворвалась в дом с красным лицом и красными же глазами, возмущённо крича про старого, бородатого козла. Верховный судья, директор школы и просто друг семьи ничего не стал делать для любимой ученицы.
— Девочка моя, но Джеймс хочет лучше для сына, — передразнивала его Лили, вытирая катившиеся из глаз слёзы. — Гарри нужна хорошая, ответственная мать. Подумай, может, это ты что-то сделала не так? Ещё не поздно исправиться! Мне?! Исправиться?! Да я… я их всех засужу! Поттер мне по гроб жизни обязан, что я его выбрала! Очкарик коротконогий! Рогатый импотент! И родители у него — заносчивые снобы! Я всего лишь хотела, чтобы мой сын рос без всех их кровавых заморочек! Да они в ногах у меня валяться должны! Я… я ведь за кого угодно могла выйти, и побогаче, и покрасивее были женихи!
Схватив сына в охапку, Вернон молча ретировался наверх. Он не проронил ни слова, хотя Петунье почудилось в этом спешном бегстве невысказанное «Ты хотела помочь сестре, ты и разбирайся». Бог ты мой, Лили с ними всего ничего, а уже доставила столько неудобств. Но кто, кроме Петуньи, её поддержит? У сестры никого не осталось.
Лили всё так же по утрам аппарировала в Лондон и возвращалась только вечером. Чем больше проходило дней, тем раньше она оказывалась обратно на Тисовой улице, всякий раз растерянная, раздражённая и просто злая, полная слёз. Сестра так убивалась по сыну, что Петунья окончательно решила ничего ей не рассказывать, не лишать последней надежды. Правда, какая могла быть надежда, если все, к кому обращалась Лили, отказывали ей, а Петунья в качестве помощи предлагала лишь слова утешения. Она думала было привлечь сестрёнку к домашней работе: именно так сама спасалась от горя, когда скончались родители, — но совесть не позволила требовать от переживавшей трагедию Лили готовить или убирать дом. Понемногу та успокаивалась (видимо, безысходность притупляла остальные чувства) и даже начала делиться некоторыми подробностями жизни в магическом мире, что было хорошим знаком: Лили не собиралась впадать в депрессию или сдаваться. Настаивать на большем Петунья опасалась.
Замуж сестра вышла летом после окончания Хогвартса. В тот год Лили и возвращаться домой не стала, сразу перебралась к Поттерам, благо они с Джеймсом уже были помолвлены. В магическом мире наступали очень неспокойные времена: набирал силу могущественный тёмный маг с труднопроизносимым именем. О нём Петунья слышала ещё от Северуса, собственно, не желая служить тому человеку, парень и сбежал в Италию. В объяснениях Лили злодей вообще представал каким-то безумным чудовищем из чуть ли не из самого Ада. Бороться с ним магическая полиция то ли не могла, то ли не желала, аристократическая верхушка всецело его поддерживала, и, разумеется, глупая сестрёнка вместе с не менее глупым муженьком и приятелями радостно бросилась в бой против тёмных сил. Как сообразила Петунья по некоторым оговоркам — оказавшись при этом в оппозиции к действующей власти в отличие от Северуса. Его, кстати, сестра почему-то твёрдо относила к последователям того волшебника.
Что конкретно погубило несостоявшегося тёмного властелина, из рассказов Лили понять было сложно. Об этом та говорила неохотно, мямлила сквозь зубы или переводила тему. То ли он убился сам, пытаясь стать ещё сильнее магически, то ли служители волшебного закона всё же сделали свою работу. В любом случае злодей исчез, а Поттеры вместе с Сириусом Блэком внезапно остались не у дел. Парни от скуки подались в аврорат, ту самую магическую полицию, но задержались там ненадолго — их выгнали за несоответствующее статусу авроров поведение. Лили злорадно посмеивалась, вспоминая, а Петунья никак не могла понять такую реакцию. Поттер уже тогда (да что там, ещё и раньше!) вёл себя как высокомерная, эгоистичная и жестокая сволочь, а Лили ничего не замечала? Или в то время сестру всё устраивало, потому что выходки супруга не касались её?
Оставшиеся без работы и денег Поттеры вернулись к родителям Джеймса, жить у которых сестре не нравилось совершенно. Свёкр и свекровь были людьми довольно пожилыми и старой магической закалки. От молодых они хотели внуков и подчинения. Петунья подумала, что скорее всего взрослого и разумного поведения — не дети малые же, — но Лили, фыркнув презрительно, повторила:
— Подчинения. Как будто я им рабыня какая!
Дом Поттеров был старым, дряхлым и скрипучим, кухня — допотопной, ванная — позапрошлого века, и все стены особняка украшали портреты предков, которые совсем не жаловали Лили. А ещё — и чуть ли не самое главное! — родители Джеймса не имели домовика. Петунье пришлось, изобразив незнание, уточнить, что это такое, и Лили снисходительно объяснила, но, кажется, на свои жалобы она ждала какую-то другую реакцию, не молчание. Только что Петунья могла сказать, если для сестрицы главной проблемой в замужестве оказалось отсутствие бессловесного слуги, который бы следил за домом? А ведь верно, с грустью осознала она, в детстве у Лили такой слуга был: сначала сама Петунья, затем Северус. Глупо удивляться, что сестра, очутившись в непривычных условиях, злилась и возмущалась.
Молодые съехали в Годрикову лощину, стали жить отдельно, но деньги брали у Поттеров. Родился Гарри. Лили сразу заявила мужу и его родителям, что заниматься ребёнком будет исключительно сама, чтобы те не испортили малыша своими старушечьими традициями и устаревшими обычаями. Волшебники до сих пор кормили младенцев грудью и использовали пелёнки, когда по всему миру триумфально шагали молочная смесь и подгузники. Петунья в тот момент кинула заполошный взгляд на сына. Она сама всего два месяца как отлучила Дадли от груди. Зато наконец стало понятно, почему у Лили такая роскошная фигурка после рождения ребёнка. Дело совсем не в зельях.
Неприятно, но Поттеры действительно не просто так не захотели мириться со строптивой невесткой. Лили, правда, этого не понимала, а Петунья каждый день считала часы до её возвращения, когда оставалась дома наедине с сыном. Все мысли пожирал ядовитый страх, что однажды сестре уже незачем будет уходить. Горло и грудь уродливыми, не менее ядовитыми щупальцами обвивало чувство вины. Петунья знала, что все попытки Лили бесполезны, но молчала, лишь сочувственно выслушивала её переживания. К Сириусу Блэку, «надменному аристократишке, даром что с Гриффиндора», Лили обращаться не захотела. Как же, лучший друг Джеймса! Второго дружка своего мужа, Люпина, Лили не видела несколько лет и возобновлять общение не стремилась: он ведь оборотень, а тёмным тварям — никакого доверия. Все же школьные приятельницы, которых, учитывая характер Лили, у неё было немного, давно повыходили замуж, обзавелись собственными детьми и без зазрения совести отвечали, что сейчас очень, чрезмерно, совершенно заняты. Одна Мэри МакЛагген, бывшая МакДональд, честно сказала, что Лили сама во всём виновата и надо было думать, прежде чем привносить в жизнь чистокровного семейства магловские замашки. Это в Хогвартсе такое поведение Лили смотрелось не слишком вызывающе, но они уже выросли, пора и остепениться.
На тему «предательницы МакДональд» Лили шипела особенно долго, настолько, что Петунья всерьёз пожалела, что не знакома с этой девушкой. Они наверняка нашли бы общий язык… Нельзя было так думать! За спиной у переживающей семейный кризис сестры воображать, как познакомиться с её бывшей подругой. То, что миссис МакЛагген — единственный голос правды среди знакомых Лили волшебников, не оправдание. Петунье мало было своих грехов? Казалось, она и так собрала всё, что возможно. Не предупредила Лили, не объяснила ей, что опасно шагать в чужой, пусть и волшебный, мир без гроша за душой, не заставила вести себя чуточку менее эгоистично… не поддержала, когда Лили лишилась Гарри, злорадствовала, всерьёз размышляла, как не пустить сестрёнку в дом. Родители пришли бы в ужас, узнав, в какой ситуации оказалась их младшая дочь из-за безразличия старшей. Петунья подвела мать с отцом, позабыв об их наставлениях и своих обещаниях. Потому-то, когда Лили стала проводить на Тисовой большую часть дня, сидя перед телевизором в гостиной или своей комнате, Петунья не смела просить её о чём-то по дому или хотя бы рассказать, как идут дела. Казалось, что стоит справиться о подвижках в борьбе против Поттеров, как Лили тут же раскусит её. А глажка, готовка и стирка… это жалкие мелочи, но пока что — единственные, которые она могла предложить сестре во искупление вины.
