Замешивавшая тесто для пирога Петунья остановилась. Который раз за сегодня ей вспомнилась Лили. От сестры не было ничего слышно больше двух лет. После того, что её приятели устроили на их с Верноном свадьбе, оставалось только радоваться, что эти волшебники исчезли из её жизни. Почему же Лили стала приходить на ум?

— Ма! Ма, ма!

Оставив тесто, она поспешила на зов сына. Достала Дадли укатившуюся за дверь ванной машинку и вернула его на кухню, в манежик, чтобы оставался на глазах. Настроение испортилось моментально, как только и умела Лили. Нельзя так говорить о родной сестре, но порой казалось, что как раз та Петунью за родственницу и не считала. В детстве были мелкие шалости, но чем старше становились девочки Эванс, тем омерзительнее поступала Лили. А уж едва не испорченную свадьбу Петунья ей никогда не простит, неважно, что колдуны, помахав своими волшебными палочками, что-то сделали с воспоминаниями, и гости всё забыли. Петунья-то помнила. Как помнила и то, что младшая сестра не пришла проститься с погибшими родителями. А вот Северус примчался аж из самой Италии, получив потом от мастера серьёзную взбучку. Кто бы мог подумать, что вечно полуголодный бедняк, сын пьяницы и забитой домохозяйки, окажется куда более приличным, адекватным и совестливым человеком, чем выросшая в любви и достатке Лили.

В обед, который в «Дженнингс» наступал в час дня, традиционно позвонил Вернон. Голос у него звучал гораздо веселее и бодрее, чем утром; супруг явно уже и думать забыл о незначительном происшествии перед отъездом. Невольно Петунья успокоилась и сама. Непонятно же, с чего завелась. Никаких дурных предчувствий она не испытывала, а то, что вспомнилась Лили, — простое совпадение. Северус как-то упоминал, что даже волшебники с даром предвидения далеко не всегда выдают точные предсказания, а Петунья от себя, обычной сквибки, чего-то сверхъестественного хотела.

Надо уже избавляться от вредной привычки поминать сестрицу в минуты душевного беспокойства.

Воспрянув духом, Петунья пообещала мужу на вечер кое-что особенное и вдохновлённо сотворила мясо с подливой, потушила овощи и испекла не только пирог для посиделок с Марной, но и два противня сконов. Когда дома есть полная аптечка высококачественных зелий, стыдно ею не пользоваться. Управившись в рекордный срок со всеми делами, Петунья пообедала вместе с сыном, и они отправились в парк. На местный пруд, оказывается, перебралась пара уток, и Дадли так живо заинтересовался, что его с трудом удалось уговорить пойти дальше, к Полкиссам. Помогло только обещание взять на следующую прогулку хлеб для птичек.

У Марны они задержались на добрых полтора часа. Полкиссы были ужасно рады гостям. Маленький Пирс, в отличие от Дадли, рос болезненным мальчиком, и Марна вынужденно большую часть времени проводила дома. Пирсу достаточно было лёгкого дуновения ветерка, чтобы подхватить простуду, поэтому подруги, имевшие детей, к Марне приходили с опаской. Слава Богу, та всё понимала и никогда не обижалась, что приятельницы в первую очередь интересовались здоровьем отпрыска, а уж потом переступали порог. Сегодня Пирс чувствовал себя прекрасно и при виде Дадли вывалил перед ним на ковёр кучу игрушечных машинок, которые оба мальчишки тут же принялись водить, жужжа на разные голоса. Марна, соскучившаяся по общению, спешно разливала чай к сливовому пирогу, который принесла Петунья, и трещала не меньше сына. Сплетен у неё накопился целый ворох и не только про жену викария. Жадно слушавшая Петунья ахала и качала головой, особенно, когда речь зашла об Уилкинсах. Они, оказывается, уехали в командировку на год, а коттедж решили сдать молодой паре, которая — тсс! — даже в законном браке не состояла. Ну и ну! На их порядочной улице — и такие жильцы! Будут ходить в одну церковь с Дадли и Верноном, сталкиваться в магазинах и на подъездной дорожке, наверняка попытаются подружиться… кошмар!

— Нужно что-то делать! — с горящими глазами подытожила свой рассказ Марна.

Само собой, этим особам не место на Тисовой. Пусть перебираются в Лондон, там вроде на окраинах как раз процветают свободные нравы. Подумать только, жить с мужчиной во грехе, без брака. Пусть на дворе и восьмидесятые, но совесть и чувство приличия у людей должны быть!

— Думаю, мы посвятим миссис Майерс в проблему. Как супруга служителя церкви, она просто обязана вмешаться.

И, разумеется, продемонстрировать лидерские качества, в наличии которых она пыталась убедить местных жительниц. Справится Изабелла — что же, возможно, её стоит принять в свой круг, а если нет — займёт соответствующее место в низу здешней иерархии. Петунья улыбнулась столь изящному решению. Несмотря на всё своё нежелание иметь в соседях неженатую пару, ещё меньше она хотела лично проводить душеспасительные беседы. Откуда-то в ней жила твёрдая уверенность, что эффект будет как от нравоучений для Лили, то есть, никакой.

Марна от её предложения простодушно пришла в полный восторг.

К возвращению Вернона Петунья успела искупать Дадли и заранее покормить. Настроение было преотличное, и дорогой супруг выглядел спокойным и даже довольным, что Петунья редко за ним подмечала в последнее время: у «Дженнингс» постоянно возникали проблемы то с поставщиками, то с сотрудниками.

— Не так уж ужасно всё и прошло, — делился он, с аппетитом поглощая ужин. Сидевший рядом в высоком стульчике Дадли тянул из кружки-непроливайки вечернее молоко и с любопытством наблюдал за жестикулировавшим в порыве чувств отцом. — Если и дальше не оплошаем, Пети, получим выгодный заказ. Очень выгодный! Погасим часть кредита за дом.

Петунья счастливо вздохнула. Раз дорогой сказал, можно не сомневаться — обещание он выполнит. Как истинный англичанин, Вернон Дурсль был человеком слова. В отличие от некоторых.

— А у тебя тут как, Пети? Всё нормально?

— А… — она вдруг запнулась. Спокойствие и расслабленность вечера испарились после такого вопроса, и ядовитой змеёй подняла голову тревога. — Что должно было быть ненормальным?

— Не знаю. Я себя пару раз ловил на мысли, как будто что-то не то происходит. Я не про утро, нет, Пети. На обеде, после того, как мы с тобой поговорили, встретился мне один чудик в разноцветном балахоне. Вроде из тех, кого Северус величал местными волшебниками. Я, понимаешь, на него как дурак пялился минут пять, чего-то ждал. Да и радио… глупо, конечно, но каждый выпуск новостей прослушал сегодня, а что диктор ни скажет — не то! Вот я и подумал тебя спросить. Вдруг у меня тоже какое волшебное предчувствие?

Под конец Вернон вроде свёл всё к шутке, но Петунья уловила в его голосе нотки беспокойства и совсем запереживала. Полный неожиданных новостей разговор с Марной затмил и случившееся утром, и воспоминания о Лили, однако теперь отмахнуться уже нельзя было. Вернона преследовали какие-то недобрые предчувствия, а её интуиция молчала. Как так?

— Я не припомню ничего из ряда вон сегодня. Я ведь сразу скажу, у меня от тебя секретов нет. Может, просто нервы шалят?

Другой версии у Вернона, видимо, не было, потому что он, поразмыслив, кивнул и вновь принялся за еду. Его волнение Петунья понимала. За два года, прошедшие с открытия её дара, Дурсли научились относиться к нему с должным вниманием. Пришлось научиться. Интуиция предупреждала о многом, начиная от проблем со здоровьем и заканчивая неприятностями для фирмы Вернона. Случались и радостные события, но, положа руку на сердце, их было куда меньше, поэтому-то Петунья реагировала на малейшие сомнения. Почему сегодня она ничего не чувствовала? Вернон, поблагодарив за ужин, перебрался в гостиную вместе с Дадли, а Петунья, моя посуду, всё пыталась разобраться. Ощущения Вернона точно относились к категории ненормального, у Петуньи из подозрительного была только неожиданно вспомнившаяся Лили. И что-то супруг упоминал, что видел сегодня одного из волшебников. Хотя Петунья с высоты своего опыта не считала здешних магов никем иным, кроме как клоунами. Ох, как бы не предстояла в ближайшие дни встреча с колдунами!