Она втыкает в смузи трубочку и внимательно смотрит на меня, потягивая напиток, в котором, наверное, больше жиров, чем Карен потребляет за неделю.

Я все же крайне впечатлен.

Придется к этому привыкнуть. Хотя семья Карен гораздо богаче моей, она все равно ожидает, что я буду платить за нее, когда мы куда-то идем вместе. Черт побери, мы даже не встречаемся, а она все равно ждет, что платить буду я! Сначала я думал, что так принято на юге, потому что она из Техаса. Но со временем узнал, что просто так принято у Карен.

Я смотрю, как Бэйлор потягивает шоколадный коктейль через соломинку… Черт, никогда в жизни я так сильно не хотел быть соломинкой!

– Ладно, – сдаюсь я. – Но я буду платить за себя, Бэйлор. Я больше не позволю тебе платить за меня.

Она склоняет голову набок и оценивающе смотрит на меня.

– Думаю, я смогу с этим жить, – говорит она.

И снова улыбается. Той улыбкой, от которой появляется ямочка на щеке. И вот так запросто мы стали друзьями!

– Подожди-ка минутку, – говорит она, встает и идет к бариста.

Вскоре Бэйлор возвращается и приносит пакет со льдом. Она осторожно поднимает мою руку, лежащую у меня на бедре, и кладет ее на стол. Потом кладет на мои распухшие костяшки пакет со льдом.

Я улыбаюсь и благодарю ее. Я позаботился о ней, а теперь она заботится обо мне. Она улыбается мне в ответ, и готов поклясться, что она совершенно точно знает, о чем я сейчас думаю.

– Значит, Бэйлор, – произношу я, наслаждаясь ее именем на языке. – У тебя необычное имя. Никогда еще не встречал такого. Ты из Техаса? – спрашиваю я.

Я знаю ответ еще до того, как она его произносит. У нее нет даже намека на акцент, в отличие от меня. Она даже близко не из тех же краев, что и я. Я осознаю, насколько меня это огорчает.

Бэйлор качает головой:

– Нет. Мы живем в Коннектикуте, но мой отец учился в Техасе. Он был большим фанатом футбольной команды Бэйлорского университета. До сих пор их фанат.

Черт. Коннектикут далеко от Техаса.

– А‐а‐а, так значит, ты с севера. Но даже несмотря на это, мне очень нравится твое имя, – подмигиваю я ей. – Кстати, могло бы быть гораздо хуже. Твой отец мог учиться в Клемсоне… или в Помоне.

Мы смеемся.

– Помона! – с отвращением произносит она. – Фу! Меня бы все называли Мона. Ужас!

Она хихикает, и тут я начинаю думать, что бы еще сказать такого смешного, чтобы снова услышать этот звук.

Мой телефон вибрирует на столе, но я не обращаю на него внимания. Бэйлор указывает на него.

– Все в порядке, ты можешь ответить.

– Кто бы это ни был, пускай подождет, – говорю я. – Расскажи мне про журналистику. Ты сказала, что брала интервью для университетской газеты. Ты там работаешь?

Она вытирает с губ взбитые сливки, заставляя меня позавидовать салфетке.

– Нет, я подавала туда заявку, но у них уже длинный список из студентов, которые хотят там работать. Все равно они, как правило, не берут статьи, написанные младшекурсниками. Так что это скорее для практики, чем для чего-то еще. Меня вряд ли будут публиковать, по крайней мере еще год.

– Я бы с удовольствием почитал, что ты пишешь, – говорю я.

Она краснеет. Я улыбаюсь. Мы пьем.

– Значит, у тебя нет работы? – спрашиваю я.

Девушка качает головой:

– Оплачиваемой нет.

Уголки ее губ приподнимаются, а ее удивительные глаза блестят.

– Но три раза в неделю я помогаю в детской больнице.

Мой телефон опять вибрирует. Бэйлор говорит:

– Лучше ответь, может, что-то срочное.

Я сдаюсь и щелкаю по экрану – мне пришло несколько эсэмэсок от Карен, которая интересуется, где я. Я быстро отвечаю, что опоздаю, и прошу меня не ждать. Телефон тут же вибрирует снова, так что я убираю его в задний карман.

– Если я не ошибаюсь, ты специализируешься, но совершенно не интересуешься политологией, верно? – спрашивает она.

Мне трудно сдержать улыбку. У нас был всего один коротенький разговор несколько месяцев назад, когда Бэйлор растянулась на тротуаре. Но она запомнила. Да, это наверняка что-то значит.

– Ну, когда твой отец политик, это как бы в порядке вещей, – говорю я.

– Почему? – спрашивает она.

Я изучаю серьезное выражение ее лица.

– Наверное, потому, что от меня этого ожидают.

– Понятно.

Она хмурит брови, и мне кажется, что я каким-то образом ее подвел.

– Ты всегда делаешь то, чего от тебя ожидают?

– Не всегда, – говорю я, стараясь доказать этой независимой девушке свою независимость. – Я играю в футбол. Этого от меня не ожидали.

– Значит, ты любишь футбол? – спрашивает она.

– И да, и нет, – честно отвечаю я.

Думаю, даже капельку неискренний ответ ее не устроит.

– Мне нравится играть, и благодаря футболу я получил тут стипендию, но футбол – не моя страсть.

– Тогда зачем ты играешь?

– Честно? Чтобы уклониться от всей остальной ерунды, которой от меня ожидают.

Я качаю головой, осознавая, что выгляжу сейчас полным болваном.

– Значит, ты не хочешь заниматься политикой и играешь в футбол, чтобы не говорить отцу, что тебе не нравится жизнь, которую он для тебя приготовил.

Это был не вопрос. Кто она вообще такая, эта девушка? Я пью кофе и размышляю над ее философией. Мой телефон вибрирует еще несколько раз, и игнорировать его становится все сложнее.

– Прости, ты не возражаешь, если я отвечу на звонок? Кто-то никак не перестанет мне досаждать.

– Да, пожалуйста, – говорит она. – Наверняка твоя девушка интересуется, что тебя задержало.

Я кладу телефон экраном на стол.

– У меня нет девушки, Бэйлор.

Она приподнимает брови.

– Думаешь, я в это поверю?

– Конечно, – отвечаю я. – Это же правда.

– Тогда кто та блондинка, с которой я все время вижу вас вместе? – спрашивает она. – Когда вы шли на матч; кажется, вы очень близки.

Она краснеет, осознав, что проговорилась, что наблюдала за мной. Я молча наслаждаюсь этой победой.

– Карен? – со смехом спрашиваю я. – Нет, она не моя девушка. Мы дружим с детства и действительно много времени проводим вместе, но она точно не моя девушка.

– Хм-м‐м. – Бэйлор смотрит на меня скептически. – А она об этом знает?

Я громко смеюсь:

– Очень на это надеюсь. – Я смотрю ей прямо в глаза и повторяю: – Бэйлор, у меня нет девушки.

– Ладно.

Она смущенно отводит взгляд.

– Но тебе все равно стоит посмотреть, кто пытается с тобой связаться.

Я переворачиваю телефон и вижу, что Карен звонила и писала несколько раз и Дин один раз звонил.

– Не возражаешь, если я быстро позвоню? – спрашиваю я ее.

– Да, давай, – говорит она и достает свою записную книжку, чтобы не сидеть без дела.

Я набираю номер Дина.

– Привет, Дин. Я задержался.

– Гэвин, тащи сюда свою задницу, – говорит он. – Вечеринка просто обалденная! Кажется, полкампуса пришло.

– Кстати, о вечеринке, – говорю я. – Меня тут немного отвлекли.

Я смотрю на Бэйлор – она делает вид, что просматривает свои записи, но уголки ее губ ползут вверх.

– Я сильно опоздаю, если вообще приду. А сейчас мне надо идти.

– Ага, я понял, – он смеется в трубку. – У тебя был долгий период воздержания, приятель. Иди займись сексом и перестань нас всех донимать своей раздражительной задницей.

Потом он кричит:

– Слушайте сюда, парни! Макбрайду сегодня дадут!

Я слышу одобрительные возгласы на заднем плане.

Я выпучиваю глаза, но, судя по поведению Бэйлор, она все же не слышала заявления Дина.

– Все не так, приятель. Но сделай мне одолжение и попроси Карен перестать мне писать. Мне пора.

Я выключаю телефон и кладу его обратно в карман.

Бэйлор кладет записную книжку на стол.

– Если тебе нужно куда-то идти, не задерживайся.

– Бэйлор, мне никуда не нужно идти, – говорю я. – Я хочу быть здесь. А ты? Тебя разве никто не ждет? Этот, как там его, с ознакомительного занятия?