Теперь Эль ещё сильнее возненавидит его за оказавшееся несоразмерно тяжёлым наказание, которое он выносит с терпением стоика. Окончательно утвердится в мысли, что Энасс – самодур, и о хорошем отношении с его стороны можно больше даже и не мечтать.

Зато сегодня, кажется, ему удалось найти компромисс, в котором и овцы целы оказались, и волки сыты. Хотя, конечно, Эля овцой не назовёшь.

Усмехнулся едва заметно, вспомнив удивлённый взгляд парня, когда услышал он о холодильне. Эль не мог не понимать, что вэссер прекрасно знает: холодильня для него не наказание, а, пожалуй, поощрение. Он и так готов каждый день там молиться.

А вот для других адептов это – вполне суровая аскеза, и он, Энасс, в их глазах будет выглядеть строгим вэссером, не оставляющим проступки служителей без внимания.

Идя через мост, Энасс лихорадочно думал, как наказать непокорного монаха. Не мог он оставить его поступок, поставивший под угрозу всю их миссию, без внимания. Но и наказывать сильнее, чем тот был уже наказан, тоже не хотел. Бьющий по ногам Эля булыжник отработал все его аскезы на много лет вперёд. И не поднималась у Энасса рука снова карать его.

И когда он вспомнил о холодильне, обрадовался так, что чуть не заулыбался довольно, с трудом сохранив суровое выражение лица, подходя к вскочившему при его появлении Элю. Поэтому и пошёл, не задерживаясь, вперёд, чтобы не выдать парню своё облегчение и радость от того, что всё так благополучно закончилось.

Энасс вновь взглянул на Эля и удивлённо распахнул глаза, забыв, что он, вроде бы, спит и смотреть напрямую ему нельзя.

Эль сидел, вытянув ноги, и, поглаживая булыжник, шёпотом уговаривал того потерпеть ещё только два дня. А потом он даст бедному камню возможность наслаждаться покоем и одиночеством, вспоминая их приключения в походе.

– Когда бы ты ещё полетал над горами? – шептал Эль. – Ты видел, какой был оттуда великолепный вид? Или тебе тоже было страшно, и ты не смотрел вниз? Но тебе-то чего бояться, ты бы не пострадал при падении. Это я – дурак, не подумал, каково будет Энассу, если я разобьюсь. Он бы себе этого до конца своих дней не простил. Я уверен, не простил бы. Не такой уж он плохой, как хочет казаться. И ты, малыш, не сердись на него. Он не со зла тебя с места сдёрнул. Просто не подумал, каково тебе будет вдали от родных мест.

Энасс вдруг почувствовал, что на глазах появилась какая-то странная плёнка, от которой окружающие предметы помутнели и начали расплываться.

Значит, Эль не ненавидит его? И даже понимает, что поступил глупо?

Поспешно закрыл глаза, с удивлением почувствовал, как увлажнились веки.

Этого ещё не хватало! Он что, решил расплакаться от умиления?

Слабак.

Сердито сжал губы, повернулся спиной к костру и продолжающему шептаться с камнем Элю и приказал себе: пора спать. Иначе он проспит утреннюю молитву, и таскаться с булыжником придётся уже ему.

Последующие два дня прошли спокойно, без особых приключений, и, останавливаясь на ночёвку, Эль был в приподнято-радостном настроении. Оставалось перетерпеть всего одну ночь, а завтра, после утренней молитвы, он сможет снять свой тяжёлый груз и уже налегке продолжить путешествие, которое после этого испытания станет просто лёгкой и приятной прогулкой.

Еле дождался, когда все поужинают и лягут спать, быстро размазал по ноге уже заканчивающуюся мазь и сел у костра, мечтая, чтобы скорее закончилась эта ночь, а вместе с ней и его аскеза.

Вспоминал прошедшую декаду и думал, как же Энассу повезло, что Солнцеликий взял у него клятву. Сколько раз за эти тяжёлые дни хотелось Элю отвязать булыжник и размозжить им вэссеру голову, чтобы хоть раз тот почувствовал, каково это – терпеть постоянные удары тяжёлого камня. Сколько раз хотелось наорать на него, кинуть в лицо обидные и презрительные слова. Но он терпел и был «покорен и полон смирения», как велел ему Солнцеликий.

И кто бы знал, как ему было сложно исполнять своё обещание.

Но, кажется, он справился. И, наверное, Солнцеликий прав: слишком много в нём гонору, мешающему служению. Может быть, и в следующий раз попроситься в тройку Энасса, чтобы потренировать смирение и покорность?

А теперь, наконец-то, всё заканчивается. Завтра утром можно будет снять булыжник, с которым, благодаря ночным разговорам, он уже почти сроднился. Положить его повыше, чтобы видел он, какие красивые горы возвышаются вокруг, чтобы не скучно было ему лежать здесь многие десятилетия.

Эль улыбнулся: кажется, он совсем с ума сошёл с этой аскезой, раз для булыжника место поудобнее выбирает.

И тут у горизонта что-то сверкнуло.

Эль поднял голову, всматриваясь, но тут же вскочил и попятился, изумлённый открывшимся видением.

С запада быстро поднималось только что ушедшее на покой солнце.

Огненный шар рос с невероятной скоростью и за считанные секунды закрыл всё небо, перекрыв собой и звёзды, и луну.

Эль испуганно обернулся к безмятежно спящим спутникам, собираясь разбудить их, но тут раздавшийся прямо над головой громовой голос буквально оглушил его, а навалившаяся на плечи тяжесть заставила упасть на колени, склонив голову:

– Они будут спать, пока я не разрешу им проснуться.

Монах хотел закричать от охватившего его ужаса, но пережатое страхом горло выдавило едва слышный сип.

– Не бойся меня, – в голосе прозвучала едва слышимая усмешка. – Я не причиню тебе вреда. Я пришёл за помощью.

– За помощью? – прохрипел Эль, думая, что он, наверное, уснул и ему снится то ли кошмар, то ли, наоборот, сон просветлённого.

– Ты не спишь, – хмыкнул голос. – И я – не сон. Я – твой Бог, Великий Свет, Всемогущий Отец мира. И пришёл к тебе, как к своему лучшему адепту, чтобы сообщить тебе благую весть: ты избран Мною, чтобы совершить подвиг во имя Моё.

– Подвиг? – Эль поднял голову, но свет, исходящий от Великого Светила, был так ярок, что у него мгновенно заслезились глаза, и он снова потупился.

– Подвиг, подвиг, – согласился Отец мира, и монаху показалось, что тот улыбается.

– И в чём этот подвиг заключается? – недоверчиво поинтересовался Эль.

Первоначальный шок прошёл, и теперь он очень хотел узнать, чего от него хочет Великий Свет. Но, ещё не зная требований Светила, уже понял, что согласится на любое служение, даже если от него потребуется стать жертвой на алтаре. Ведь Отец мира не стал бы являться перед ним просто от скуки.

– Почему бы и нет? – иронично спросил голос.

Эль непонимающе моргнул:

– Простите, что?

Но Великий Свет не стал отвечать на его вопрос, а торжественно провозгласил:

– Ты должен спасти мир!

– Я? Как?!

– Скоро узнаешь. Я не могу приказать тебе, ведь дело опасное. Но я обращаюсь к тебе, как к одному из достойнейших слуг Моих: согласен ли ты выполнить Мою просьбу и рискнуть своей жизнью ради спасения тысяч других?

Эль и секунды не колебался:

– Конечно, Отец мира! Я всегда готов служить Тебе.

– Но есть одна маленькая неприятность, – вкрадчиво продолжил голос. – Для этого тебе придётся взять обет носить этот камень до тех пор, пока не сменишь его на другой. И только тогда твоя аскеза закончится. Но не раньше.

– На другой? Я не понимаю…

– Потом поймёшь. Согласен ли ты на длительное продолжение своих страданий? Ведь ты так мечтал сбросить с себя эту ношу.

Мечтал? Действительно, мечтал. Больше всего на свете хотел.

Но если таково условие Великого Светила, необходимое для служения Ему… и для спасения мира…

– Согласен, Отец наш Всемогущий.

Голос подобрел, в нём появились сочувственные нотки.

– Я знаю, это больно и порой мучительно, но верю – ты сделаешь это, потому что так нужно. Но я не хочу, чтобы ты слишком терзался, поэтому разрешаю каждый полдень и каждый вечер после молитвы залечивать раны магией. Лечебная магия будет действовать для тебя даже в Зачарованных горах. Это – моя благодарность тебе за твою преданность.