– Иннокентий, я тебе сейчас башку оторву, чтобы ты раз и навсегда усвоил основополагающую истину – я красивая. И точка. Никаких «если» и «кажется». Заглядывать мальчикам можно только туда, куда девочки им сами соблаговолят позволить. Ты думаешь, бани и туалеты у нас делятся на женские и мужские, дабы защитить нежных мужчин от опустошающих и оскверняющих их душу зрелищ, которые они захотят развидеть, да не смогут? Так вот нет, дружочек, всё ровно наоборот. Туалеты и бани – это своеобразные элементы женской одежды. Под одеждой женщина обнажена так же, как в туалете или в бане. Удел любого настоящего мужчины в том, чтобы стремиться к обнажённой женщине. И только женщина решает, что дать мужчине – щелчок по носу или обнажённую себя.
– Выходит, что нет такой женщины, которая сидя на унитазе не понравилась бы мужчине?
– Кеша, ты правда дурак или прикидываешься. Нет такого замка, к которому бы не подошёл ключ, как думаешь, а?
– Я думаю, что возможны варианты – какой-то ключ подойдёт. Может быть, несколько ключей. Но если взять один конкретный замок и все ключи со всего мира, то…
– Так вот вообрази себе такой замок, который способен сам решать, подходит ему конкретный ключ или нет. И совершенно не важно, что этот замок запирает – сейф с сокровищами, баню или туалет.
– Прости, я запутался. Ты уже оторвала мне башку или ещё нет? – я ощупал свою голову. Она была на месте, но вместе с тем как будто отдельно от меня. То, о чём говорила принцесса, моя голова отлично понимала, а весь остальной я – нет.
– Уже, ещё – какая пошлость. Сводить всё к прошлому и будущему – самое трусливое и безответственное, на что способен человек. Здесь и сейчас, только здесь и сейчас происходит всё важное. И только признав единственность момента, в котором ты живёшь, взяв на себя ответственность за этот момент, ты будешь по-настоящему жить.
– То есть, ты отрываешь мне башку в настоящий момент?
– Да. И пока я в процессе отрывания твоей глупенькой головёнки, ты будешь жив. Так что молись, чтобы мне этот процесс подольше не надоедал.
– Но когда-нибудь ты устанешь и уснёшь. Что тогда будет со мной и моей головой?
– О, не волнуйся, во сне я отрываю головы ещё яростнее, чем наяву.
– Это странно, – сказал я и тут же подумал, что могу ошибаться. Если странный я сам, то те вещи, которые кажутся мне странными, в действительности должны быть совершенно нормальными и наоборот.
– Это странно?! – принцесса разбила ночную темень взрывом хохота, разметала осколки и вскочила на меня, прижав коленями мои плечи к матрасу, но не потревожив при этом спящего Бегемота. – Это по-твоему странно? Я тебе скажу, что по-настоящему странно. Странно, что термины «бойфренд» и «гёрлфренд» подразумевают сексуальную связь, а «френдзона» эту связь категорически исключает. Типа, если френд оказался вдруг и не бой, и не гёрл, а зон.
Странно, что глагол «охренеть» меняет свое значение в зависимости от того, от чьего лица он произносится. Если от первого лица – «я охренела» – то он означает крайнюю степень растерянного удивления и безмолвного негодования. Если же от третьего – «он охренел» – это значит, что человек потерял края и совесть, бесстыдно демонстрирует неприемлемую наглость, основанную на уверенности в безнаказанной вседозволенности. Например: «На рынке я охренела от цены картошки. Они охренели такие цены за гниль заламывать?!»
Странно, что действовать зря – используя зрение, видя – значит, делать что-то напрасно. Но при этом поступки, совершённые не зря, то есть вслепую, неминуемо ведут к достижению намеченных целей. И от зрения совершателя, как и от других его естественных сенсорных способностей, тут ничего не зависит. Пришла я на рынок за картошкой, а там одно гнильё за охреневший прайс – значит, зря ходила. А если картошка оказалась добротной и я таки купила её по сходной цене, то, выходит, вылазка была предпринята не зря.
В конце концов, странно, что ты, чтобы подкатить ко мне, принялся нюхать моего пса. Такой откровенной дичи ещё никто не вытворял, а уж какие только клоуны, фокусники и укротители ко мне не подкатывали.
– Я пытался найти свою мать.
– Да-да, я помню байку про неравнодушного плохого парня, который тебя якобы надоумил искать собаку со свистком. Сюжет не то что бы захватывающий, но весьма оригинальный, даже экстравагантный.
– Ты мне не веришь? – придавленные коленями принцессы мои руки затекли, и я перестал их чувствовать. Ощущение безрукости ткнулось в голову мутной волокнистой мыслью: можно ли так надавить на шею, чтобы затекла голова, и человек почувствовал себя безголовым?
– Посуди сам. Если бы ты в действительности искал потерявшуюся маму, то с какой стати тебе было резко сворачивать поиски и тащиться за незнакомой, пусть и невообразимо красивой, девушкой? – зелёные глаза-светофоры блестели, отражались и тысячекратно множились в осколках ночной тьмы.
– Ты сказала, что мы пойдём к тебе. И мы пошли к тебе. Или… я мог не идти?
– Хоть мои навыки и позволяют успешно отрывать головы, залезать в мозги и исследовать-анализировать содержимое я не способна, так что понятия не имею – мог ты там что-то или нет. Но твоя мама – ты… хочешь сказать, что она на самом деле потерялась?!
– Я не хочу этого говорить. Но мать на самом деле исчезла со всех слоёв и уровней моего восприятия. Потребность узнать, что с ней произошло, была одним из поводов покинуть родительский дом.
– Предупреждаю, в твоих же интересах, чтобы я тебе не поверила, – тонкие сильные пальцы принцессы сомкнулись на моей шее. – Иначе за то, что ты не обзваниваешь полицию, больницы и морги, не развешиваешь по всем столбам и заборам объявления «ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК!», не мечешься, не паникуешь, даже капельку не волнуешься, а валяешься в моей кровати, я тебя убью. Убью за равнодушное предательство человека, подарившего тебе жизнь. Что скажешь? Только хорошо подумай над словами, прежде чем их произнесешь.
Я задумался, можно ли считать жизнь подарком. Подарок – это что-то приятное и полезное. Подарок – это то, что можно передарить другому. Подарок – это то, от чего при желании в момент дарения можно отказаться. Применимы ли эти утверждения к моей жизни? Жизнь – это книга, которую человек… Подарила ли мать мне ту самую книгу? И если подарила, то о чём книга? О том, что хорошие парни не пьют коктейли? Если жизнь и в самом деле подарок, то почему она так сложна и непонятна? Как ею пользоваться? Как читать книгу, которую ты сам должен написать, и как подарить человеку книгу, которую ему ещё только предстоит написать? Как лабиринтно извиваются нити вопросов, как змеисто переплетаются они меж собой в безвыходном пространстве беспросветных размышлений.
Пока я размышлял, принцесса ослабила хватку. Её пальцы соскользнули с моей шеи. Уронив голову на подушку и поджав колени к груди, принцесса замедлила вибрации своего тела до еле слышного пурпурного урчания – точно такое же урчание издавал безмятежно спящий Бегемот. Вокруг нас, болезненно подрагивая острыми краешками, осколки тьмы стали понемногу выпускать лепестки и срастаться ими друг с другом, кропотливо восстанавливая полотно ночи. К моим отдавленным рукам миллионом острых игл вернулась чувствительность. Игнорировать уколы было непросто, но я слишком устал, чтобы продолжать сознательное существование здесь и сейчас. Не дожидаясь, пока темень залатает все прорехи в своем тягуче-стеклянном теле, я погрузился в манящий омут безмыслия.
Когда я вновь воссоединился со своими чувствами и осознанными мыслями, от тьмы не осталось и следа. В кристально ясно просматриваемом пространстве комнаты кровать по-прежнему была подо мной, а слева и справа низкочастотно тарахтели органические моторы пса и девушки. Прямо перед собой я обнаружил то, чего не замечал раньше – двустворчатый шкаф цвета скорлупы высушенного фундука. Он разрастался своими лакированными досками ввысь и вширь, и при этом вглядывался в меня.
Как мог шкаф вглядываться – я не понимал, но чувствовал на себе его пристальное внимание. В этом тяжелом орехово-коричневом взгляде не было любопытства, как будто шкаф знал обо мне всё задолго до моего появления. Я догадался, что его интересует не то, что я из себя представляю, а то, что я стану делать или чего не сделаю. Он ждал уверенно, бесстрастно, не размениваясь на отсчет утекающих секунд и минут, словно в его распоряжении была вся вечность. Поразмыслив, я не придумал ничего иного, кроме как покинуть ложе, приблизиться к шкафу и распахнуть его дверцы.
