Литмир - Электронная Библиотека

– Не обращай внимания на вонь. Это дракон воздух портит. Мы с Бегемотом привыкли, и ты привыкнешь, – принцесса с псом уже штурмовали ступени башни.

– Дракон? – я насторожился, но продолжил штурм.

– Кто, по-твоему, сторожит принцессу, заточённую в башне, зубная фея-крёстная? На самом деле, в этой башне целых два дракона. Одного зовут Мусоропровод, а второго – Лифт. Оба дракона по сути одинаковые, только первый питается мёртвыми отбросами, а другой – живыми.

– А нас они не съедят? – я задумался, насколько это должно быть неприятным, когда тебя едят.

– Во-первых, мы с тобой не отбросы. А во-вторых, драконы настолько обленились, что если ты сам к ним в пасть не залезешь, то они тебя не достанут. Так что не дрейфь, мой отважный рыцарь, и двигай ногами активнее, нам на девятый этаж.

Штурм башни оказался мне по силам, но принцессе и Бегемоту подъем дался с куда большей лёгкостью. Я клокотал тяжелым зловонным воздухом, шумно бился кровью в виски и барабанные перепонки, жарко испарялся лбом и подмышками, а девушка и пёс не демонстрировали ничего подобного.

– Кому нужен фитнес, когда есть девять этажей, – принцесса порхнула в отходящий от лестницы темный коридор, звякнула металлом, и по стене расползся медово-жёлтый прямоугольник. – Заходи. Куртку можешь сюда повесить. Вот тапочки.

В обители принцессы было светло и отчего-то неловко. Пахло травами. Я подумал, что запах исходит от бабушки-одуванчика.

– Бабуля, у нас гости, – пропела девушка.

– Что же ты не предупредила? Я бы прибралась тут, борщ сварила, пирожков испекла, – задрожал скрипучий голос, следом за которым в моё восприятие проникла фигура. Она была маленькая, слепленная как песочный куличик, и при этом определённо принадлежала человеку, а не растению. С одуванчиком фигуру роднила разве что белоснежная пушистая головка, подрагивающая в безветренном воздухе.

– Не беспокойся, бабуля. Чай у нас есть, тортик еще остался, печенье, так что не пропадём.

– Не пропадём, не пропадём, – ворчливым эхом повторила бабуля. – Всё не по-людски, да не как у людей. Ты меня хоть представь кавалеру-то, непропадуха.

– Бабуля, знакомься, это… Иннокентий, – я понял, что речь идёт обо мне. Больше ей здесь идти было не о ком.

– Иннокентий, Кеша, Кешенька, – бабуля несколько секунд двигала челюстями, затем, распробовав имя, произнесла: – Что ж, очень приятно.

– Иннокентий, это – бабуля, прошу любить и жаловать.

– Но… – не успел я сформулировать возражение, как принцесса перебила меня: – Иннокентию тоже очень приятно, бабуля. А теперь, когда с официальной частью покончено, пойдемте пить чай.

– Вы пейте, общайтесь с Кешенькой, ваше дело молодое, а я пойду к себе, телевизор посмотрю, – бабуля исчезла из моего восприятия так же быстро, как появилась. Следом за ней померкли и пропали принцесса, Бегемот, а потом и я сам.

– Ты чего залип? – голос, заставивший меня вернуться к сфокусированному вниманию, принадлежал принцессе. Мы с ней сидели за столом, укрытым скатертью в красно-белую клетку. Прямо перед нами благоухали по большой глазурованной кружке и цвели фальшивыми кремовыми цветами два куска торта, сверху из абажура лился апельсиновый свет, а внизу и сбоку над миской сладострастно и алчно чавкал Бегемот.

– О чем задумался? – пристально глядя на меня снаружи и изнутри, принцесса отхлебнула из кружки.

– Почему ты сказала бабуле, что меня зовут Иннокентий?

– Иннокентий происходит от латинского слова Innocentius – «невинный». Хорошее имя и тебе очень подходит, – принцесса улыбнулась так, как будто она загадала загадку, отгадки к которой не знает никто, кроме нее. – Только не говори мне, что ты уже утратил невинность – никогда не поверю. А если поверю, то не переживу этой утраты.

– Есть ли за мной вина, не знаю, но виновным себя не ощущаю, – прислушавшись к ровной пульсации своих мыслей, сказал я. – Только Иннокентий – это не моё имя.

– Ну и что? – принцесса чуть наклонила голову и свела-развела плечи как тогда, перед штурмом башни. – Бабулю, знаешь ли, тоже не бабулей зовут. Я буду называть тебя Кешей. Если не нравится, то тебя тут никто насильно не держит, можешь идти на все четыре стороны.

– Сторон больше, чем четыре. И идти сразу на все стороны не получится, только на какую-то одну.

– Ой, Кеша, не придирайся к словам и вообще не будь занудой, – принцесса подняла глаза и блеснула белками как тогда, когда я спросил про тыканье. – Хуже занудных и душных парней только истеричные, самодовольные, тупые, озабоченные, ленивые, ревнивые, агрессивные, шовинистические и…

– Пьющие коктейли, – я не собирался перебивать принцессу, но слова самостоятельно пробили себе путь сквозь слои моего тела, разжали сомкнутые челюсти и вырвались изо рта.

– Коктейли? – принцесса приподняла одну бровь как тогда, когда я выразил сочувствие. – Если коктейли безалкогольные, то пусть пьют на здоровье.

– Хорошие парни не пьют коктейли, – фраза выскочила из меня, как высвободившаяся пружина из разбитых часов.

– С безалкогольных коктейлей парни переходят на слабоалкогольные, а потом моргнуть не успеешь, как их недельным рационом и пределом мечтаний становится ящик водки – ты это хочешь сказать?

Я пригляделся к своим желаниям и не обнаружил ни одного: – Нет, я не хочу этого говорить.

– Тогда пей чай, ешь торт и будем спать ложиться, уже поздно, – принцесса широко зевнула и потерла глаза достаточно настойчиво, чтобы они порозовели.

Стол с клетчатой скатертью и льющим свет абажуром сменились кроватью и сумраком. Я лежал между принцессой и Бегемотом, смотрел в потолок и не мог понять, действительно ли я его вижу. Может быть, мне только кажется, что я вижу потолок, потому что это естественно – если лежишь в кровати и смотришь вверх, то что ещё увидишь? Всё просто, пока не начинаешь задавать вопросы. Например, с чего я так уверен, что смотрю именно вверх? Ведь точка отсчета – линия горизонта, которую я сейчас не вижу. Я потерял её из виду так же, как родительский дом. Поэтому я могу только предполагать, что верх там, где я его чувствую, и верить своим предположениям и чувствам. Но насколько они надежны? Принцесса научила меня оценивать явления, не опираясь на фундаментальных мертвецов, но… Что если этот урок лишь иллюзия опыта, и мне лишь чудится, что я чему-то научился? Возможно, бабуля принцессы мне показалась человеком, а не растением, из-за того, что мои настройки безнадёжно сбились? Или, что хуже того, принцесса всего лишь показалась мне красивой, а на самом деле…

– Тоже заснуть не можешь? – своим вопросом как плотиной принцесса перекрыла поток моих беспокойных мыслей.

– Я не могу не сомневаться в потолке, – столкнувшись с преградой, мысленный поток повернул вспять. – Вроде бы потолок над головой – это настолько банально и очевидно, что не стоит никакого внимания. Но если сфокусироваться на нем, то… Это даётся слишком просто. Как будто кто-то подсовывает тебе потолок, чтобы ты не заглянул дальше, чтобы не увидел того, что находится за ним. Потолок – он как мираж, ширма, скрывающая нечто настоящее.

– Кеша, если бы я была сияющим Буддой, то я бы открыла твой третий глаз, чтобы ты узрел и понял, что нет не только потолка, но и чего-то настоящего, что он мог бы скрывать. Но быть сияющим Буддой слишком муторно, потому как приходится открывать то, чего нет, тому, кого тоже нет, и вообще не ясно, зачем этим заниматься, если меня, Будды, и моего сияния точно также не существует. Так что давай договоримся, что потолок более-менее объективно существует. И это, между прочим, очень даже хорошо. За этим потолком находится пол, на котором в луже собственной мочи дрыхнет вечно пьяный слесарь-сантехник предпенсионного возраста. Если бы потолка не было, то не было бы и пола, и наш ароматный сосед со всеми своими телесными выделениями сейчас лежал бы у нас на головах.

– Получается, если мне кажется, что ты красивая, то не стоит пытаться заглянуть за эту красоту, потому как там может прятаться нечто, чего я бы не захотел обнаружить у себя на голове?

4
{"b":"808821","o":1}