Литмир - Электронная Библиотека

По мере того, как говорил барон, кислая мина возвращалась на лицо старухи. Конец его рассказа она встретила с поджатыми губами и сморщенным носом.

– Значит, вы лично присмотрите за девочкой, ваше сиятельство?

– Нет, я сказал, что позабочусь о ней. И вот я привел её к вам – единственной родственной душе, что у неё осталась.

– Но я не могу принять её – всплеснула руками старуха Наргиз – Господин барон, мне самой-то едва-едва хватает на хлеб. Посмотрите на эти стены – обвела она комнату рукой – Разве это похоже на дом, способный прокормить старуху и ребенка – бездельника?

– Значит, всё дело только в деньгах?

– Да в них-то всегда и дело, ваше сиятельство! Вы представьте, сколько еды она ест! А одежда! А её капризы – наверняка ведь родители её избаловали! И это не считая прочих расходов!

– Понимаю. Но дело в том, что её мать оставила ей небольшое наследство, и я лично намерен немного добавить к нему – с этими словами барон сунул руку в карман и позвенел деньгами.

При звуке пересыпающихся монет нос Наргиз дернулся и замер, а старуха впилась в барона жадным взглядом.

– И сколько же моя племянница оставила? – дрожащим голосом спросила Наргиз.

– Пятьдесят два серебряных – ответил Велингвар.

Ум старухи заработал с невиданной скорость. Она одновременно пыталась просчитать затраты на ребенка за несколько лет и прикинуть, на чем можно сэкономить. Секундный расчет показал полную убыточность такого дела.

– А сколько же вы намерены добавить, ваше сиятельство?

– Видите ли, уважаемая Сантри, вы правильно сказали, что Айрин пока что ничего не умеет. Поэтому я бы хотел, чтобы тот, кто возьмет на себя её воспитание, дал ей и образование. С таким условием я готов отдать пять золотых прямо сейчас – и пять, когда девочка закончит обучение.

Едва барон сказал «золотых», как нос старухи начал раздуваться, вбирая воздух, а губы расплываться в улыбке. Когда Велингвар замолчал, старуха сияла, как начищенная монета.

– А ведь вы совершенно правы, господин барон – воскликнула Наргиз – Ведь в целом мире у девочки не осталось ни одной родной души, кроме меня. И никто, кроме меня, не сможет о ней хорошо позаботиться. Видят Четверо, я ей подарю и заботу, и ласку, и любовь.

Нагнувшись, старуха обвила своими руками Айрин и поцеловала в обе щеки. Аури на этот никак не отреагировала, но барон был доволен.

– Вот и славно. Я уже порядком подзадержался – с этими словами Велингвар шагнул к покосившемуся столу в центре комнаты и высыпал на него серебряные и медные монеты из кармана, а сверху кинул пять золотых из своего кошелька. Старуха смотрела на деньги, как завороженная. Барон присел рядом с Аури, взял её за плечи и посмотрел в глаза.

– Твой отец был храбрым солдатом и хорошим человеком. Надеюсь, ты вырастешь такой же.

Затем он поднялся и обратился к старухе, которая всё ещё смотрела на гору монет.

– Сколько ей лет?

Наргиз, не найдясь с ответом, забормотала что-то несвязное.

– Кажется, девять – вспомнил барон, и старуха закивала головой – Так вот, когда ей исполнится шестнадцать, я вернусь, чтобы вручить вам оставшиеся деньги. Уверен, к тому времени она уже получит профессию.

С этими словами он развернулся и вышел за дверь.

Наргиз Изабелла Сантри, стоявшая на третьей ступени, была известна в городе. Люди говорили, что «легче грешнику вырваться с Изнанки, чем грошу – из лап старухи». Ей досталось в наследство четыре комнаты в доме на Красной улице, и три из них Наргиз сдавала постояльцам. Живя в вере, она каждую неделю посещала Церковь Света и Тела, а также не пропускала ни одного церковного праздника. Скупая, лицемерная ханжа, она быстро нашла общий язык с настоятельницами и с удовольствием рассказывала им, чем живут соседи и постояльцы. Высокая, сгорбленная, всегда в одном и том же расползающемся одеянии пыльного цвета, она ходила по улице, опираясь на трость, шурша своими лохмотьями и суя нос во все щели. «Старуха Шушу» – так за глаза звали её жители ближайших домов.

Несмотря на возраст, руки старухи сохраняли молодецкую силу. Набалдашник на её трости был из твердого дуба, и старуха так ловко владела ею, что трость становилась грозным оружием. Наргиз использовала её против нищих, проституток, зевак и вообще всех, кто портил ей настроение. А настроение у неё было плохим постоянно. Из-за скупости старуха не нанимала служанку и всю работу по дому выполняла сама, что плохо сказывалось на его состоянии. Вследствие этого селились у неё совсем уж непритязательные жильцы, доставлявшие немало хлопот. Ходили слухи, что с некоторыми из них старуха вела и другие дела, помимо сдачи комнат.

Вот такой была тетка Линарии, у которой теперь предстояло жить Айрин. Едва барон захлопнул дверь, как старуха сгребла монеты в карман, чтобы ночью спрятать их под половицей. Потом достала из шкафа матрас и постелила в углу, положив туда узелок девочки.

– Вот – ткнула пальцем старуха.

Этого хватило, чтобы Айрин, так и стоявшая у порога, прошла и села в указанный угол.

Когда подошло время ужина, Наргиз наложила на дно тарелки рисовой каши, тщательно следя за тем, чтобы там был лишь один кусок мяса и отрезала кусок хлеба, который толщиной мог поспорить с тупым мечом. Айрин, сев за стол, поковыряла кашу ложкой, выпила стакан воды и отправилась обратно на матрас, чем привела бабку в восторг. Полночи та провела в расчетах, сколько она заработает на деньгах барона, если будет кормить внучку порцией того же размера, что и сегодня.

А между тем девочка, забывшаяся беспокойным сном, проснулась ночью от голода. Перед этим могучим чувством отступило всё остальное, и Айрин, ворочаясь на матрасе, теперь думала лишь о еде. Трижды она подходила к ведру с водой и пыталась залить свой голод. Это не помогло. Едва дождавшись рассвета, Айрин уже сидела за столом в ожидании завтрака.

В Наргиз такие приготовления вызвали смутное беспокойство. Она достала из шкафа тарелку со вчерашней порцией и поставила перед внучкой. Затем наложила каши себе, а когда повернулась, девочка уже стояла перед ней.

– Можно мне ещё каши? – спросила Айрин и протянула пустую тарелку.

Старуха с ужасом начала понимать, что все её ночные расчеты рушатся. Как человек, впадающий в ступор перед лицом катастрофы, она бухнула в тарелку еще две ложки и отдала Аури. Каша исчезла так же быстро, как и в первый раз.

– Можно мне ещё? – Айрин пододвинула пустую тарелку к старухе.

Это движение привело Наргиз в чувство. Её нос взлетел к небу.

– Свет и Четверо Сотворенных, защитите нас! – завопила она, умоляюще вскинув руки– Да у тебя же бездонная утроба! Да ты нас всех пустишь по миру! Ты что, думаешь, у меня полные карманы золота? Думаешь, Четверо мне еду посылают? Нет – кулак старухи стукнул по столу – Она достается тяжким трудом и потом! И я не собираюсь …

Тут она осеклась, вспомнив взгляд барона и монеты, что он ей отдал.

– Следующий раз поешь в обед – заявила она девочке, убирая тарелку – И как я закончу, помой посуду!

Айрин поблагодарила за завтрак, пошла в свой угол и села на матрас. Ей по-прежнему было грустно, тоскливо и одиноко, она всё ещё не могла принять смерть родителей, но голод не давал ей уйти в себя. Она то и дело поглядывала на часы, подгоняя стрелку. Попробовала пройтись по улице, но через пять минут осознала, что не понимает, в какую сторону идёт, и, повернув обратно, едва смогла найти нужную дверь.

Наконец часы пробили тринадцать раз, и Наргиз достала кастрюлю. Айрин уже сидела за столом. Старуха принялась накладывать еду в тарелку, после каждой положенной порции глядя на внучку. Та неотрывно следила за действиями Наргиз. Когда третья ложка каши легла в тарелку – именно столько вчера было положено – старуха замерла и снова посмотрела на девочку. Та продолжала следить. Нос старухи обмяк, и она накинула ещё одну ложку, после чего решительно отставила тарелку. Со стороны стола раздался долгий вздох. Не оборачиваясь, Наргиз наложила себе те же четыре ложки, отрезала по куску хлеба – чуть больше, чем вчера – и подала еду за стол.

19
{"b":"808815","o":1}