– Что ты чувствуешь, Клеопатра?

– Мне холодно! – ответила трясущаяся в ознобе девочка.

– Это твое тело чувствует приближение «часа твоей истины», и сила земли борется в нем с силой Неба за первенство. Приближается час рождения в этом земном теле девочки из династии Птолемеев – небесной сути по имени Эа!

Клеопатра вдруг успокоилась, дрожь прекратилась, и по ее телу от ямочки на шее стало разливаться тепло.

– Эа, – повторила она и широко улыбнулась. Ее руки сами по себе прижались к тому месту, откуда она не желала выпускать то, что сейчас ощущала в себе.

– Не беспокойся, Эа-Клеопатра, ты – одно нераздельное целое и останешься таким до окончания назначенного срока. Что ты чувствуешь?

– Мне легко, – девочка развела руки в стороны и огляделась вокруг: внизу простирался огромный город, окутанный утренним туманом. – Мне кажется, я умею летать.

– Можешь, но не в этом теле, а своим Ка, только это тайна для всех, кроме тебя, меня и Вечных. И твое тайное имя никто не должен знать, в нем – твоя сила и твоя беззащитность.

Никто и никогда не произносит своего истинного имени в присутствии врага. Это имя огненное на древнем языке жрецов. Имя-знак защищено семью иными именами. Каждое из них скрывает последующее.

Считав знак судьбы, враг уже владеет твоей судьбой. Повторить видимую форму тела легче, чем знак сути, потому что его скрывает форма. Знание знака сути человека дает власть над ним. А вопроизвести знак в обратной последовательности значит обречь человека на бездну небытия.

Первые отблески восходящего за горизонтом солнца окрасили небо в нежно-розовый цвет. Порыв ветра разметал длинные, черные волосы девочки по белоснежной одежде, в складках которой отражался розовый цвет неба. Она была похожа на нежный цветок, раскрывающийся навстречу солнцу. Вокруг ее тела сиял нежно-голубой с розово-фиолетовым оттенком свет.

«Она божественна!» – восхищался видением Оата-о. Он встал на колено перед девочкой и, черпая обеими ладонями из вазы еще влажные от ночной росы лепестки цветов, стал осыпать ими юное создание, повторяя множество раз:

– Приветствую тебя, Эа, дитя Небес, да хранит тебя Вездесущий!

Девочка улыбалась, она была как никогда счастлива в этот ранний утренний час своего рождения перед восходом светила. Ветер подхватывал лепестки, кружил их на площадке в пестром танце и уносил куда-то вниз. Вихрь подхватил и фигурку именинницы. Не удержавшись от восторга, она закружилась и поднялась на носочки в танце радости, сопровождаемом ее счастливым смехом, порывами ветра и шепотом жреца. Он стоял на коленях и, воздев руки к небу, молился великому Ра в лике восходящего солнца, благодаря Вездесущего, всех Вечных за честь, оказанную ему.

А девочка вновь стала юной принцессой, наследницей династии и уже с любопытством вглядывалась в очертания города, в ожидании увидеть подготовку торжеств в ее честь. Но город будто вымер – он спал, и только ритуальное песнопение в храме напоминало о жизни в нем.

Прошло три дня. Девочка заливисто смеялась, когда в ее покои вошел верховный жрец, и она не смогла скрыть своей чарующей улыбки, обратив на него две миндалины своих живых глаз. Из ее рук вырвалась и пронеслась мимо маленькая зеленая обезьянка, и забралась под юбку стражнику, отчего тот глупо таращил глаза, но не смел двинуться с места. Клеопатра снова прыснула от разбиравшего ее смеха. Однако глаза ее при этом уже не смеялись, они ждали… Оата-о тоже ждал. Он стоял молча, слегка наклонив в приветствие голову, высокий, сухощавый, стареющий мужчина, весь исполненный достоинства.

Девочка резко встала с кресла, хлопнула в ладоши. В покоях мгновенно воцарилась тишина, и слуги, низко кланяясь, удалились, волоча за лапы притихшую обезьянку. Клеопатра поклонилась жрецу и произнесла:

– Приветствую Вас, Учитель! Я ждала Вас!

– Ты готова слушать меня? – спросил жрец девочку, раскладывавшую на доске палочки для письма.

– Да, готова! – прекратив движения, ответила она.

– Оставь эти принадлежности, они нам не понадобятся. Грамота, которой владеют наши современники и которой будут владеть наши потомки, отличается от той, которой я собираюсь тебя учить как язык, на котором говорят сейчас и будут говорить потом, от языка Вечности, на котором говорят боги, и который неизменен во времени как все сущее. Я буду учить тебя этому языку, потому что на нем говорит истина, и в нем – суть вещей. Этот язык не записывается так, как обычная грамота. Каждый его знак – это имя той природы, которая развивается согласно этому имени и выполняет роль, отведенную этим именем в Едином Сотворении. Это имена Вездесущего, проявленного везде и во всем. И о них мы будем сейчас с тобой говорить. Посчитай, Клеопатра, пальцы своих рук и ног.

– Двадцать, – не задумываясь, ответила девочка.

– У тебя и у всех людей – по двадцать пальцев. А у твоей обезьянки?

– Столько же. Я их как раз считала, когда Вы вошли, и это меня рассмешило!

– Что именно тебя рассмешило?

– То, что она похожа на меня. И глаза у нее смышленые. Но она никогда не станет мной, как бы ни гримасничала.

– Ты права: каждому дано то, что дано. В праязыке эта данность определена назначением всего сущего. У Вездесущего двадцать два имени. Одно из них – главное имя Вездесущего, отражает все в целом, и знать его не дано никому. Другое – имя всего того, что в целом, но уже не Вездесущий, и этого имени никто не смеет знать. А все остальные имена известны с начала мира: их двадцать, они же повторяются во всем и наверху, и внизу, и внутри, и снаружи. Вот эти имена мы и будем изучать с тобой. Но сначала тебе нужно приготовиться: три дня не говори ни с кем, не смейся, не плач, береги свой голос внутри. Ибо соприкосновение с Вечным всегда чревато, и к Нему нужно относиться неизменно с почтением. Все, что Ему несозвучно, разрушается. Поэтому не слушай даже музыку, а внимай голосам птиц и воды. Ты все поняла, Клео?

Жрец назвал сокращенным именем девочку, на что она улыбнулась, кивнув головой.

– Вот видишь, я назвал тебя тем именем, которым называют тебя близкие, и ты тут же изменила правилам и повела себя согласно имени всеми обожаемой, красивой девочки, а не ученицы.

Девочка смутилась и опустила глаза.

– Ты все поняла, Клеопатра? – повторил учитель тем же спокойным, ровным голосом, который проникал прямо в сердце девушки.

– Да, я все поняла, Учитель.

– Тогда расскажи, но только так, как поняла ты, не повторяя мои слова.

– Двадцать два имени Вездесущего – это все, что есть, было и будет. Я – человек, и у меня есть имя. И оттого, как меня назовут, я могу измениться. Вот почему самое главное мое имя – Эа, которое знает Вездесущий, я и Вы, Учитель, хранится в тайне. Во мне это имя всего, что принадлежит Вездесущему. У меня есть двадцать пальцев, и у каждого при этом – свое место и назначение: с помощью пальцев на руках, я, например, рисую, играю на флейте, ем, собираю цветы или указываю на раба, которого следует наказать…

Учитель пристально следил за ходом мысли девочки, не давая ей отвлекаться от главного. И девочка почувствовала, что потеряла последовательность, ощутив неприятный холодок в животе. Она закусила свои пухлые губки и стала теребить край своего хитона.

– Эа! – обратился к ней Учитель, – у твоего целого нет рабов, продолжай!

При звуке этого имени внутри у нее все вздрогнуло:

– Вы правы, Оата-о! У всех людей есть пальцы на ногах, с их помощью они ходят, танцуют, бегают… И у каждого пальца человека тоже свое назначение и название, которое соответствует их расположению на руках или ногах. Правда, у обезьян, – оживилась девочка, – тоже есть пальцы, но обезьяны – не люди и не будут людьми, хотя они тоже часть всего, что было, есть и будет!