Тревога росла. Точно ли чародеи во всём виноваты? Не просто же так мой «спаситель» очутился взаперти. Не выпустила ли я случайно настоящего демона, слепо поверив его словам?

– Жива? – походя поинтересовался ввалившийся в шатёр Кирино. – Рисса?

Он пугал. Не только своим видом – обугленное тело мертвеца лишь отдалённо напоминало человека, только сияли с покрывшегося коркой лица два ярко-льдистых голубых глаза. В голосе появились странные шипящие нотки, стали растягиваться гласные. Словно он стал довольным котом, объевшимся сметаны, по-другому и не назовёшь его неестественное веселье. Только… не сметану он ел, а творил безумства. Убивал. Нельзя так. Нельзя!

В ужасе зашарила взглядом по шатру в поисках спасения. Выход один, но там – демон. И огонь, постепенно подбирающийся ближе. Разодрать бы ткань, да нечем. Вырваться бы и сбежать, да некуда. Как бы было замечательно, сумей я вновь увидеть знаки над его головой, превратить непокорную змею в круг. Или – сразу превратить его в пепел, чтобы даже уродливого тела не осталось. Пшик – и нет больше жуткого хитрого демона.

Кирино недовольно качнул головой и сделал шаг, протягивая руку, с которой лохмотьями свисала кожа. Двигаться он стал медленнее.

– Выкинь. Разбей. И уйдём отсюда.

– Не подходи! – взвыла я и вскочила, прижавшись спиной к натянутому пологу шатра.

– Рисса… – он остановился. – Ну же!

Отдать – не просил. Значит, внутри было заключено что-то такое, что нужно ему как воздух. Пискнула, но двинуться не смогла – одеревеневшие ноги больше не подчинялись.

– Ты не знаешь, что делаешь. Позволь, я помогу…

Не позволю! И он понимал это, и его корёжило и кривило. То ли не мог подойти из-за зеркала, то ли боялся, что я могу сделать с ним что-то… Была ли у меня власть над ним теперь? Могу ли взять – и заставить его исчезнуть? Могу. Хотя бы попробовать.

Выдохнула, закусила губу. Пепел, пепел. Не демон в теле мертвеца передо мной – горстка пепла. Сгореть ему в синем пламени и осыпаться белыми хлопьями на землю. Гореть ему и чувствовать всё то, что почувствовали принесённые в жертву люди. И не восстать вновь, не выбраться за пределы сумрака, остаться там навсегда.

И, прежде чем сознание ускользнуло из-за напряжения, я увидела. И синее пламя, и белые хлопья – всё, как мерещилось, как хотелось.

Но горела, кажется, я сама.

Дрожит, когтистой лапой покалывая непривыкшие к сумраку глаза, свет чадящих факелов. Свод арочного коридора утопает в клубящейся тьме – дышащей, наблюдающей; не в силах смотреть на неё дольше удара сердца, отвожу взгляд и под ногами вижу нарисованный кровью жертвенного петуха круг. Скомканный, едва различимый серый голос над ухом резко обрывается, в плоть вонзается боль перерождения , перекатывается волной под кожей, судорога выворачивает наизнанку суставы… нет, это ничего. Главное, теперь – живой.

– Живой, – подтверждает мысли колдун, чей голос кажется куда приятнее, чем у того, кто читал заклятье. Больше никого, кроме заклинателя и колдуна, в зале нет, и это успокаивает.

Не хочу встречаться с ним взглядом. Я помню его. Фрагменты памяти чередой проносятся перед внутренним взором, в пустоте вспыхивают слова… Слово. Этого достаточно, чтобы почувствовать смятение, неуверенность, собственную бесполезность и никчёмность. И все эти чувства проснулись бы, выползли бы наружу из глубоких нор, не вспомни я, что страха перед сильнейшим колдуном всего Келеро больше нет.

Заклинатель падает на пол бескостной грудой кожи и мяса. Он выполнил свою работу и больше не нужен. Сочувствия к чужой жизни нет – его вырезали из моей души вместе с чем-то трепетным и сокровенным, а может, с настоящим куском мяса или целой частью тела. Вспомнить бы…

– Тебя всё устраивает? – нетерпеливо интересуется колдун, перешагивая труп и протягивая тяжёлое зеркало в серебряной оправе с ручкой.

Я смотрю в льдистые голубые глаза в отражении. Больше и не требуется, я – всё ещё я.

– Ялмари мёртв, – бросаю я.

Колдун вздрагивает. Колдун в недоумении. Я испытываю счастье, видя смятение на его весьма постаревшем лице. Стало оно таким из-за прошедшего времени или нажитых неприятностей? Сколько лет назад мы виделись в последний раз? Семь, восемь, десять? Не так уж и важно.

– Ты взвалил на себя непосильную ношу, – вздыхает он и отворачивается.

Ему больно слышать печальную весть. Меня удивляет такая реакция. Кажется, никчёмный слабенький маг для него что-то значил.

Ядовитая улыбка выползает на моё лицо, и никакие наивные предположения больше не роятся в моей голове.

Факелы вспыхивают ярче, пуская длинные тени по полу, и колдуну становится неуютно.

– Не переживайте, уговор всё ещё в силе. Я не убью никого близкого вашему сердцу.

– Я лишь хотел… – Он пытается сохранить беспристрастность. – Я не сомневаюсь в тебе. Мне показалось , ты не справляешься в одиночку. Впрочем, ты был не один, однако сейчас расклад поменялся, верно?

Правая рука, почти у самого сгиба локтя, нещадно чесалась – это ощущение и разбудило. Открыла глаза и неуверенно приподняла голову, запоздало вспоминая всё случившиеся. Конечно же, оно не являлось сном. Но – счастливо выдохнула – Кирино не было рядом, и его присутствия я не ощущала.

– Я жива, – неуверенно прохрипела, отчего-то вслух.

Ладонь, в которой был серебристый полумесяц, неприятно саднило. Само зеркальце исчезло, оставив две глубокие царапины, а на предплечье появился такой же по форме знак размером с палец, но едва различимый, похожий скорее на родимое пятно с чёткими краями. Огляделась – обожжённые трупы оставались на месте, а в двух шагах от них, на роскошном ковре, которым был застлан пол шатра, красовалось чёрное пятно. Шатёр был весь в прорехах и подпалинах, сквозь них пробивалось яркое солнце, заставляющее щуриться даже здесь, в приятной прохладной тени. Понять, сколько прошло времени, я не сумела.

Голова, вопреки ожиданиям, не раскалывалась. В теле появилась странная лёгкость, благодаря которой я без трудностей поднялась на ноги и, прикрывая глаза рукой, вышла наружу. От места, которое было чем-то вроде лагеря, осталось одно название и прогоревшие руины. Наслаждаться итогом вероломного нападения Кирино не стала, намереваясь как можно скорее добраться хоть до кого-нибудь живого. Но когда чуть не споткнулась о женскую голову с широко распахнутыми глазами и ртом, желудок решил, что больше не в состоянии спокойно лицезреть окружающую действительность, и меня скрутило. Сомнений, что мой «спаситель» являлся слугой Восьмого во плоти, больше не осталось.

Невдалеке валялась перевёрнутая кибитка, а рядом, словно гвоздь, из земли торчал обелиск из тёмного, будто поглощающего свет камня. Одного взгляда на него хватило, чтобы тело бросило в дрожь. В предплечье впилась раскалённая боль, заставляя сбросить оцепенение и опустить взгляд – знак полумесяца сделался совсем чёрным, и от него исходило красноватое свечение. Зажмурившись, прошмыгнула мимо кибитки и поторопилась покинуть жуткое место. Разглядывать то, что сотворил Кирино, не хотелось, а возвращаться в лес, видневшийся тёмной полосой на горизонте, не было никакого резона. Пришлось, переборов внезапный приступ слабости, двигаться дальше.

На многие вёрсты вокруг простирались пологие зелёные холмы, и с одного из них удалось найти петляющую старую дорогу – разбитую и полузаросшую, однако всё ещё заметную на общем фоне. Когда спустилась к ней, захотелось пить, а следом за жаждой проснулся и голод. Держаться стало сложнее, и я начала шмыгать носом и тереть глаза – безуспешно, потому что через четверть версты слёзы хлынули ручьём. Прямо на дороге села на корточки и обняла колени, заревев в голос. Мало чем это могло помочь сейчас, но на душе полегчало, и появились силы идти дальше. Понятия не имела, как похищенные злодеями сказочные принцессы умудрялись не сходить с ума и как-то спасаться самостоятельно, не дожидаясь рыцарей или добрых волшебников. Где они брали силы? Что ели? Как переносили свинцовую тяжесть в ногах? И почему сказки всегда умалчивали о таких важных моментах?