Или это и есть то, что должна была видеть? Чем это может помочь?

«Сосредоточься на той, в форме змеи. Третьей слева. Пожелай или представь… преврати её в круг. Нет, не отвлекайся».

Змея, круг… третья слева?.. Рука бородача скользнула по внутренней стороне бедра, отчего тело содрогнулось. Одурманивающая тошнота поднялась от живота ко рту, из глаз сами собой брызнули слёзы.

«Не отвлекайся! То, что делают с тобой, не идёт ни в какое сравнение с тем, что будет. Если ты не справишься, конечно».

Ехидный смешок вызвал волну злости и негодования, сумев отвлечь. Я знала, что нужно было сделать, чтобы терзания и унижение прекратились. Змею – в круг… в круг! Представила ужа, старательно пытающегося укусить самого себя. Тени стали сгущаться, пока не превратились в непроглядную тьму, и остался только изогнутый символ – один из множества, – упрямо не желающий гнаться за своим хвостом.

«Ты же не последняя?» – деловито спросил голос. – «Ещё жертвы есть? А то, боюсь, помрёшь от натуги, и плакала моя надежда выбраться».

Судя по тону – не плакала! И это – помощь? Забавляется над несчастной девочкой, изверг. А вот мне!.. Нет, не стоило себя жалеть. Злость сейчас самое правильное чувство – сильное, едкое, отрезвляющее. Только так и смогу заставить эту змеюку свиться в кольцо, а не то впору реветь уже мне. Но злость эта будто бы была не совсем моей…

Потребовалось всего три удара сердца, и непослушный знак искривился, замкнулся и принял нужную форму. Моргнула – он уже пропал, а нависший надо мной мужчина стал заваливаться вперёд, подминая под себя. И ведь не похоже на продолжение «забавы». Хватка ослабла, мозолистая ладонь соскользнула с груди, и шумное сопение стихло. Зачем-то задержала дыхание и попыталась выбраться из плена. Удалось не сразу, но на поясе бородача нащупала охотничий нож. Пустила его в ход, как только неудавшийся насильник оказался на боку – в темноте нащупала лицо и вонзила лезвие под подбородок. Чтобы оно вошло по рукоять, пришлось навалиться всем телом.

О недопустимости происходящего не задумывалась – мыслей не было. Только опасение, как бы он не очнулся и не завершил начатое. Благодаря царившему непроглядному мраку сделать что-то подобное было легко, я не видела нанесённой раны, а кровь на пальцах походила скорее на тёплый водянистый мёд – такая же липкая и отчего-то сладко пахнущая.

– Ты здесь? – шёпотом спросила я в пустоту, но и так ощущала – гири между ключиц больше не было, а вместе с ней и голоса.

С ударившим в нос запахом вернулась тошнота, и пришлось отползти подальше, вытирая руки о мох. Навалилась усталость, и появился соблазн свернуться калачиком и забыться сном. Тут-то и раздался свистящий вдох со стороны мертвеца, подействовавший лучше, чем ведро ледяной воды. Вцепилась в спасительный нож обеими руками и затаилась. Свист всё нарастал и нарастал, пока резко не оборвался, и со стороны мертвеца не раздались шорохи.

– Защэм сы сэсала эсо? – недоумевающе спросили из темноты.

И я закричала. Громко, в полный голос, с визгливыми нотками, как и подобает напуганной до смерти девчонке. Сбросила всё накопившееся, и легче стало. Страх никуда не делся, поэтому нож продолжала крепко сжимать, но неконтролируемая истерика отступила.

– Дура, – цыкнули на меня. – Связки-то почто попортила, а?

В голосе угадывались знакомые ехидные интонации. Неуверенно мотнув головой, я открыла рот.

– Ты?.. Вы?..

– Смотри-ка, с мозгами, оказывается, не так уж и плохо всё! – вовсю веселились в ответ. – Не думала же ты, что я продолжу довольствоваться только разумом? Тело, знаешь ли, лучше иметь в полноправном пользовании.

Захлопнула отвисшую челюсть и с трудом сглотнула. Спустя несколько ударов сердца я сумела совладать с собой и встать – желание отдохнуть отбило напрочь, вместо него опять заворочалась едкая злость. Полезное чувство, жаль, надолго его не хватало.

– И что теперь? – кашлянув, осведомилась я.

Раздался громкий щелчок пальцев, и сумрак отошёл, явив свету дело рук моих, отчего рот наполнился горькой слюной, меня сложило пополам и стошнило прямо на юбку чем-то кислым. Ухмыляющийся мерзавец стоял в стороне, демонстративно поглаживал двумя пальцами края уродливой раны и игрался, то смыкая их, то размыкая. Кровь больше не шла, но одного вида подтёков было достаточно.

– В смысле – что? – невинно захлопал глазами он. – Не знаю, как у тебя, а вот у меня на первом месте желание отыграться на тюремщиках вволю. Боюсь только, на все придуманные способы пыток не хватит времени. Даже с учётом тела, его у меня не так уж и много.

Закрыв глаза, он развернулся на пятках и вытянул руку вперёд, наугад выбирая направление. Странный способ, ну да ладно. Всё равно собиралась идти строго в противоположную сторону.

– Э, нет. Мы не так договаривались. Во-первых, без меня ты отсюда не выберешься. Во-вторых, ты мне ещё нужна.

Голос разительно отличался от того, что я слышала в голове, – более грубый и низкий. Сохранились только интонации. Я старалась не смотреть на мужчину, потому что при каждом взгляде становилось дурно. А ему, казалось, было забавно наблюдать за моей реакцией и вызывать всплески отрицательных эмоций. Питается он ими, что ли? Или намеренно злит, чтоб… Боги, боги, боги! Семеро, да за что же мне всё это? Что я здесь забыла? Что я наделала?.. Всхлипнула, отбросила нож в сторону и зарылась лицом в ладони. Ноги одеревенели и не слушались, но так даже хорошо – не рухнула на землю как подкошенная, а привалилась к дереву плечом, да так и осталась.

– Истерика? Прекрасно. Ну зачем ты строишь из себя невесть что и соплями давишься? Смотри у меня, развернусь и уйду, будешь так истерить!..

И рада бы, да не могу. Домой хочу, к ласковой нянюшке. Матушку обнять хочу, вернуться к вышивке и недочитанным сказкам. Да даже обычно строгому отцу рада буду! Только где это всё, а где я? Это не сон – как день ясно. Не бывало никогда в моей жизни таких долгих, подробных и зыбучих кошмаров.

– Я не могу тебя сейчас успокоить, только новые слёзы в таком виде вызову, – вздохнул, подождал немного и продолжил: – Помоги мне, и я помогу тебе.

Пришлось хлопнуть себя по щекам и стукнуться затылком о сосну. Помогло, пусть и отчасти. Выждала пару мгновений и снова хлопнула, чтоб уж наверняка. И кожу на ладони подцепила ногтями и выкрутила, тихонечко взвыв от боли.

– Ну что, пришла в себя?

Я сделала шумный вдох через нос и вопросительно посмотрела на него.

– Там, у твоих похитителей… есть зеркальце. Я не могу его коснуться. Никак. Совсем. Его надо разбить.

А я, стало быть, могу? Ну что ж, не такая уж и большая цена за спасение.

– Как мне к тебе обращаться? – Передёрнув плечами, взгляда всё-таки не отвела.

– Давай сойдёмся на Кирино. Лучшее из имён, которыми меня одарили.

– Рисса, – говорить полного имени тому, кого считала порождением Восьмого, не стала.

Кирино склонил голову к плечу, явно размышляя над чем-то, и посмотрел куда-то сквозь. Будто видел и понимал, о чём я думаю. А может, действительно знал что-то такое, из моей головы, был же в ней недалече, чем осьмушку лучины назад. Вон как самодовольно ухмыльнулся – и по спине разом пробежались несколько волн мурашек – скрестил руки на груди, подойдя ближе и нависнув. Я не дёрнулась в сторону только потому, что своим взглядом он чуть ли не пригвоздил меня.

– Сопли вытирать тебе я не собираюсь, – прямо сказал Кирино, и я успела пожалеть о выпущенном из рук ноже. – Считай меня кем угодно, хоть демоном, хоть Владеющим. Ты поможешь мне, а я – тебе. Уяснила?

Глянула на него исподлобья и коротко кивнула. Если б знала ещё, на что соглашаюсь…

Когда в наш городок приехали чародеи, я не смогла справиться с любопытством – хотелось взглянуть на них хоть одним глазком. Отец строго-настрого запретил покидать светлицу, стоило заикнуться о подобном желании. Он, как и многие, недолюбливал Владеющих – магов уважали, но вызываемый их силами ужас ничуть не помогал им стать народными любимцами. Маги получили свою силу из уст богов, маги по праву дара управляли государствами, маги стояли выше простых смертных людей. И неприязнь отца нельзя было назвать незаслуженной, потому что ещё каких-то двадцать лет назад…