Я сидела возле костра, а большой и мощный зверь стоял в шаге от меня, сверля своими пронзительными, жёлтыми глазами. Даже под короткой и гладкой тёмно-коричневой шерстью, казавшейся в сумерках чёрной, были видны стальные мышцы, рельефно выделяющиеся на всём теле. Морда зверя была не похожа ни на одно из известных мне животных — это была смесь человеческого лица, волка и крупного кошачьего. От волка — глаза и уши. От кошки — плоский вытянутый нос и челюсти. Но во всём этом просматривалось человеческое начало, по крайней мере, мне так казалось, при взгляде в эти разумные печальные глаза. От самой кошачьей лапы и до мощных плеч доходили острые шипы костяных наростов, сходились в одну линию на спине и спускались вниз по позвоночнику, как дополнительное к острым клыкам и когтям оружие ближнего боя. Хвоста никакого не было. Пару раз моя рука невольно дёрнулась по направлению к зверю, но дотронуться я не решилась. Тогда, поняв моё замешательство, он сам ткнулся в мою руку мордой и горячим шершавым языком лизнул сердцевинку моей ладони. Внутри словно всё замерло в восхищении и страхе перед этим существом, что так смиренно ластилось ко мне, позабыв, что одним ударом лапы, одним сжатием мощных челюстей он способен закончить мою жизнь здесь и сейчас. Остроты ощущений добавляло осознание того, что это — Тэваз, тот самый весёлый и искренний парень, в которого я имела неосторожность влюбиться. Зверь сделал ещё один шаг ко мне и, уткнувшись носом в моё лицо, лизнул его. Внизу живота от этого прикосновения его языка и морды к моему лицу разлилось теплом желание, руки сами потянулись к шее зверя и пальцы обхватили её за ушами. Одновременно с желанием я ощутила и всецелое доверие к нему, словно могла возложить на него всю ответственность за свою жизнь.

Когда я пальцами начала гладить и ласкать его шею и уши, зверь жалобно взвизгнул и поспешил от меня прочь. А через некоторое время, показавшееся мне долгим ожиданием, вернулся уже Тэваз-человек, таща за собой немаленькую тушу дикого кабана. Да, ужин у нас будет о-очень сытный. И завтра не придётся переживать о еде.

Ровный пейзаж степей постепенно стал сменяться всё большими и большими холмами, сменившимися со временем низкими и высокими горами. Одни были покрыты деревьями, в основном хвойными, хотя иногда попадались и лесные участки уже почти голых деревьев, готовящихся к долгому зимнему сну. Другие стояли по сторонам от нашей дороги бесплодными каменными великанами, и казалось, что вот-вот что-нибудь произойдёт, и они проснутся от своего вечного сна. Вокруг стояла оглушительная тишина, прерываемая лишь звуком копыт наших лошадей о твёрдые камни на дороге да криками птиц, парящих над нами в чистом сером холодном небе.

И сама дорога не была похожа на дорогу — так, тропа, щедро покрытая упавшими с гор камнями. Часто встречались небольшие озёра. Вода в них была настолько чистой и прозрачной, что так и манила окунуться в неё, смыть с себя пот и пыль многих дней пути. Только холод мешал поддаться этому желанию да пронизывающий ветер, гуляющий между гор. Я ежилась и куталась в свой плащ, накинутый поверх куртки, придерживала сдуваемый ветром капюшон и завидовала Тэвазу, который даже не сутулился, чтоб сохранить тепло. Всё так же ровно и прямо он держался в седле, словно ветер, трепавший его волосы, был тёплым летним морским бризом. А сегодня с самого утра зарядила мелкая морось, которую и дождём назвать язык не поворачивается. Но, тем не менее, за несколько часов она почти насквозь промочила мой плащ и часть брюк, им не покрытых. Холодно, зябко, противно… Сырость пробирает до самых костей. Утомлённая долгим переходом и холодом, я припала туловищем к шее своей лошадки в надежде собрать от её тела хоть крохи тепла.

— Уже совсем скоро, — сказал Тэваз, заметив моё состояние.

Только дорога всё продолжалась и продолжалась, и казалось, что не будет конца и края моим мучениям.

Сначала я услышала голоса. Их было много. Слов не разобрать, но общий фон и смех заставили напрячь слух и подняться в седле. Я всматривалась в пространство между деревьями, но всё будто сливалось и ничего не различить, кроме примелькавшихся за эти дни стволов, стволов, стволов…

— Тэваз! Братишка! — как будто вырос из-под земли и бросился навстречу нам молодой мужчина. Тэваз впервые за долгое время радостно улыбнулся, жаль, что не мне, и, спрыгнув с лошади, раскрыл руки в стороны, чтобы потом сомкнуть их крепкими мужскими объятиями за спиной друга. — Думал уж, что и не увижу тебя никогда! Ты что ж так долго не объявлялся?

— Не мог, — коротко ответил Тэваз, отстраняясь от друга и хлопая того по плечу. — Как отец с матерью?

— Да нормально, не переживай. Поначалу, конечно, смотреть на них жалко было, всё мать ждала тебя, выглядывала. На пару с отцом первые месяцы только и рыскали в горах, думали, хоть живого, хоть мёртвого тебя домой воротить. А как тело не нашли, так и успокоились они немного, — значит, жив, ушёл зверюга!

— А это кто? — спросил незнакомый парень, кивком головы указывая в мою сторону?

— Это Кира. Она… Мы сюда по делу завернули — завтра расскажу. А сейчас давай быстрее в стаю — очень хочу родителей увидеть.

Я представляла себе поселение оборотней таким же, как и множество деревенек, виденных нами, — небольшие одноэтажные сельские домики, огороженные деревянными заборами, разве что без огородов. Слабо мне верилось в то, что звери-оборотни картошку с помидорами выращивают. Но эти дома-срубы, сплошь построенные из длинных круглых брёвен, все, как один, возвышались на два-три этажа. И никаких заборов! Ни одного! Хоть с огородами угадала, хотя, кто их знает…

Шум промеж домами и весть о возвращении блудного оборотня домой промчались быстрее нас, и навстречу Тэвазу бросилась высокая красивая женщина. Сжав того в объятиях, всё отрывала голову от его груди и, смотря на него глазами, полными слёз, гладя его лицо руками, шептала:

— Мальчик мой! Вернулся!

Я поняла, что это мама Тэваза. Хоть по виду ей и сорока лет явно нет. Следом за ней, немного более скупо, но тепло и с видимым счастьем в глазах Тэваза поприветствовал отец. Они похожи были, словно старший и младший братья. Уже потом я смогла разглядеть на их лицах тонкие сетки морщинок возле глаз, выдающие возраст. Нас завели в дом, накормили. Всё это время на меня никто не обращал внимания, молча выставляя передо мной блюда с едой и большую чашку горячего вина. Родители Тэваза забрасывали его вопросами, не давая тому как следует прожёвывать пищу. А мать ещё и всё время то дотрагивалась до руки сына, то гладила его по волосам, — никак не могла поверить, что он сидит рядом с ней.

С болью в глазах родители восприняли слова сына о том, что он тут всего на несколько дней, а дальше — в Земли Драконов. Вот тут и мне досталось. В смысле, ко мне тоже стали обращаться с вопросами.

— Мама, ты нам с Кирой комнаты приготовь, пожалуйста.

— А мы твой дом достроили, — сообщил отец. — Далана хотела в него жить пойти, но мы не разрешили: пусть ей муж строит. А ты в тот дом столько труда вложил и как нам его отдать кому было? Ведь чувствовала мать, что вернёшься.

— Кстати, а где она? И что за муж? Наш?

— Не наш. Из двенадцатой стаи. Слабак! — недовольно высказался отец.

— Пара? — уточнил Тэваз.

— Да в том то и дело, что нет, — снова, пождав губы, отвечал сыну старший оборотень. — Зато плодовитый, капкан ему на лапы. Не успели и понять ничего, как уже Далана беременна. Двойню ждёт.

— Проведаю, как вернусь.

Удивительное дело, электричества в доме нет, а водопровод подведён! И горячая вода льется из крана в ванну, расслабляя напряжённые мышцы. После сытного обеда, или то был ужин, Далая, так зовут мать Тэваза, провела меня наверх. Тут она показала мне комнату её дочери, младшей сестры Тэваза, разрешив мне занять её на время пребывания в их доме. К спальне примыкала ванная комната, поражающая своими размерами. Свет был только тот, что проникал из больших окон, поэтому я поторопилась искупаться, пока ещё хоть что-то было видно.