Их новый дом оказался добротным и просторным. Но абсолютно чужим, не жилым и каким-то казенным. За минувшую ночь его хорошо протопили и с утра уже избавили от старой мебели. Теперь люди в арестантских халатах (конвой называл этих людей вольной командой) без конца носили их вещи, новую мебель, и еще много всего. Анна с изумлением смотрела на кипящую вокруг нее работу. Сама она села на дорожный сундук и осматривала помещение. Здесь бы не мешало прибраться.

В дом, весело улыбаясь, зашел Алексей Юрьевич Лебедев. В Кару он приехал из Сретенска только сегодня утром.

- Анна Викторовна! - обрадовался он. - А я вот зашел узнать как Вы здесь. Дядя уехал на рудник, а мне поручил присматривать за вольной командой.

- Я очень рада Вас видеть, Алексей Юрьевич! - сказала Анна, про себя радуясь тому, что Яков отправил к ней на выручку своего племянника. Значит супруг не очень сердится.

- Какие будут пожелания? - поинтересовался Алексей Юрьевич.

- А кто это - вольная команда? - спросила Анна.

- Это самые благонадежные каторжане, они живут в поселке, а не в тюрьме и работают по различным надобностям администрации. Им даже позволено заводить семьи. В Ваше распоряжение сейчас направим женскую вольную команду. - терпеливо пояснил Лебедев.

- Ну, раз так, - замялась Анна, решаясь, - мне нужно, чтобы все помыли, побелили потолки и обе печи. Вещи я, пожалуй, сама разберу. Я пока не доверяю чужим людям.

- Все сделаем, тетушка! - улыбнулся Лебедев добродушной мальчишеской улыбкой.

***

Едва Штольман взял на себя управление Нерчинским каторжным районом, ему сразу же стало ясно, что здешнему штату чиновников нельзя доверять. Это было видно с первого взгляда. Слишком расслабились, слишком почувствовали себя независимыми в отсутствии должного контроля.

С утра его уже несколько раз пытались отпугнуть от службы в этом месте, в красках расписывали экономическое положение каторги как безнадежное, бывшего начальника карской тюрьмы Потулова как мученика. Убеждали господина надворного советника, что произошедший пожар, уничтоживший мучные склады это злостное деяние каторжан.

Лишь Лебедев, дожидавшийся его в Каре, в две недели как закончивший дознание, предостерегал Якова от подчиненных. Алексей Юрьевич, немного морщась, характеризовал местных чиновников как людей, которые, по его мнению, были ненамного лучше каторжников.

Взятых под стражу начальника канцелярии, его помощников, кассира и бухгалтера этапировали в Иркутск, но и остальные по мнению Якова, такими же ротозеями, если не сказать хуже. Они позволяли себе воровать и обогащаться за счет заключенных.

Он досадовал, что нет возможности сразу заменить штат администрации полностью и Штольман был вынужден обходиться тем, что есть. Счастье, что Алексей Юрьевич отправился с ним в Забайкалье.

Деловых и способных, образованных людей в отдаленных уголках страны всегда не хватало.

Намжин зарекомендовал себя человеком вполне дельным и надежным и Яков поставил его на первое время вести тюремную канцелярию. Попутно Яков затребовал личные дела заключенных, чем вызвал удивление и переполох тюремных чиновников.

К полудню Яков вернулся в Нижнюю Кару и пока Лебедев отчитывался о проделанной работе, он мысленно метался, порываясь бросить все и поехать домой, переживая о том, как его Аннушка.

- Алексей Юрьевич, съездите к нам в дом, проведайте, как там Анна Викторовна. - распорядился Штольман.

- Я с утра уже заезжал к вам, Яков Платонович, привозил вольных в помощь Анне Викторовне, - кивнул племянник. - Там все сносно. Каторжанки дом перемывают, тетушка вещи разбирает.

- Как у Анны Викторовны настроение? - спросил Яков Платонович.

- Хорошее. - успокоил его племянник. - Вольная команда песни поет, Анна Викторовна слушает, улыбается.

Когда Лебедев ушел, Яков вновь занялся бумагами, но мыслями возвращался все время домой, к любимой.

Что ты делаешь? - говорил он сам себе. - Спал отдельно, утром уехал, не попрощавшись. Ты любимую женщину что ли воспитываешь, затеяв войну дома? Для чего тебе ее воспитание? Анна в ответ отдалится и будет права. Не тебе ли она при знакомстве казалась образцом воспитанности и такта? Не с тобой ли она начала так яростно оберегать личные границы и защищаться?

Подумав, Яков сел за стол и решил написать записку домой. Слова не шли. После того как он повел себя, извиняться письмом было нелепо.

В кабинет постучались. Намжин принес записку из дома.

Яков, тщательно скрывая радость, забрал драгоценную бумагу.

Оставшись один, он поспешно развернул ее и прочитал, впившись глазами в родные аккуратные буквы:

“Яков Платонович, прошу у Вас прощения за свои недопустимые слова. Анна Викторовна”.

Анна отпустила работниц на обед, а сама наскоро перекусив свежим калачом и запив его молоком, уже опять хлопотала, достав кисточку и подбеливая печку, в тех местах, где работницы немного не добелили.

Она порядком вымоталась за это утро, но была горда тем, что они почти закончили наводить порядок. Теперь в их доме можно жить! Было тепло и уютно. Окна перемыли, правда пока лишь с внутренней стороны, повесили новые занавески, обеденный стол украшала причудливо вышитая нарядная скатерть. Правда, она сама по-прежнему все еще была в своем скромном дорожном платье и волосы… Кудри были плотно запрятаны в прическу и убраны под косынку от пыли.

Яков Платонович зашел в дом, не встретив никого из обещанных Лебедевым работников. Зато Анна, казалось, работала все утро. Вид у нее был усталый. Яков огорчился. Хорош муж. Оставил ее в такой момент, а сам бумажки перебирал!

- Анна Викторовна? - окликнул ее Штольман. Анна поднялась от любовно добеливаемой печки и отложила кисточку.

- Яков Платонович? Вы на обед? Боюсь у меня нет ничего кроме хлеба и молока. - огорчилась Анна.

- Я к Вам приехал, дорогая, а не на обед. - тепло сказал Яков и стянул с головы Аннушки косынку. Он притянул ее в объятия и начал осыпать родное лицо поцелуями.

- Мне нужно помыть руки! - засмеялась Анна, уворачиваясь от поцелуев.

- Вам не нужно было их пачкать! - не удержался Штольман. - Анна Викторовна, ну зачем Вы работали сами, есть люди, которых специально привлекли навести порядок.

- Да я просто помогала. Это даже приятно, немного поработать. - улыбнулась Анна. - Вы простили меня за вчерашнее?

- Да. - быстро сказал Штольман. - Но вынужден признать, Ваш гнев был абсолютно оправданым. Правда форма меня несколько обескуражила…

Он замолчал, обнимая супругу все сильнее и осыпая ее поцелуями.

- Простите меня за все, Анна Викторовна, я вчера был слишком груб. Я мог бы понять, как Вы были истощены вчерашним днем. - решился и господин начальник каторги попросить прощения.

- Мы просто устали и переволновались вчера. - погладила Якова по плечу Анна.

- Вы больше не сердитесь на меня? - уточнил супруг.

Аня смогла лишь покачать головой, потому что он не давал ей говорить, целуя и целуя.

Наконец, надворный советник опомнился.

- Где у нас в этом доме рукомойник? - поинтересовался он.

- Вот здесь, пойдемте, покажу! - улыбнулась любимая.

В умывальне Яков навел мыльную воду, взял щеточку и осторожно начал отмывать супруге руки. Он улыбался, как и всякий раз, когда ухаживал за ней.

- Анна Викторовна, в доме девять комнат, я завтра же начну нанимать необходимый штат прислуги, чтобы Вы ни в коем случае не трудились сами и не сидели в одиночестве. С нами постоянно будет проживать около пяти человек, включая Лебедева. Вы не против? Я готов обсудить все ваши пожелания. - сказал Штольман.

- Да у меня нет пока никаких особых пожеланий. - уступила Анна.- Но мне хотелось бы жить с Вами вдвоем.

- У нас будут комнаты только для нашей семьи, - примирительно уточнил Штольман. - Но отправляясь на службу или в поездку, мне будет гораздо спокойнее, если моя жена не останется в одиночестве. Нам нужен кучер, кухарка, горничная… Постепенно подберем штат из надежных людей.