Претензии Италии на звание места одного из ключевых изобретений в истории цивилизации – создания бумаги – обсуждаются давно, и Китай никак не может с этим согласиться. Тем не менее прямой шрифт с засечками, вроде того, каким набрана настоящая книга, называется не иначе как «roman» – римский. Горизонтальный штрихи, столь удобные при чтении, возникли вовсе не для того, чтобы помогать глазу держаться строки, они были скорее технологической необходимостью, поскольку буквы высекались на камне. Без засечек невозможно красиво и чётко нанести резцом начала и концы вертикальных и горизонтальных линий.
На Апеннинском полуострова появился и курсив, он же – «italic». Первый подобный шрифт был вырезан пуансонистом Франческо Гиффо из Болоньи, одним из ключевых персонажей в истории типографики. Эти литеры уже сразу предназначались для бумаги. Дело в том, что текст, набранный курсивом, оказывался существенно компактнее, а это снижало себестоимость изданий Софокла, Платона, Аристотеля, а также Данте, Петрарки, Вергилия, Овидия, которые печатались во Флоренции.
Даже третий вид типографского шрифта, антиква, тоже возник в Италии, но уже в Венеции. Впервые такие буквы вырезал Николя Жансон. До сих пор на Апеннинском полуострове в профессиональных кругах бытует шутка, что технология Гуттенберга возникла в «варварской Германии» по нелепой случайности или по злой иронии судьбы.
В Италии впервые обратили внимание и на законы перспективы. Их открывателем стал сиенский живописец Амброджо Лоренцетти, хотя лавры чаще приписываются его куда более известному современнику Джотто. К слову, Тарковский не сомневался, будто первооткрывателем этих принципов был мыслитель Леон Баттиста Альберти, что не совсем так. Альберти – один из ключевых учёных и писателей Возрождения – лишь собрал существовавшие идеи в трактат и обосновал эстетику математикой.
Упомянутое открытие имеет не только и не столько технологическое и художественное, сколько философское и теософское значение. Одна из ключевых задач искусства Ренессанса состояла в том, чтобы дать земному миру хоть одно качество мира небесного. И это качество – бесконечность. Появилась масса приёмов и декоративных элементов, создававших подобную иллюзию, но ничто не подбиралось к решению амбициозной задачи так близко, как перспектива – способ достоверного изображения трёхмерного пространства, полноценной жизни, в плоскости холста.
В наше время Италия представляет собой не что иное, как уникальный заповедник красоты. И, кстати, в этом кроется одно из обстоятельств, предельно сближающих её с Россией, ведь история последней подтверждает, что смыслы и надежды, связанные с ней, если и существуют, то тоже таятся именно в сфере эстетического.
Это базовые причины того, почему художники приезжали, приезжают и будут приезжать на Апеннинский полуостров. Кто-то – на время, кто-то – навсегда. Но всех визитёров объединяло и объединяет одно: путешествуя по Италии, прокладывая по ней свой географический маршрут, они также следуют некой траекторией сквозь эпохи, культурные пласты и художественные образцы, наполняющие страну, а на самом деле, собирающие её воедино. Потому понятие «маршрут» в привычном пространственном аспекте именно в Италии становится неотделимым от так называемого творческого пути. И книга, которую вы держите в руках, посвящена маршрутам, которые проложил по ней Андрей Тарковский.
Мы проследуем за режиссёром из города в город, из местечка в местечко, воспроизводя его траектории точно и последовательно, с той лишь разницей, что не станем несколько раз «заезжать» в одни и те же пункты, даже если Андрей посещал их многократно.
Сама ситуация, в которой Тарковский, являющийся абсолютно классическим художником, оказался в среде, представляющей собой, с одной стороны, квинтэссенцию академической культуры, а с другой – передовую современного кино, представляется чудесным совпадением, несущим на себе печать совершенства. Тот факт, что мы говорим о труженике относительно молодого вида искусства, придаёт произошедшему оттенок уникального исследовательского эксперимента, который позволит нам всерьёз рассмотреть особенности выразительных средств кино, его взаимосвязей с живописью, архитектурой, музыкой и литературой.
Начиная с 1980 года, основная творческая работа режиссёра была сосредоточена именно в Италии, и речь не только и не столько о «Ностальгии» – ведь, например, картину «Жертвоприношение» он снимал в Швеции, а оперу «Борис Годунов» ставил в Великобритании – сколько о возникновении замыслов, разработке идей, сновидениях и многом другом. Хотя всё же львиная доля нашего внимания будет прикована именно к созданию предпоследнего фильма, как квинтэссенции описываемых событий и одного из высочайших образцов специфически итальянского киноискусства. Но есть ещё одна причина, почему маршруты Тарковского по Апеннинскому полуострову представляют колоссальный интерес. И она примечательна уже тем, что не связана с самим Андреем. Дело в том, что ключевым организатором многих его поездок, а также первейшим проводником, Вергилием по родной стране выступил поэт и сценарист Тонино Гуэрра, без преувеличения – один из наиболее выдающихся итальянцев своего времени. В число его земляков, снимавших фильмы по сценариям Тонино, входят такие режиссёры, как Федерико Феллини, Микеланджело Антониони, Витторио Де Сика, Франческо Рози, братья Паоло и Витторио Тавиани, Джузеппе Торнаторе, Джузеппе Де Сантис, Мауро Болоньини, Дамиано Дамиани, Марио Моничелли, Витторио Де Сета, Элио Петри, Ренато Кастеллани, Марко Беллоккьо, Лючио Фульчи, Роберто Бьянки Монтеро, Франко Джиральди, Уго Тоньяцци, Альберто Латтуада, Луиджи Дзампа, Франко Индовина, Джанни Пуччини, Камилло Мастрочинкуэ, Альберто Де Мартино, Марчелло Бальди, Франческо Барилли, Джузеппе Бертолуччи – младший брат более известного Бернардо, Марко Туллио Джордана, Джанфранко Мингоцци, Массимо Пирри, Оттавио Фаббри, Николо Бонджорно, Руджеро Габбай, Энрико Колетти, Никола Транкуиллино, Паскуале Шимека, Пино Мерканти, Паоло Кавара, Марко Викарио, Аглауко Казадио, Пьеро Нелли, Серджо Мартино, Антонио Маргерити, Мино Гуэррини, Паоло Нуцци, Мауро Северино, Эдмо Фенольо, Марио Ферреро и Карло Куартуччи. Впечатляющий список! Гуэрра не просто повлиял на кинематограф своей страны, он во многом определил его лицо или даже был им. Можно ли считать пустым совпадением, что примерно в то же время, когда сценарист принялся за работу – а Тонино тогда исполнилось тридцать три года, и это чем-то напоминает сюжет об Илье Муромце – начался, так называемый, «золотой век итальянского кино»?
Стоит вспомнить и о его сотрудничестве с такими режиссёрами, как грек Теодорос Ангелополус, британцы Питер Вуд и Кирк Джонс, французы Жак Дере, Пьер Гримблат и Фрэнсис Нильсен, испанцы Хосе Мария Санчес, Франсиско Перес-Дольс и Антонио Гуэрра Перес, португальцы Марко Мартинс и Висенте Жорже Силва, американец Пол Моррисси, израильтянин Амос Гитай, чилиец Мигель Литтин, казах Актан Арым Кубат, тунисец Насер Хемир, русские Андрей Хржановский, Владимир Наумов… Андрей Тарковский, разумеется… Нетрудно сделать вывод, что роль Гуэрры беспрецедентна, и он – едва ли центральная фигура, «собравшая» воедино кинематограф второй половины XX века. Язык его драматургии стал тем инвариантным наречием, на котором экранные персонажи говорят со всем миром. Тонино оставил множество произведений, потому «сотрудничество» с ним продолжается до сих пор. Он один самых человеколюбивых и пацифистски настроенных авторов, а потому тем более примечателен тот факт, что в переводе с итальянского его фамилия означает «война».
Приведённые списки режиссёров не совсем показательны, поскольку не отражают объёма и качества работы сценариста с тем или иным автором. Больше всех Гуэрра сотрудничал с Антониони, настойчиво повторяя, что именно Микеланджело добивается самой универсальной выразительности. С Феллини же они были ближайшими друзьями, и не просто земляками, но уроженцами одной провинции – Федерико родился в её столице Римини, а Тонино в Сантарканджело-ди-Романье[18]. Нужно сказать, что подобная «близость» на Апеннинском полуострове имеет особое значение. Потому они удивительно понимали друг друга с полуслова на малоизвестном диалекте – их связывал «Амаркорд» (1974). Принято считать, что упомянутое название одной из самых известных картин тандема происходит от итальянского «mi ricordo» – «я помню», но только произнесённого на малоизвестном локальном наречии, распространённом лишь в Римини. В этом слове трудно не найти также следов вокабул «amore» – «любовь», «amaro» – «горестный, тяжёлый», «cord» – «нить». «Амаркорд» – это общие «нити горькой любви», уходящие в общее прошлое. В свете дальнейших событий особенно значимым кажется, что фильм «Зеркало» советские и зарубежные критики нередко именовали «русским „Амаркордом“».
