Низенькие лачуги из дерева или глины, даже не разберешь – все старое и ветхое, но вон там дальше возвышается многоэтажка, какой же убогий вид! Такое чувство, что дом скоро развалится, наверно, давно подлежит сносу и там никто не живет. Тогда почему белье развешано на веревках и звучит детский плач…

Вдобавок откуда-то остро пахнуло мочой и мокрой звериной шкурой. Так немудрено – низенький, худощавый мужчина задрал рубаху и справляет свою нужду прямо на стену таверны, из которой я только что выскочила. Неужели настолько пьян?

Теперь главный вопрос – как мне попасть обратно в Гагры, пусть и не самый идеальный приморский городок, так хотя бы знакомый, понятный. А тут кругом бардак и разруха. Как вообще меня сюда занесло? Отчего-то перед глазами проплыло видение картины со стены случайной «кафешки».

Что же получается – желание мое сбылось, и я сейчас нахожусь в Древнем Риме? Нет, так не бывает, не верю, только не со мной! Ноги тут же перестали слушаться и, чтобы не свалится в сточную канаву с помоями, я оперлась рукой о бревно, поддерживающее крышу таверны. Надо отдышаться и успокоиться, досчитать до ста и все вернется на свои места.

Я начала отсчитывать уже вторую сотню, когда ко мне подошел «лучший гистрион Рима». Если память не изменяет, гистрионами в древности называли актеров – обычно это были люди из низших слоев общества.

Они развлекали простолюдинов на площадях, подобно русским скоморохам, и знатных господ в театрах, но мало кому из бродячих актеров удавалось завоевать почет и уважение благородной публики. Впрочем, высшие сословия всегда пренебрежительно смотрели на представителей плебса, даже тех, кто их забавлял.

Я настороженно уставилась на актера, в лице которого сейчас читалось лишь искреннее участие.

– Девушка, тебе плохо? Не меня же ты испугалась, выскочив из «Хромого быка» как дрожащая лань? Или опасаешься гнева ревнивого супруга?

– Ваше имя Фарбий, правильно я поняла?

Актер эффектно закинул на плечо заплатанный конец зеленого плаща и приосанился.

– Прилично ли ответить на вопрос вопросом новым, о красавица… Но, так и быть, скажу, что Фарбием нарекли меня от рождения, видимо, так было угодно Фортуне. А как твое имя, блистательная?

– Я – Валентина… И не надо меня постоянно красавицей называть.

Кажется, он не вполне расслышал мое имя, потому что двери таверны с грохотом распахнулись и оттуда вывалилась группа подвыпивших молодцов. Они во всю моченьку горланили песни, восхваляя Бахуса и Венеру, а еще, кажется, Приапа и его могучий… могучий… эм-м…

Я брезгливо попятилась, с тоской понимая, что провидение и не собиралось возвращать меня обратно в двадцать первый век. А тут еще высокий чернобородый мужик из этой компании направился ко мне, растопырив руки.

– Славная курочка! Не желаешь прогуляться до реки, там у меня спрятана лодка, покачаемся вместе на волнах славного Тибра.

Я уже не знала, где искать спасение, но Фарбий неожиданно за меня заступился.

– Проваливай, Гресс, разве не видишь, что малышка Валия предпочитает куда более просвещенных ухажеров. Вряд ли ты знаешь даже пару стихов из Катулла и уж точно не читал Сенеку. А значит, нечем тебе привлечь внимание столь утонченных особ! Ясно? Найди другую подружку на ночь.

Чернобородый замер с разинутым ртом, а я же, несмотря на свое щекотливое положение, прыснула от смеха. Возможно, начиналась истерика.

Фарбий был просто великолепен, я его уже нисколечко не боялась. Актер совершенно не походил на головореза и насильника. Может, сумею объяснить ему мою беду, и он чем-то поможет. В любом случае, мне надо найти друзей, иначе пропаду ни за грош или асс… интересно, какая сейчас у них валюта в ходу.

Сомневаюсь, что Фарбий Эдей поверил моему сбивчивому рассказу, но слушал актер очень внимательно. Мы сидели на старых бочках во дворе домика отца гистриона – рыбака по имени Пуго, и разговаривали почти до наступления темноты.

Смутные догадки не подвели, я на самом деле нахожусь в одном из беднейших округов Рима, в Затиберье, в центре Субуры. Здесь проживают мелкие ремесленники и рыбаки, красильщики и кожевенных дел мастера.

Оттого-то и запах на узких улочках стоит характерный, и жилища местных жителей не блещут позолотой: сплошь дерево, солома и глина, а весь мрамор и бетон остался на другом берегу мутного Тибра – там, где расположены дворцы и особняки патрициев, величественные форумы и базилики, храмы разным богам, амфитеатры, базары, ипподромы и бани. Чего стоит один только императорский дворцовый комплекс на Палатине.

Все это я неплохо знаю из лекций по истории Древнего мира. Но диплом-то я писала по восстанию наших декабристов, использовала богатый краеведческий материал.

Я отслеживала судьбу Муравьева-Апостола и Якушкина в сибирской ссылке, а уж никак не эпоху правления Тиберия или его внучатого племянника, который, оказывается, сейчас в Риме у власти.

Хоть убей, не могу вспомнить императора Фурия. Не было такого имени в учебниках. Может, сей гражданин недолго правил? Неужели мне предстоит лично прояснить этот факт?! Вот так секретная миссия, не думала, не гадала, а в Древний Рим попала.

Вежливо обращаюсь к новому приятелю публичной профессии. Распив на двоих фляжку с кислым вином, в общении с сорокалетним актером мы запросто перешли на «ты».

– Дорогой Фарбий, теперь ты знаешь о моем путешествии во времени, что же мне посоветуешь?

– Положиться на волю богов, разумеется!

Вскоре стало ясно, что Фарбий счел меня выдумщицей, сбежавшей от грозного жениха или мужа на поиски приключений и более интересной жизни.

– Ты могла бы зарабатывать на пропитание своими сказками, я впечатлен.

И вот тогда-то, подавив тяжкий вздох, я и решила разыграть перед Фарбием роль безобидной авантюристки, желающей повидать мир. Так почему бы не начать маршрут с жалкой таверны в сердце Великого города?! Осталось решить совсем «легкие вопросы» – где мне жить и как добывать хлеб насущный.

В конце нашей содержательной беседы я напрочь отвергла заигрывания разрумянившегося гистриона, и мы пришли к некому компромиссу. Я продолжаю рассказывать актеру и по совместительству драматургу разные интересные истории, которые он будет использовать в своих пьесах, а также соглашаюсь играть в их труппе маленькие приличные роли. За эти услуги меня обязаны кормить и не давать в обиду всяким мужланам, охочим до женских прелестей.

И вообще, за свои двадцать семь лет я ни разу не слышала столько комплиментов своей внешности, как за один итальянский вечер. И кожа-то моя оказалась подобна белейшим сливкам, и глаза небесной синевы сразу после рассвета над морем, и губы как лепестки алой сирийской розы…

Кипарисовый стан также имел место быть, как и локоны цвета спелой киликийской пшеницы. А уж аромат моего дыхания можно было сравнить только с благовониями из Аравии.

Всегда считала, что у моего мужа хорошо подвешен язык в общении с женским полом. Полностью расположив меня к себе, Фарбий переплюнул Ромчика в два счета. Уже через пару часов общения с гистрионом мы стали друзьями, притом, в самом невинном смысле этого слова.

– Сначала я думал, что ты крестьянка, желающая легко подзаработать в городе, задрав пеплум перед первым, кто покажет монету. А потом пригляделся – нет, ты ни дня не стояла в поле под палящим солнцем, твои нежные ручки не знакомы с мотыгой. Опять же личико, как у благородной госпожи и манеры знатной горожанки.

Фарбий улыбнулся, притворно грозя мне пальцем.

– Дай-ка я угадаю… Ты сбежала из богатого дома с пригожим бродягой, а он тебя обманул. Тебе стыдно возвращаться к родным, и денежки кончились. Но ты горда и можешь за себя постоять. Верно я тебя понял, Валия?

Потупив взгляд, я тут же кивнула, со всем соглашаясь. А толку спорить? Между тем Фарбий заявил, что ему понравилась моя история о провале во времени, и он непременно напишет комедию по ее мотивам. Итак, шальной ветер странствий занес любопытную красавицу из провинции в Рим и не куда-нибудь, а на окраину, где толчется простой грубоватый люд.