Фурий просто фанатик запахов, после долгого общения с ним у меня порой болит голова.
– Валия, посмотри-ка, что мне привезли из Эллады!
Мой взгляд остановился на обнаженной женской фигуре из белого мрамора. Боясь прослыть невежественной, я не рискнула спросить – богиня ли передо мной или просто полнотелая гречанка. Изящные каменные руки сжимали кувшин, а вокруг шеи была обвита виноградная лоза, спускавшая на округлый живот кисть крупных ягод.
– Она прекрасна!
Я благоговейно поклонилась статуе и смиренно опустила глаза, ожидая дальнейших распоряжений. Между тем правителю уже помогли выбраться из воды двое крепких рабов. Нисколько не стыдясь своей наготы, Фурий встал неподалеку от меня и принялся рассматривать свое отражение в полированных стенах из черного мрамора.
– Скажи мне, Валия, а я, по-твоему, красив? Нет-нет, смотри прямо, я желаю знать!
Неловкая ситуация. Стоит передо мной голый парень тридцати лет, сам немного выше меня, плечи сутулые, животик слегка обвис, ноги тощие и кривые, руки длинноваты. Зато бледная кожа источает аромат розы и лилии. Слишком терпко, начинаю задыхаться…
Ничего не могу придумать умнее, чем сравнить Цезаря с Дионисом. А вот и не угадала с разбега!
– Значит, Марс из меня не получится? Жаль. Но ты хотя бы ответила честно.
Досадливо кряхтя, Фурий улегся на массажный стол и раскинул руки. Рабы тут же кинулись разминать благородные телеса и умащать их новыми благовониями. Я уже не могла различать запахи, в носу щипало от цветочной смеси.
– Разденься!
– Что? – растерялась я, никак не желая поверить, что странный приказ адресован именно мне.
Фурий приподнял голову, развернулся и вдруг резко ударил по лицу ближайшую к нему рабыню в прозрачной накидке, видимо, чем-то не угодила. Алебастровый флакончик с маслом упал на мраморный пол и разбился, а девушка как ни в чем не бывало продолжила массировать узкую спину императора.
– Валия, я велел тебя раздеться! Сними одежду и встань рядом с греческой вакханкой, я хочу сравнить.
Кроме меня и Фурия в терпидарии было еще с десяток рабов разного пола, но сейчас в мою сторону смотрел только Фурий. Впрочем, наготой здесь никого не удивишь, сами рабыни склоняясь на Цезарем, невольно оголяют грудь, а на мужчинах только набедренные повязки.
Я медленно потянула свой пояс. Главное, держаться с достоинством. В конце-то концов, я же в римской бане нахожусь, так чего же стыдиться…
Он разглядывал меня с любопытством ученого или скульптора. Я даже выдохнула с облегчением, когда Фурий заявил, что пропорции мраморной девицы ему кажутся более совершенными, нежели мои.
– У тебя заурядная фигура, Валия, – лениво процедил Фурий, зевая и часто смаргивая. – Но это мнение ценителя красоты, а что бы сказал простой человек. Интересно… А-а-уах! (смачный зевок) Эй! Позовите сюда моего верного Бората.
Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Одно дело стоять голышом перед пресыщенным и почти засыпающим владыкой Рима, а совсем другое выставить себя напоказ бывшему соседу преторианцу. Уж тот, несомненно, оценит мои скромные прелести по заслугам!
Руки сами тянулись прикрыть грудь. Или пах… Но дрожать как стыдливая девственница перед пожилым феодалом я тоже не собиралась.
А потому, стоило Борату появиться в дверном проеме, как я гордо выпятила грудь и втянула живот. Собственно, живота у меня особенно и не было, но отчего-то хотелось выглядеть еще более поджарой.
Многим римлянам нравятся пышки, может, буду казаться худой и оттого не особо привлекательной. А вдруг Борат как раз имеет извращенный вкус и ему больше по душе невысокие, стройненькие… светловолосые…
От пристального взгляда знакомых желтовато-серых глаз мне стало жарко. Да Борат сам чуть не окаменел, настолько не ожидал увидеть меня в костюме Афродиты, рожденной из морской пены.
В ушах гудел противный голос императора:
– Скажи мне, солдат, эта женщина красива на твой вкус?
«А я и не знала, что ты такой развратник – Фурий Германий Август! Или для тебя это невинная шуточка и только?»
Борат медленно перевел взгляд на повелителя, которого уже бережно закутывали в белоснежную тогу, тщательно расправляя ее многочисленные складки.
– Да, она хороша.
Фурий досадливо прищелкнул языком и покачал взлохмаченной рыжеватой головой.
– Так чего ты стоишь у двери, дубина, подойти ближе и рассмотри, как следует!
Я решила выразить протест так громко, как только могла в данной ситуации:
– Благословенный Цезарь, позволь мне одеться, чтобы не мешать тебе наслаждаться видом настоящего произведения искусства руки греческого мастера.
Нервно кивнув в сторону статуи, я потянулась за своей туникой, небрежно брошенной на скамейке.
– Подожди, Валия, дай ему полюбоваться на твои груди. Здесь жарко, но соски отчего-то стоят торчком.
Он издевался! Фурий откровенно издевался надо мной, а Борат побагровел и не совсем понимал, как себя вести. Уставился на меня широко раскрытыми глазами, а если и опускал их, то явно не в пол, а кое- куда повыше, например, на мои дрожащие колени.
Я разозлилась, и возбужденное состояние вдруг придало сил.
– На что тут дивиться, о Цезарь, затмевающий солнце красотой и умом! Думаю, Борат на своем веку повидал немало девиц фигуристей и смазливей. Избавь же своего лучшего телохранителя от унылой обязанности на меня смотреть. Фурий, это даже не смешно! Мы не на сцене находимся.
– Одно мое слово – и здесь будет сцена. Читай!
– Что… читать?
– Какие-нибудь драматические стихи, подобающие моменту.
Едва унимая нервную дрожь, я судорожно вздохнула и ломким, срывающимся голосом начала говорить:
– Как этот вечер грузен, не крылат,
С растрескавшейся дыней схож закат,
И хочется подталкивать слегка
Катящиеся вяло облака.
Мне хотелось провалиться сквозь мраморный пол и уйти под землю, сейчас я искренне завидовала ароматным ручейкам, свободно покидающим душную залу через мелкие сливные отверстия пола. Мне такой возможности не дано. Придется играть жалкую роль до конца.
Но разве не в моих силах придать своей позе хоть немного достоинства и величия. Ведь я читаю прекрасные стихи замечательного поэта. Хотя и стою в чем мать родила перед кучей мужчин.
Боже, какие мелочи для древнего Рима, рукоплещущего кровавым поединкам, после которых нарасхват идут бутыльки с кровью заколотых гладиаторов, считается, что это прекрасное лекарство и афродизиак!
– … В такие медленные вечера
Коней карьером гонят кучера,
Сильней веслом бьют воду рыбаки,
Ожесточенней рубят лесники
Огромные кудрявые дубы… (с)
Император будто не слушал меня, рассеянно почесывал бритый подбородок, а потом обратился к Борату.
– Скажи прямо, Валия тебя привлекает?
Солдат сначала стоял как столб, только верхняя губа криво приподнялась да вздулись синие вены на висках. А потом Борат пожал плечами, и я, наконец, прикрыла руками грудь, отступая за статую и тихо бормоча из своего иллюзорного убежища:
– Фурий, мне зябко. Зачем устраивать нелепый спектакль… Позволь одеться. Прошу тебя!
Насмешливый голос снова заставил вздрогнуть.
– Зачем врать, Валия? Я истекаю потом, а ты жалуешься на озноб в моих термах. Чего застыл, Борат, – потрогай ее там, где хочется. Сегодня я тебе позволяю.
Услышав новый приказ, Борат тут же встрепенулся, накинул на правую руку лежащее на скамье платье и подошел вплотную ко мне. Фурий гаденько хихикал, развалившись в кресле, как же я его ненавидела в этот момент…
– Тащи сюда эту скромницу, ишь, спряталась! Скажи, ее сиськи больше, чем у каменной вакханки? А достаточно ли упруги, лень проверять самому.
