На глаза ложится плотная повязка, и это ещё раз доказывает ей, что мистер Эл ничего не знает о том как Кира совершает своё правосудие. Ей недостаточно просто взглянуть на человека, чтобы покончить с ним, а её руки плотно скованы наручниками — она при всём желании не сумеет записать в тетрадь ни единого имени. Тем более, что та уже третий день как в руках у Рэм.
Тем лучше.
Теперь её руки не просто скованы наручниками — плотно зафиксированные за спиной, где-то на уровне поясницы, они неприятно ноют и затекают. Новая повязка, закрывающая её глаза, настолько плотная и тяжелая, что кажется сделанной как минимум из плотного пластика, если не из металла. Ей не удается двинуть даже ногой. Аманда усмехается и гадает, насколько всесильным мистер детектив представляет себе Киру.
Она надеется, что его представления совпадают с её желаниями.
— Вы понимаете, почему оказались здесь, Гласк? — искаженный множеством фильтров голос звучит откуда-то сверху и эхом отскакивает от стен, словно в этом помещении и ничего кроме этих стен и нет.
Аманда представляет себе нечто, напоминающее закрытую палату в психиатрической клинике.
— Вы знаете, мистер детектив, моё понимание начинает медленно таять, — спокойно отвечает она. — Я могу понять арест, но подобное содержание подозреваемых — это нечто за гранью. Вы же и сами понимаете, что это не имеет ничего общего с установленными законом нормами, не так ли?
— С каких пор вас волнуют законы?
— А вас?
Она не походит на жертву и вовсе не боится. За свою короткую жизнь Аманда Гласк успевает побывать в переделках худших, и устроенное детективом представление не идёт ни в какое сравнение с той влажной, пропахшей кровью, лекарствами и чернилами канализацией из её детства. Сюда она приходит почти добровольно и прекрасно знает, что её ждёт.
Ей даже есть, что рассказать мистеру Эл. Она почти уверена, что допрос ведёт именно он.
— Не юлите, — даже сквозь фильтры его голос кажется излишне флегматичным. — Вас задержали по подозрению в том, что вы — третий Кира. В квартире вашего отца в Лос-Анджелесе мы обнаружили несколько прослушивающих устройств и все они передавали информацию именно вам. Несмотря на то, что имена жертв называл он, убийства должны были совершать вы.
— Скажите мне, мистер детектив, а его вы тоже задержали? Заказчик — лицо не менее виновное, чем исполнитель.
Аманда улыбается и пытается расслабиться, насколько это возможно в её положении. Так и не успевшие зажить раны на спине ноют каждый раз, когда она задевает их руками, а ноги то и дело прошибает болью. Это даже хуже, чем целый день простоять на каблуках.
— Вы пытались его подставить? Скорее всего, вам удалось, но с этим будет разбираться полиция Штатов.
— Замечательно, — говорит она с воодушевлением. У неё нет права дать слабину или отступиться от заранее намеченного плана. Она знает, что отсюда уже не выйдет.
— Вы признаете свою вину, Гласк? — ей кажется, что она слышит в его голосе нетерпение.
— Вот так вот сразу, даже без адвоката? Вы разочаровываете меня, мистер детектив.
— Прекратите издеваться или я начну вести допрос иначе. Вы должны понимать, что у меня есть чрезвычайные полномочия в ведении дела Киры. Я имею право допрашивать вас так, как посчитаю нужным. И у меня есть на это законное разрешение.
Аманде хочется прикрыть глаза, но она и так ничего не видит. Она пытается вспомнить, не забывает ли что-то важное — она успевает составить даже завещание, а вот попрощаться всё-таки уже нет. Строго говоря, она делает это четырежды за последние три дня, но этого так мало.
Она тяжело выдыхает. У неё нет пути назад. И вперёд — тоже. Её жизнь должна закончиться тринадцать лет назад, во время очередного представления Ларри Роудса, но она продолжается до сих пор. И Аманда благодарна судьбе за этот своеобразный подарок. Кажется, ей впервые по-настоящему хочется, чтобы жизнь всё-таки не заканчивалась.
— Что вы хотите от меня услышать, мистер детектив? Чистосердечное? Хорошо, давайте сыграем в вашу игру. Да, я — Кира. У меня сложные отношения с преступниками и я не считаю, что кто-то из них должен оставаться в живых, даже если и в тюрьме. Смерть пугает куда сильнее. Но вы наверняка знаете об этом и о многом другом, потому что следите за мной в последние несколько месяцев и нисколько этого не скрываете.
Ответом ей становится тишина. Аманда уверена, что детектив ожидает от неё другого поведения, иначе допрос должен выглядеть по-другому. Она чувствует как бьётся её собственное сердце. Спокойно и размеренно, хотя сама она ждёт, что то будет колотиться куда быстрее. Она почти не нервничает. Почти.
— Как ты убиваешь? — на этот раз Эл обращается к ней иначе и даже фильтры не мешают услышать в его голосе неприкрытое любопытство. Так вот каков его главный вопрос.
— Разве вы сами не видели, мистер детектив? Мне достаточно просто знать имя человека и представлять, как он выглядит. Всё остальное делает шинигами.
Она врёт. Аманда обещает Рэм, что её драгоценный человек останется в безопасности, а себе — что она не позволит втянуть в это Теру. Она готова исполнить его мечту даже таким способом. И Эл никогда не сумеет доказать, что её слова — ничем не прикрытая ложь.
— Ерунда, — тут же откликается он. — Ни за что не поверю в такую глупость.
— Тогда как же умирают все эти люди? Вы видели смерти своими глазами. С большинством жертв мы даже никогда не встречались. Сам факт подобного убийства вас не смущает? Вы считаете, что его можно обосновать с научной точки зрения?
Аманда смеётся, и в этом смехе не слышится и капли веселья. Её смех тяжелый, горький и отчаянный. Ей всё равно, если Эл сочтёт её сумасшедшей.
Ей вдруг становится интересно, держат ли в подобных условиях мистера Ягами. И что будет с ним теперь? Он — единственный конкурент в её списке, до которого она так и не дотягивается. Она снова и снова считает до четырёх, старается понять ход времени. По её ощущениям проходит около двух минут, прежде чем она в очередной раз слышит чужой голос.
— Что любят шинигами? — спрашивает он.
— Яблоки, — Аманда улыбается.
Она не знает, почему детектив задает именно такой вопрос. Сама она никогда не делает ему никаких намеков на пристрастия некоторых богов смерти, но догадывается, что это случается до неё — возможно, такие подсказки даёт тому мистер Ягами.
— Как насчет тех, кто убивает до вас? Как сила переходит от одного к другому?
— Это сложный процесс. И те, кого оставляют шинигами, не имеют ни малейшего понятия о том, что они делают под их руководством.
Этому спектаклю пора закончиться. Ей интересно, когда занавес наконец-то опустится. Скоро.
— Для чего вам убийства Мацуды и Блейка? Я уверен, что это не ваших рук дело.
— Вы пытаетесь впутать в это моего… жениха? — она даже запинается, когда пытается назвать Теру своим женихом. Звучит непривычно и неправильно. Ей не нравится. Теру не может быть для неё просто женихом. — Не стоит. Хотя я не могу отрицать, что убить их приходится ради него. Я не люблю, когда он ревнует.
Где-то за пределами этой комнаты наверняка идёт какое-то бурное обсуждение, иначе такое обилие пауз Аманда объяснить не может. Она пытается представить себе множество людей, что прямо сейчас решают, насколько аморально её поведение и какого наказания она заслуживает.
Самым жестоким образом Аманда наказывает себя сама.
— Я хочу видеть как вы убиваете, — говорит детектив, и где-то на фоне она слышит отзвуки чужих голосов. Всё-таки он там и правда не один.
— Только если вы дадите мне пару гарантий, мистер детектив, — произносит Аманда. Она привыкает вести дела на своих условиях и не желает отступаться от этой привычки даже в таких плачевных обстоятельствах. — Вы не станете впутывать Теру в эту историю. У него есть свои слабости, но он не имеет к этим убийствам никакого отношения. Мне просто хотелось сделать его счастливым.
Ей просто хочется исполнить его мечту. От начала и до самого конца. Дать ему возможность построить тот идеальный мир, которым он грезит с детства. Он из раза в раз играет в ней в религию, а ей с самого начала хочется сделать богом его. И Аманда знает, что он справится куда лучше неё.
