В прихожей громко хлопает входная дверь. Аманда вытирает рот рукой и мрачно поглядывает в сторону приоткрытой двери. Не понимает, почему отец возвращается домой раньше обычного. Ей приходится подняться и привести себя в порядок. Потом и убраться придётся тоже.

Она привыкает.

— Ты сегодня рано, — говорит она, когда они с отцом сталкиваются в гостиной. На её плотной толстовке следы крови и пыли.

— Планы поменялись, — он смотрит на неё холодно и щурится, — ей кажется, что презрительно — замечая кровь и выглядывающие из-под рукавов повязки. Хорошо, что всё-таки не видит синяки. — Ты снова не в себе. Я позвоню миссис Браун — уверен, она готова будет принять тебя даже в выходной.

Аманда знает, что миссис Браун никогда не против — она хороший психиатр и она не заставляет её говорить больше, чем она может себе позволить. А ещё Аманда знает, что ей не поможет дополнительный приём. Не он ей нужен.

— А как же «как дела в школе» или «как здоровье»? — где-то глубоко в душе она всё ещё надеется, что он обратит на неё внимание. Заметит, что ей нужна помощь, какую не сможет оказать ни один психиатр. Помощь, какую нельзя просто купить. Она уверена, что это читается в её тусклых серых глазах.

— Ты же знаешь, что у меня нет времени на такие глупости, — её отец хмурится и раздраженно взмахивает рукой. Глупости. — К тому же, мне звонили из школы — говорят, у тебя начались проблемы с поведением.

Аманда не представляет, как вести себя иначе. Не имеет понятия, как ещё реагировать на попытки одноклассников смеяться над тем, что она переживает. Не знает, может ли она не пытаться бить в ответ и не получать от них, не в силах дать адекватный ответ. Разве это так плохо? Отец сам неоднократно говорит, — но не ей — что за своё место нужно бороться, нужно уметь выживать.

Есть ли у неё место? Голова начинает кружиться.

— Уже год прошёл, тебе пора прийти в себя, — его тон такой холодный. Его взгляд такой пустой. И её для него как будто не существует. — Если получится договориться с миссис Браун на завтра, я тебе сообщу. А пока иди, займись своими делами.

Весь этот год каждую ночь она переживает свой кошмар снова и снова. Она просыпается от собственных криков, но её отцу нет до этого никакого дела. Он её не слышит.

Ей придется заняться своими делами.

На следующее утро она не идёт в школу. Сквозь толстую прозрачную стенку в тюрьме «Сан-Квентин» на неё с насмешкой и странным восхищением смотрят такие живые, такие яркие глаза.

========== 31 ==========

Комментарий к 31

Motionless in White — Necessary Evil (feat. Jonathan Davis)

«The monster you’ve made is wearing the crownI’ll be the king and you’ll be the clownI’ll take the blame, parade it aroundYou’ve made me the villain you can’t live without»

06/1998

На улице сегодня солнечно и на лазурно-голубом небе до самого горизонта не видно ни единого облака. Такая безмятежная погода остро диссонирует с внутренним состоянием Аманды Гласк — она чувствует себя так, словно все облака с этих небес собираются где-то глубоко внутри неё, превращаясь в отвратительные тучи. Её до сих пор подташнивает после госпитализации на прошлой неделе, а голова неприятно кружится, заставляя её идти медленнее и осторожнее.

Она не знает, чего ей хочется больше — остановиться и забыть о том, что нужно двигаться дальше или стиснуть зубы и продолжать идти вперёд. Она уверена, что ни один из вариантов ей не подходит. А если верить отцу, то вариантов у неё нет вовсе.

Сегодня утром они снова ссорятся. Аманда приносит из школы отличные оценки, — лишь с редкими исключениями — через силу, но всё-таки заканчивает музыкальную школу по классу фортепиано и даже пытается вникнуть в те тонкости семейного бизнеса, какие доступны шестнадцатилетнему подростку. Она лечится. Отцу всегда мало. Что она ни делает, как сильно ни старается, сколько усилий ни прикладывает — он из раза в раза повторяет ей, что она обречена.

Она не может даже сказать, что отец ненавидит её. Его взгляд такой безразличный и пустой, — совсем не такой, как у неё, когда она смотрит на своё чудовище — словно для него её просто не существует. И чем старше становится Аманда, тем сильнее убеждается в том, что и для неё он должен перестать существовать. Быть может, они с отцом просто не созданы для того, чтобы стать настоящей семьей. Быть может, единственных их связующим звеном всегда была мама, а сейчас они превращаются в чужих людей.

Тем лучше, что она так ему не нравится.

Аманде кажется странным, что единственным спокойным местом в её глазах выглядит мрачное и одинокое здание тюрьмы «Сан-Квентин». Старое, во многом обветшалое и в одиночестве стоящее на мысе, это здание напоминает ей саму себя. Даже в кабинете миссис Браун она не чувствует себя так спокойно, как здесь.

— Знаешь, ты ведь единственная, кто ко мне приходит, дорогая, — Ларри Роудс общается с ней так, словно за эти годы они становятся друзьями.

Она не понимает, почему они с ним до сих пор живы — быть может, отец прав и она действительно ни на что не способна? Ни покончить с собой, ни дождаться смерти этого жуткого чудовища.

Тем не менее, он — единственный, помимо миссис Браун, кто прислушивается к ней. Единственный, кто — как бы это ни было отвратительно — понимает её. Аманду начинает подташнивать от одного только взгляда в его карие глаза. Родинка под правым глазом раздражает, подобно назойливому бельму. Её хочется стереть.

В её сознание бессвязным потоком врываются запахи крови и препаратов, в ушах снова звенят громогласные стоны. Сейчас она уже не может вспомнить, чьи громче — матери или всё-таки её собственные. Уже заживший шрам на спине жжёт огнём.

— Я жду, — произносит она безо всяких эмоций. Ей сложно отвести взгляд.

— Не-ет, — он смеётся над ней, словно знает о ней всё. — Ты не ждёшь. Ты ищешь поддержки и думаешь, что хоть кто-нибудь объяснит тебе, что творится в твоей голове. Ты пытаешься убежать от собственных желаний, но они догоняют тебя снова и снова — желания, какие никогда не одобрят ни твоё окружение, ни твой напыщенный отец. У тебя глаза абсолютно ненормальные, и будь у тебя больше возможностей и власти, ты бы и мне фору дала. Тяга к искусству в тебе явно сильна. И знаешь, что? Это прекрасно. Ты идеальна.

Аманда его не понимает. Замечает как загорается его взгляд и меняется выражение лица, но не понимает. Ей не хочется быть идеальной для этого человека. Не хочется становиться хоть в чём-то на него похожей. Ей хочется, чтобы он — такой проницательный — задохся в собственной камере, сгорел заживо или утонул, сбросившись с ближайшей скалы. Ей хочется переломать ему кости собственными руками, отсечь его пальцы и заставить проглотить их, подавившись насмерть.

Все её желания — от необходимости быть понятой хоть кем-то до склонности к насилию — отражаются в её серых, уже не таких безжизненных глазах.

— Уверен, что только что ты придумала с десяток способов меня убить, — он угадывает так легко, что ей хочется переломить пополам трубку, которую она сжимает в руках. Угадывает и отвратительно ухмыляется. — Тебя так легко прочесть.

От одной только мысли об этом становится не по себе. Серийный убийца, не получивший даже должного наказания, понимает её лучше, чем собственный отец. Даже лучше, чем её психиатр. Аманду тошнит от него. Тошнит от самой себя.

— Почему ты просто не умрёшь? — спрашивает она в который раз. Этот вопрос преследует её уже три года. Почему он не умирает? Почему не заслуживает смертной казни, как те, другие? Его преступления куда тяжелее, но он всё равно получает всего лишь двадцать пять лет тюремного заключения. — Почему?

— Я же говорил тебе, — ей кажется, что чудовище чувствует себя победителем. — Я не собираюсь умирать. В отличие от тебя, у меня есть планы на эту жизнь.

Аманда с грохотом вешает трубку и говорит себе, что её цели станут куда ярче, чем он может себе представить. Ей плевать, что думает о ней разочарованный её слабостью отец, но попытки Ларри Роудса уязвить её влияют на неё совсем по-другому. Она не может позволить себе просто взять и отказаться от своей жизни, если у него есть какие-то планы. Она сломает их, уничтожит и рано или поздно сделает так, что он сдохнет в мучениях.