04/2008

Телефон Теру Миками доступен почти всегда — он принимает звонки даже в нерабочее время, независимо от того, когда и кто ему звонит. Иногда простой звонок может решить исход дела, и пусть он помнит всего два подобных случая, отступаться от собственных принципов он не собирается. Не собирается даже тогда, когда на экране телефона высвечивается номер другой страны.

— Слушаю, — произносит он, удерживая телефон одной рукой, а другой продолжая вносить имена в тетрадь. Он не может позволить себе отстать от расписания.

— Господин Миками, я полагаю? — мужской голос на том конце провода ему не знаком, но этот человек прекрасно и почти без акцента говорит на японском. — Это Рейнард Гласк. Мы с вами знакомы, но сомневаюсь, что вы меня помните.

Он помнит его даже лучше, чем ему самому хочется. С Рейнардом Гласком — отцом Аманды — они встречаются всего единожды, но эту встречу Теру запоминает надолго. Тогда, несколько лет назад, тот обращает на него ровно столько внимания, сколько нужно, чтобы поздороваться и смерить его полным разочарования взглядом.

«Очевидный выбор, — говорит тогда Рейнард Гласк своей дочери. — Я ни капли не удивлён. Очень жаль, что лучше тебе так и не стало».

В тот день Теру даже не понимает, о чём идёт речь, но сейчас — сейчас он точно знает, что отец Аманды говорит о том, почему она выбирает именно его. И ему прекрасно известно, почему. Ему интересно, знает ли об этом сам Гласк и чего от него хочет.

Теру уверен, что им не о чем говорить.

— Я вас помню, господин Гласк, — он продолжает писать и на мгновение сводит брови, когда одна из линий в последнем иероглифе выходит длиннее, чем нужно. — Не буду спрашивать, откуда у вас мой номер — уверен, что у вас такие же длинные руки, как и у вашей дочери. Вы что-то от меня хотели?

В трубке слышится сдавленный смешок.

— Хотел уточнить, как много вы знаете о жизни Аманды, господин Миками, — по голосу Гласка становится ясно, что их ждёт далеко не простой разговор. Теру чувствует жгучее желание сменить иероглифы латинскими буквами, но продолжает записывать имена из своего списка.

— Достаточно, — говорит он холодно. — Почему вы интересуетесь?

Он почти уверен, что у того есть какой-то план. Аманда воспитывается отцом и кто, если не он, прививает ей недоверие к людям и умение манипулировать ими? Рейнард Гласк может оказаться манипулятором даже лучшим, чем она. Разница лишь в том, что у её отца нет ни единого инструмента, чтобы манипулировать им.

Скрип его ручки по бумаге наверняка слышен и на том конце провода.

— Уверен, вас заинтересует, почему вы стали её целью, — Теру готов поспорить, что слышит в голосе Рейнарда намек на самодовольство.

Целью. Ему почти смешно. Господин Гласк даже не догадывается, сколько он на самом деле знает об Аманде.

— Я знаю, — его голос звучит спокойно и ровно, несмотря на то, что он усмехается. — В своё время я досконально изучил дело господина Роудса.

Судя по тому, что в трубке уже несколько секунд слышится лишь тишина, его ответ Гласка не устраивает. Чего он вообще от него ждёт? Теру перебирает в уме варианты и не может найти ни одного правдоподобного. Разве что тому хочется разрушить жизнь своей дочери, которая решает пойти не по тому пути, что он сам для неё выбирает. Он сильно сомневается, что тот осознаёт, какую роль в её жизни он играет.

За окном начинает шуметь дождь, а в его кабинете, где горит одна только настольная лампа, становится совсем мрачно.

— И вас ничего в этом не смущает? — наконец-то спрашивает Рейнард. Тот явно контролирует свой голос, но на мгновение в нём всё-таки проскальзывает удивление.

«Уничтожить», — думает Теру про себя, вписывая очередное имя. Ему жаль, что он не может произнести это вслух.

— Нет, — говорит он вместо этого. — Прошу прощения, господин Гласк, но я не понимаю, чего вы от меня хотите и зачем тратите как моё, так и ваше время.

Ему интересно, на что ещё он может попробовать надавить. Он гадает, какой же всё-таки у него план. И почти смеётся мысли о том, что теперь с ним пытается играть не только детектив — и ни один из них не понимает, по каким правилам нужно играть в эту игру.

— Я всего лишь хотел предупредить, что моя дочь не так проста, как кажется, — он не уверен, но ему кажется, что в голосе Рейнарда Гласка угадывается раздражение. — Однажды она уже разбила сердце одному хорошему человеку. Честно говоря, я даже не уверен, что после всего, что с ней произошло, она способна по-настоящему что-то чувствовать.

Отец Аманды даже не представляет, сколько всего она способна чувствовать. По-настоящему. Невольно Теру вспоминает о том, какими глазами она на него смотрит; о том, как она произносит его имя и что она ему прощает. Вспоминает о том, как она ведёт себя, когда он впервые видит её глазами шинигами.

Он знает, что Аманда, пусть никогда и не говорит об этом вслух, любит его.

И всё-таки Теру ощущает как внутри просыпается отвратительное, но до боли знакомое чувство, когда он слышит про чужое сердце. Неважно, когда это происходит и какие она преследует цели — ему хочется вырвать разбитое сердце того, на кого она когда-то обращает своё внимание.

На странице тетради, которую он отводит под сегодняшний день, почти не остаётся места.

— Мы с вами толком даже не знакомы, господин Гласк, — безразлично произносит Теру. — Я ни за что не поверю, что вы за меня переживаете.

Он шумно выдыхает. Ему нужно только имя. Всю остальную информацию он достанет сам.

— Считайте это мужской солидарностью, господин Миками, — он слышит как Рейнард усмехается.

— И кто же тот хороший человек? — Теру даже не пытается замаскировать свой вопрос. Он знает, что в нём нет ничего странного.

— Джерард Блейк, — Рейнард ничего не подозревает. Да и с чего бы ему? — Аманда буквально увела у него из-под носа мою корпорацию. Бедняга лишился всего.

Значит, это происходит за те три года, что она отсутствует в стране. Теру даже становится интересно, как много граней личности Аманды успевает за это время увидеть господин Блейк. Он почти уверен, что ни единой.

— Спасибо, господин Гласк, — на этот раз Теру ухмыляется открыто — так, что этого просто невозможно не услышать. — Но я не думаю, что Аманда претендует на место окружного прокурора.

— Я вас предупредил, а что делать с этой информацией — решать уже вам, господин Миками. Всего доброго.

Дождь продолжает шумно барабанить по окнам и на мгновение помещение освещает яркая вспышка молнии. Где-то позади слышится приглушенный смех шинигами, и Теру хочется смеяться вместе с ним, хотя он уверен, что поводы у них разные.

У него есть ещё полчаса, чтобы выяснить, кто же всё-таки такой Джерард Блейк.

========== 25 ==========

Комментарий к 25

Aviators — Love Bites

«You’ve become a beastThat I can’t tameYour love’s possession is aDevil’s game»

04/2008

Каждый день Аманда Гласк говорит себе, что должна оставаться сильной. Каждый день она заглядывает в зеркало и видит в отражении своих серых глаз неприятную решимость. Она не может позволить себе расслабиться, не может отвлечься ни на мгновение, зная, что где бы она ни находилась за ней будут пристально следить чужие глаза. Неважно, чьи — Рэм, что зачастую молчаливо следует за ней по пятам; вездесущего детектива и его камер или коллег. Время от времени её напрягают даже взгляды простых прохожих.

Она устаёт. Ей хочется остановиться, взять хотя бы короткую передышку и выдохнуть. Её жизнь меняется и движется с такой скоростью, что её начинает подташнивать. Ей кажется, что она едва успевает за этим ритмом и ещё немного — и обязательно отстанет, потеряв темп.

Аманда знает, что у неё нет права отстать или сдаться. Она принимает на себя ответственность — за транснациональную корпорацию; за титул Киры, который становится с каждым днём всё тяжелее; за необходимость выпутаться из цепкой хватки детектива — и не отказывается её нести. И даже если однажды она надломится, у неё не будет права прекратить двигаться вперёд.