Кофе остывает и становится противно-кислым на вкус. Когда она с грохотом ставит чашку на стол, то понимает — Теру может быть сколь угодно умным и расчетливым человеком, но от этого он не перестаёт быть человеком эмоциональным. Импульсивным и до фанатизма одержимым своими идеями. Идеальным человеком. Просто не в этих обстоятельствах.

Сегодняшний рабочий день обещает быть очень долгим. Приведя себя в порядок и собираясь выходить из дома, Аманда отправляет ему короткую смс. Раз уж мистер детектив следит за ними практически повсюду, им придётся выбраться на свидание.

Впервые в жизни Аманде хочется, чтобы свидание оказалось настоящим. Хочется, чтобы ход её мыслей оказался в корне неверным.

***

В номере, который они снимают, до рези в глазах светло, несмотря на стоящую за окном ночь. Потолочное освещение кажется излишне ярким, а оформленный в светлых, практически белых тонах интерьер не вписывается в установившуюся в помещении мрачную атмосферу. Даже воздух здесь будто бы слишком густой — он забивается в ноздри и проникает в лёгкие, не позволяя дышать полной грудью.

Они молчат. Аманда садится в кресло и по привычке закидывает ногу на ногу, когда Теру так и остаётся стоять у дверей, прислонившись плечом к высокому шкафу. Сейчас он смотрит на неё сверху вниз — снова — и его взгляд неуловимо меняется. Становится ярче, острее. Её дыхание сбивается с привычного ритма.

Она уже почти уверена, что не ошибается.

— Ты же понимаешь, что это то же самое, что и подписать себе смертный приговор, Теру? — спрашивает она. В её голосе не слышно холода, но она пытается. Его глаза не дают ей сосредоточиться.

Ему нужно только прищуриться, и сходство станет окончательным.

— Понимаю, — он кивает и линзы в его оправе едва заметно бликуют. Он всё-таки щурится. — Но любой, кто идёт против воли Господа должен быть наказан.

Аманде всё ещё противен этот титул. Тем не менее, она ничего не говорит — лишь поправляет тугой воротник своей красной блузки. Ей не хочется подыгрывать ему в этой странной игре в религию, но выбора у неё не остаётся. Она надеется, что правильно понимает ход его мыслей.

Ей хочется надавить на самое больное место.

— И ты тоже? — она кривит губы в ухмылке.

— Если понадобится. Но я не считаю, что где-то пошёл против твоей воли, Аманда, — он улыбается — пугающе ярко — и в одно мгновение преодолевает расстояние между ними, сжимает пальцами подлокотники кресла, нависая над ней. — Самая большая проблема любви господней в том, что желают её все.

Они оба затихают на пару мгновений. Сейчас они легко могут чувствовать на коже дыхание друг друга. Частое, прерывистое, выдающее беспокойство дыхание.

— Я не могу позволить кому попало смотреть на тебя, — Теру продолжает. Он снимает свои очки и кладёт их на тумбочку, тут же поворачиваясь обратно к ней. Она до сих пор не может перестать смотреть ему в глаза. — Не так. Не так часто, не такими глазами.

Аманда уверена, что любые взгляды в её сторону — плод его воображения, навязчивая идея или недопонимание, которые приводят к пугающим последствиям. Ей хочется сказать об этом, но слова так и застревают в горле. Его глаза — такие — зловеще поблескивают алым в тени его темных волос.

Ей кажется, что на его бледной коже не хватает пары случайных брызг крови. На мгновение — одно короткое мгновение — она жалеет, что Теру убивает с помощью тетради. Ей хочется посмотреть, как он делает это собственными руками. Хочется видеть его ярость и все те желания, которые он постоянно прячет под маской холодного, почти идеального в глазах окружающих человека. Он — хаос, скрывающийся за личиной порядка.

— Сосчитай для меня до четырёх, Теру, — произносит она полушепотом. Эта просьба срывается с её губ раньше, чем Аманда успевает её осмыслить. Её собственные глаза сейчас горят не менее ярко, чем у него.

В его взгляде читаются непонимание и удивление, она замечает, как он вскидывает брови, прежде чем улыбнуться. Несмотря на то, что она никогда не рассказывает ему о том, откуда на её спине огромный художественный шрам и почему несколько лет назад она смотрит именно в его сторону, она уверена, что он догадывается об этом. Теру — до неприличия проницательный человек. Чудовище.

Он всё-таки считает. Его глаза — эти проклятые глаза — так близко, что её разрывает между желанием выцарапать их своими длинными темными ногтями и окончательно в них утонуть. Аманда прислушивается к медленному, хриплому счёту и против своей воли выбирает второе.

По спине, повторяя изогнутый узор её шрама, пробегает холод. Ей хочется выдать ему заточенный стек — точно такой же, каким когда-то другое чудовище оставляет на ней этот шрам.

— Четыре, — и его взгляд сияет так, будто он ждёт кульминации не меньше, чем она.

Они смотрят друг на друга с одинаковым — нездоровым — восторгом. На накрашенных темно-бордовой помадой губах Аманды сквозь поцелуй выступает алая кровь.

Самое жуткое чудовище в жизни Аманды Гласк — это она сама.

========== 19 ==========

Комментарий к 19

UNSECRET, Alaina Cross — Out of My Cage

Lord of the Lost — My Better Me

«Go ahead just try and stop me I’ll make sure you leave crawling»

02/2008

В зеркале отражается совсем другой человек.

Длинные светлые волосы растрепаны и спадают на лицо, бросая тень на бледные глаза и едва заметные синяки под ними. Она рассеянно отмечает, что её отражению растрепанные волосы идут даже больше обычных аккуратных причесок. В приглушенном свете острые черты лица выделяются ещё сильнее, на припухших губах — ссадины и мелкие раны. Пальцами она касается своей щеки — и определенно чувствует прикосновение.

Над её головой красным пятном маячит имя. Она так привыкла его видеть, что не обращает на него внимания. И всё-таки она не понимает, когда мисс Гласк из жесткой становится по-настоящему жестокой. В какой момент эта её половина — худшая половина — становится во главе угла? Уродливая, сломанная, сформированная совсем другим человеком. Она столько лет работает над тем, чтобы укротить её, посадить в клетку и лишь наблюдать со стороны, смеясь над тем, какой слабой и глупой она может быть.

Она не понимает, когда клетка всё-таки распахивается и она выбирается наружу. Теперь она смотрит на неё с той стороны зеркала и улыбается — по-настоящему ярко, да и глаза её вовсе не бледные. Они — льдисто-серые — блестят и время от времени отливают красным. Эти глаза тоже кажутся ей проклятыми. Чужими.

Добрую половину своей жизни Аманда Гласк выгрызает себе путь наверх: сначала у этих жутких чудовищ, — того, что едва не уничтожает её и того, что поселяется глубоко внутри неё самой — потом у общества, в котором оказывается, а затем и у собственного отца. Она ещё помнит, как он отказывается принимать свою дочь в качестве преемника. Она помнит ту ожесточенную гонку талантов и разумов, в какую она вступает, чтобы противопоставить себя тому, кого отец выбирает сам. И она побеждает.

Аманда Гласк побеждает всех на своём пути, кроме самой себя. На её искалеченных губах в отражении играет ядовитая улыбка. Она уверена, что всё начинается в тот момент, когда она решает отыграться. В тот момент, когда замечает отвратительно похожего на Роудса Миками и говорит себе, что хочет его сломать. Именно тогда висящий на клетке замок щелкает в первый раз с шестнадцати лет.

Их отношения напоминают качели: она раз за разом привязывает его к себе, чтобы потом ударить как можно больнее. Но он никогда не реагирует на удары. Почти никогда. И ей кажется, что в тот момент, когда он наконец-то отвечает ей ударом на удар, замок щелкает снова — взгляды их запертых глубоко внутри чудовищ встречаются. Тогда ей кажется, что она всегда может повернуть назад. В её жизни и без него достаточно чудовищ.

Аманда касается пальцами яркого синяка чуть ниже правой ключицы и её отражение в зеркале вновь улыбается. Она наконец-то обращает внимание на тень, что неизменно маячит за её спиной уже несколько месяцев — с тех самых пор, как к ней попадает тетрадь. Она закрывает глаза. Становится ли тетрадь той отмычкой, что срывает последнюю пружину замка? Да.