Как долго бы гибель родителей не изводила их сына, он должен жить дальше, ради последнего, что осталось от его семьи. Продолжив поиски принадлежностей для письма, Генрих нашёл чистые листы бумаги. Несмотря на их скомканный и неприглядный вид, они были единственным материалом, на котором можно было вести записи. Перо и чернила были в столе — несмотря на долгое неиспользование, пишущие материалы оставались в хорошем состоянии и, помучившись в написании пером, юноша составил письмо для лейтенанта Диди, где смог грамотно изложить всю сложившуюся ситуацию.

Закончив с посланием, офицер поднялся с кресла. Он направился в столовую, где ожидал встретить ещё не покинувших замок водителей грузовиков. Быстрым шагом проносясь мимо комнат первого этажа, Генрих слышал радостные возгласы Анны из библиотеки, — так он понял, что с ней всё в порядке. Водители ещё не покинули замок, они как раз завершали свой завтрак и готовились к отправлению. Генрих вручил одному из них письмо с просьбой отдать лейтенанту Диди лично в руки. Согласившись со всей сложностью сложившейся ситуации, водители пообещали незамедлительно всё сделать, как положено. В качестве охранника, и будущего водителя, с ними отправился Франц, — Генрих прекрасно помнил, что именно он спас жизнь своему офицеру в опустошенном госпитале. Несмотря на то, что Генрих был единственным офицером, который находился со своими солдатами в дружеских отношениях, другие командующие были против этого, — отношение Генриха к подчинённым было выше профессиональных ещё в Керхёфе.

Все надеялись, что возвращение Франца произойдёт без последствий. Проводя взглядом уезжающий конвой, все разошлись по своим делам. Приказов никаких не поступало, поэтому остальные солдаты стали гулять по замку и разглядывать его. Вольфганг осознавал, что нужно что-то делать и подошёл к Генриху.

— Мы должны найти виновников нападения и избавиться от них.

— Знаю, но в деревне проживает не один человек, но нас есть только пара зацепок — тягач и пулевое ранение. — Генрих уже обдумывал различные планы и идеи, но пока ни к чему не пришел.

— Для начала достаточно, предлагаю спуститься в деревню и осмотреться.

Генрих согласился с предложением своего друга, но попросил дать ему немного времени. С момента ночной встречи с полным комплектом стальных доспехов, глаз Генриха ужасно болел. Он ныл на протяжении всего времени, распространяя эти неприятные ощущения по всей голове. Генрих не желал их терпеть дольше положенного, ибо в начале он надеялся, что всё пройдёт само по себе.

Юноша знал только одного человека, который может ему помочь с этой задачей и, отчасти, Генрих был рад скорой встречи с Эльвирой. Находясь рядом с доктором его сердце посещали ранее незамеченные чувства, которые были очень приятны. Путь юноши лежал в библиотеку, откуда ранее он слышал смех своей сестры.

Проходя по знакомым коридорам, Генрих видел своих солдат, что отдыхали и разглядывали окружение. Он решил их не тревожить раньше времени, — ему ещё предстоит пройти через очередную дезинфекцию, а потом всех солдат ждёт вылазка в деревню. Остановившись перед дверью в библиотеку, Генрих слышал активный разговор между Анной и Эльвирой, где они обсуждали книжки и сказки. Стоя, как вкопанный, он не знал, как ему стоит войти. «Нужно постучаться? Может, просто, открыть и войти? Надо ещё раз здороваться?» — проносились бешеным потоком мысли в голове Генриха, он начал нервничать, не понимая причину столь сильного дискомфорта.

Этот поток прекратился, когда дверь в библиотеку раскрылась, и за ней стояла Эльвира. Это была такая же неловкая и резкая сцена, как этим утром, когда они все случайно встретились в коридоре. Девушка, открыв дверь, была удивлена увидев офицера, она даже дёрнулась от удивления. Затем, посмотрела на Генриха, и её лицо озарила краска.

— Мой глаз… — шепотом сказал Генрих, отходя от стыда за испуг девушки.

Услышав это, Эльвира напряглась, одобрительно кивнула и, пробежав под рукой Генриха, умчалась к медицинскому кабинету. Возможно, не сами слова её шокировали, а интонация, с которой говорил юноша, некий странный полушепот, будто умирающий солдат просит последний стакан воды. Анна, увидев это, невинно улыбалась, пытаясь всеми силами изобразить радость на лице. События вчерашнего вечера повторялись: она опять не хотела оставаться одна. Генрих понимал чувства своей сестры, и не думал уходить, пока кто-нибудь не присмотрит за ней. Проходили минуты, доктор задержалась в своем кабинете, возможно, она ожидала пока пациент сам придёт. Всё это время, Анна и Генрих молча смотрели друг на друга, девочка отвлеклась от чтения книги, она увлечённо смотрела на своего брата. Жесткие чёрные штаны, длинный кожаный мундир, фуражка с орлом на тулье, и глазная повязка на левой стороне лица. В мыслях маленькой девочки её брат не выглядел, как рыцарь на белом коне, он скорее походил на главаря лесных бандитов. Только его голубой глаз с добрым взглядом менял всю картину. Лесные грабители бы никогда не смотрели такими добрыми глазами. Он был для неё добрым принцем в виде грозного бандита.

Сзади Генриха раздались звуки шагов, он надеялся, что пришла Эльвира. Он не оставит Анну снова в одиночестве, и, за ней будут присматривать. Для него было удивительно, что пришел Вольф, который, слегка оттолкнув своего друга в сторону, вошёл в библиотеку. Генрих сразу понял замысел Вольфганга и был очередной раз благодарен ему за помощь. Офицер развернулся в сторону медпункта и ушёл. Сзади него доносились голоса его друга и сестры.

— Анна, давай я тебе почитаю, — спокойно проговорил он, точно говоря с своей собственной сестрой.

— А ты умеешь? — удивлённо вскрикнула девочка.

— Как это, умею ли я?!

Такой неловкий разговор, что разносился эхом по ближайшему коридору, вызвал у Генрих лёгкий смешок. Для Анны было довольно грубо так говорить со старшим, но это было комично. К тому же, Генрих уже догадывался, что именно Вольфганг научил девочку различным колкостям. Оставалось только надеяться, что она не возьмёт в привычку что-то ещё.

Генрих вошёл в медицинский кабинет, где его ждала Эльвира. Она, возможно, не понимала всей ситуацией с Анной, не знала, что её нельзя оставлять в полном одиночестве, даже и представить не могла, насколько это маленькое и уязвимое создание. Было бы неправильным обвинять доктора в том, чего она не может знать, — она врач, не няня.

— Был с сестрой? — спросила Эльвира, когда её пациент сел рядом с ней на стул.

— Да, — твёрдо ответил Генрих. — Её тяжело оставлять одну. Ей тяжело быть одной.

Доктор, состроив слегка виноватое лицо, принялась убирать повязку с глаза офицера, обнажив недавнюю рану. Она обнаружила, что повреждённый глаз слегка покосился в другую сторону. Его, видимо, хотели повернуть, но он застрял в определённом положении, и повреждённый нерв не смог исправить такую ситуацию.

— Ты слишком сильно напряг глаза, и он застрял. Его можно удалить или вернуть обратно, но при втором варианте всё может повториться, — говорила Эльвира, смачивая проспиртованной ватой рану и проводя дезинфекцию.

Такое предложение для Генриха было неприятным, он не желал лишаться своего глаза окончательно. Возможно, его мысли были глупы и наивны, но где-то в глубине души жила крупица надежды, что он когда-нибудь вернёт себе зрение. Юноша был вынужден отказаться от удаления.

Эльвира принялась вручную возвращать смещённый глаз в правильное положение. Взявшись двумя пальцами за яблоко, она осторожно поворачивала его, чтобы он встал симметрично второму. Вся эта операция была очень болезненной для юноши — последние два дня этот глаз доставлял ему огромную кучу проблем, даже всплыла мысль согласиться на его удаление.

— Почему ты стала доктором? — спросил Генрих, пытаясь отвлечься от боли.

Несмотря на попытки быть спокойным во время операции, юноша кряхтел в неудачных попытках сдержать себя. Его руки сжимали брюки с такой силой, что пальцы периодически пощелкивали.

Доктор осторожно проводила свою операцию, не обращая внимание на вопросы и другие внешние раздражители. Она хотела выполнить всё идеально. По окончании смещения яблока, она облегченно выдохнула и облокотилась на спинку стула. Только тогда она решила ответить на вопрос, который прозвучал больше минуты назад.