Удрученная Кэролайн понимала, что ее никто не принуждает ехать. Но она представила себе, что Катя останется под присмотром матери так близко от поля боя, и вздрогнула. Тэйчили права. У них нет выбора.

Путники провели в дороге уже шесть суток, меняли лошадей в маленьких деревушках и ехали дальше. Они пересекли множество рек и речушек. Хвойный лес по обе стороны дороги постепенно сменился лиственным, на склонах невысоких холмов виднелись серебристо-белые стволы берез, уже сбросивших листву из-за наступивших холодов. Уже неделю не было дождей, и дорогу не развезло, поэтому все надеялись на следующий день к вечеру добраться до Москвы.

За крытой дорожной каретой, в которой ехали княгиня, Кэролайн, Катя, Тэйчили, Раффальди и любимая камеристка княгини, привезенная ею лет десять назад из Бадена, следовали четыре телеги с десятком слуг и сундуками, нагруженными вещами и съестными припасами.

В карете все спали, бодрствовала только Кэролайн. Вечерело. Девушка вгляделась в мутные воды реки, когда они въехали на мост. Ей никак не удавалось избавиться от тревоги, не покидавшей ее все это время. Кажется, пока для этого не было причин. В деревнях, где они останавливались, чтобы сменить лошадей, местные жители — в основном старики, женщины и дети — дружелюбно и с любопытством поглядывали на них. Никто пока ничего не слышал ни про Бородино, ни о большом сражении. Может быть, князь Воронский ошибался?

Кэролайн надеялась, что это так. Она упорно думала о Николасе.

Перед отъездом ей удалось передать князю записку с сообщением о том, что Мари-Элен велела всем перебраться в Москву. Узнав об этом, он наверняка захочет навестить свое семейство. И что случится тогда? Кэролайн не вынести больше его холодного, отчужденного взгляда.

Девушка помнила каждое драгоценное мгновение их близости, пылкую страсть и невероятную нежность Николаса. Наверное, она что-то не так поняла и его отчуждению есть какое-то объяснение.

Карета внезапно остановилась.

— Что случилось? — спросила, открыв глаза, Катя.

— Не знаю. — Кэролайн выглянула в окошко кареты и тут же услышала приближающийся топот лошадиных копыт. Все в карете застыли в ожидании. Кэролайн высунулась и увидела, что к ним направляется отряд из десятка всадников.

— Солдаты! — объяснила она. Мари-Элен побледнела.

— Надеюсь, это наши?

— Трудно сказать, они еще довольно далеко, мне не удалось разглядеть.

Шесть пар глаз замерли в тревожном ожидании.

— А если это французы, что с нами будет? — нарушила молчание Катя.

— Не бойся, дорогая, — заверила девочку Кэролайн, — они увидят, что здесь дамы, и позволят нам ехать дальше. — Сама она сомневалась в том, что вражеские солдаты по-джентльменски обойдутся с дамами, и ее тоже охватил страх. Взбив копытами тучи пыли, всадники окружили карету. Когда пыль рассеялась, Кэролайн заметила знакомый цвет мундиров и с облегчением вздохнула. Слава Богу, это русские! Она вглядывалась в их лица, надеясь увидеть Алекса, а может быть, даже Николаса. Но в карету заглянул незнакомый молодой офицер в кивере. Обведя всех взглядом, он обратился к Мари-Элен.

— Мадам, я майор Веренко. Позвольте узнать, что вы делаете на этой дороге?

— Я — княгиня Северьянова. Мы держим путь в Москву.

— Мадам, вам придется отправиться в объезд. И зачем вы собрались в Москву? Все жители покинули город.

— Покинули город? Вы хотите сказать, что Москву отдадут французам?

— Я не намерен обсуждать это с вами, мадам. Но довожу до вашего сведения, что власти приказали жителям покинуть город.

— Но мы должны добраться до Москвы! Там моя мать. Она умирает! Может, распорядитесь, чтобы нас сопровождали до города, майор? — Княгиня соблазнительно улыбнулась.

— Извините, мадам, но я здесь не на прогулке. И как бы мне ни хотелось сопровождать вас до Москвы, я не могу этого сделать. Если уж вы решили все-таки добраться туда, сверните направо и поезжайте другой дорогой. Она длиннее, но не так опасна. А здесь вы рискуете нарваться на батальон французов. — Офицер решительно захлопнул дверцу кареты.

Кэролайн, выскочив из кареты, подбежала к офицеру.

— Простите, майор. Скажите, что там в Бородино? Какие новости? Состоялось ли сражение?

— Битва закончилась. Мы победили. Но у него было такое мрачное выражение лица, что Кэролайн усомнилась в словах майора.

— Почему же вы так удручены, если одержали победу? И почему жители покидают Москву?

— Французы считают, что победили они. По правде говоря, я и сам не понимаю, кто победил. Сражение было очень кровавым. Огромное количество погибших и раненых! Я никогда не думал, что придется увидеть такое своими глазами!

Они добирались до Москвы еще целые сутки. Навстречу им двигались подводы с ранеными и бесконечная вереница повозок с беженцами и их пожитками. К Москве направлялись только они. Кэролайн проклинала Мари-Элен за ее упрямое сумасбродство.

Наконец путники въехали на безлюдные окраины города. Кэролайн, хотя и боялась увидеть за ближайшим поворотом отряд французских солдат, во все глаза разглядывала открывшийся перед ней прекрасный город, совершенно не похожий на Санкт-Петербург. В золотых куполах церквей отражались лучи заходящего солнца. Каменные и деревянные дома с мезонинами были украшены искусной резьбой. Вдали виднелись огромные величественные соборы.

Город был пуст: ни одного экипажа, ни одного пешехода.

— Княгиня, еще не поздно повернуть назад, — сказала Кэролайн.

— Мы почти дома. — Мари-Элен сердито взглянула на нее.

По обеим сторонам улицы стояли каменные особняки, обнесенные высокими чугунными оградами. Сквозь раскрытые ворота виднелись дворы, вымощенные брусчаткой, и фронтоны зданий. Многие были украшены колоннами в классическом стиле, но преобладал русский стиль.

Кэролайн с облегчением заметила, как перед одним из особняков суетятся слуги, укладывая на телеги вещи хозяев. Значит, в Москве еще есть жители?

— Вот видите, — торжествующе заявила Мари-Элен. — Не все покинули город. И не убеждайте меня, что жители бежали из Москвы! Вы слышали, что сказал этот молодой майор? Мы одержали победу!

Миновав ворота, они въехали на мощеный двор перед великолепным особняком. Он заметно отличался от дворца в Петербурге. В его архитектуре не ощущалось европейского влияния, и Кэролайн казалось, будто она перенеслась на несколько веков назад или попала в какую-то восточную страну. Слуга забарабанил в парадную дверь, громко оповещая о прибытии княгини.

На пороге появился дворецкий в ливрее:

— Княгиня! Мы вас не ждали!

— Вижу. — Мари-Элен вошла в дом..

Кэролайн, держа Катю за руку, последовала за ней.

— Простите, княгиня, но мы думали, что вы в Твери, — продолжал оправдываться дворецкий.

— Хватит болтать. Лучше прикажи разгрузить телеги.

— Слушаюсь, ваше сиятельство, но все наши соседи уехали.

— Что за чушь ты несешь? Разве мы не выиграли сражение возле той деревни?

— Выиграли, княгиня. Однако всем приказали покинуть город. Люди уехали.

— Ты, должно быть, что-то напутал. — Мари-Элен топнула ножкой. — А что же наша армия? Неужели мы отдадим Москву Наполеону?

— Про это мне не известно, — смутился дворецкий. — Получив распоряжение, мы собирались его выполнить.

— Только не говорите, что вы меня предупреждали. — Мари-Элен бросила злобный взгляд на Кэролайн.

Девушка прикусила язык. Если у княгини осталась хоть капля здравого смысла, она должна приказать уехать отсюда. Немедленно.

— Ладно, — бросила Мари-Элен. — Я скоро узнаю, в чем тут дело. Пусть разгружают только то, что необходимо для короткого пребывания здесь. А я поеду в город и выясню, что происходит. Только сначала приму ванну и переоденусь.

На землю опустились сумерки. В сумерках бивак с парусиновыми палатками и походными кострами, разбитый среди деревьев, являл собой почти мирную картину. Никто бы не догадался, что здесь всего шесть дней назад произошла кровавая битва, унесшая множество человеческих жизней. Николас вышел из палатки и прислушался. Солдаты отдыхали, тихо переговариваясь между собой. Многих он знал и по выражению их лиц видел, что они не просто устали, но не оправились от потрясения после сражения. Князь и сам еще не пришел в себя. Он задумчиво поглядел в ту сторону, где находилась Москва. Города отсюда князь, конечно, не видел, но до него можно было рукой подать. Кутузов приказал отступить еще на шестьдесят миль к востоку.